— Что мне не нравится, так это здешние запахи, — заговорила эльф, оторвав от сочной виноградной грозди крупную ягодку.
— Да, правда, — согласно кивнул Влад, принюхиваясь. — Пахнет не ахти… не пойму, чем. Причем везде!
Костя с шумом втянул носом воздух и, поморщившись, завертел головой в поисках источника неприятного аромата. Ничего подходящего вроде бы не было…
— А правда, что это за вонь?!
— Вам лучше не знать, — издал смешок Жозеф.
— Почему это? — вскинулся цыган.
— Здесь… хм… плохие санитарные условия. Можно так сказать.
— В мире Хуана и Дианы тоже почти Средневековье, но такой вони нет! — возразил Назар.
— Ты верно подметил — в мире ХУАНА и ДИАНЫ! Там — их мирок. И они постарались, чтобы он соответствовал их представлениям об идеале.
— Странные у них идеалы, — пожал плечами Влад, вспоминая мрачную атмосферу реальности, в которой волею судьбы провел пару лет своей жизни.
— Да уж, идеал тот еще, — охотно подхватил Костя. — Я бы выбрал что-то более технически развитое.
— У каждого свой идеал, — спокойно откликнулся Жозеф. — Диана и Хуан находили особое очарование в средневековой романтике. И я их хорошо понимаю.
— А ты хоть бывал в технически развитых мирах? — презрительно поинтересовался Назар, делая глоток сока.
— Бывал, конечно. Хуан приглашал меня на прогулку в такие реальности… мне не понравилось.
— Не понравилось?! — поразился Костя.
— Да, — подтвердил Жозеф. — Нелепая одежда, напоминающая нижнее белье, шум, запах гари… и — атмосфера злости. Ожесточенность.
— Злости? — почти возмутился Влад. — Мы зато не устраиваем публичных казней!
— И что? — фыркнул Жозеф. — Казнь — это казнь. И я лично эти кровавые представления никогда не посещаю.
— Все равно — публичная казнь, толпа зрителей (пусть и без тебя) — это, по-твоему, атмосфера добра?
— Нет, — голос Жозефа стал увереннее, наполнился силой. Все, включая насупленного Назара, невольно затаили дыхание. — Я не говорю, что миры вроде Агата — рай на земле. Нет, конечно. Но у вас все как будто друг друга ненавидят. Бегут куда-то, не замечая никого и ничего вокруг. По-моему, вы и себя не замечаете.
Влад слушал с некоторой обидой. Родная реальность вспоминалась ему в розовых тонах. В конце концов, то был ЕГО мир. Только его…
— Ну и речь! — пришел в себя Назар. Его полные губы исказила ухмылка. — Не похоже на тебя!
Жозеф мельком взглянул на цыгана, ничего не ответив. Вместо него заговорил Влад — причем весьма сердито:
— Послушать тебя, так можно подумать, в твоем мире живут одни святые!
— В моем? — горько усмехнулся собеседник. — А где он, мой мир?
Наступила неловкая пауза. Всем сделалось не по себе, даже Назар как будто притих.
— Мы мало знаем о тебе… о твоей жизни, — наконец, мягко сказала Таисия. — Ты очень скрытен. Ничего нам не рассказываешь.
— Не рассказываю… потому что не о чем.
— Как это — не о чем? — удивился Костя. — Хотя бы о своем мире!
— У меня нет мира. Нет прошлого. Я — никто. Фантом. Помните?
— Если честно, я редко об этом вспоминаю, — честно признался Влад.
Фантом мгновение молчал, потом лаконично и, как показалось Владу, искренне произнес:
— Спасибо. Это лучший комплимент в моей жизни.
Тон, которым он это сказал, и чувство, вложенное в фразу и светившееся во взгляде, смутили Влада. Парень искоса глянул на Мишель, которую могло задеть упоминание о «лучшем комплименте», и поспешил спросить:
— Ну, а мир твоего… ммм… первоисточника? О нем — можешь рассказать?
Жозеф мрачно изучал свои переплетенные пальцы и не спешил приступать к рассказу.
— Ну, же! — не выдержал Костя.
— Действительно! — присоединился к приятелям и цыган. — Хватит скрытничать!
И Жозеф сдался.
— Жозеф-человек был сиротой, — холодновато начал он. — Лет до пяти жил в приюте при монастыре… потом сбежал оттуда.
— Сбежал? — перебил Костя. — Почему? Там обижали детей?
Жозеф чуть вздохнул:
— Нет… монашки были, скорее, добры. Но слишком уж строгие. Да и скучно там было. Я… то есть ОН… буквально задыхался.
— Никакой не ОН, а именно ТЫ! — внезапно сказала Мишель. — Ведь это был ты, ты!
Девушка выпрямилась, как струна, глаза ее горели. Владу даже показалось, что она похорошела.
Жозеф, однако, этого как будто не заметил. Напротив, он покосился на подругу с откровенным недовольством.
— Нет, Мишель, это — не я.
Голос его прозвучал настолько холодно, что Влад, опасаясь ссоры, поспешил вмешаться:
— Ладно, ладно, не будем спорить! Просто продолжай.
— Пару недель я бродил по улицам, бродяжничал… превратился в настоящего звереныша.
— А потом встретил Хуана! — с широкой улыбкой заключил Костя.
Влад пнул друга ногой под столом.
— Дай ему самому договорить! — прошипел он, мысленно кляня болтливого приятеля. Спугнет еще и без того малоразговорчивого Жозефа!
— Тем более ты не угадал, Костя, — меланхолично вставил тот. — Встретил я не Хуана, а Диану, — тон рассказчика смягчился, на губах появился намек на улыбку. И наблюдающему за фантомом Владу показалось, что Жозефа унесли волны воспоминаний.
Так оно и было. Жозеф не любил рассказывать о себе, не любил вспоминать… не любил, потому что в те далекие времена он был действительно живым: ярче и острее чувствовал, умел наслаждаться каждым прожитым мгновением… но сейчас он волей-неволей мысленно погрузился в прошлое.
Он был совсем мальчишкой тогда…
…Голод. Голод был его постоянным спутником. Есть хотелось до головокружения — всегда. Вот только добыть еду было непросто…
Иногда удавалось стащить что-то съедобное на рынке — порою удачно, порою — с последствиями. Время от времени какая-нибудь добрая душа угощала его булкой или фруктами — но это случалось так редко!.. и этого было слишком мало для растущего детского организма.
И вот появилась Она. Диана.
Он встретил ее на базаре возле прилавка с фруктами. Воспользовавшись тем, что женщина отвлеклась на беседу с торговцем, помогающим ей выбрать виноград и яблоки, мальчик украл ее корзинку, рассчитывая найти хлеб, сыр или, на худой конец, овощи. А обнаружив переливчатый шелк и искрящийся атлас, заплакал от обиды — в те дни он еще умел плакать.
Жозеф сидел под каким-то навесом, размазывал по щекам грязные соленые потоки и громко шмыгал носом. Роскошные, блестящие на солнце ткани в другой момент привели бы его в восторг… но сейчас паренек с бОльшим удовольствием полюбовался бы заплесневелым хлебом!
— Ты не любишь шелк? — раздался незнакомый женский голос.
Жозеф вздрогнул и вскинул голову. Над ним возвышалась статная женщина в умопомрачительном бордовом платье — кажется, именно у нее он стащил злополучную корзинку.
Густо покраснев, Жозеф пробормотал что-то невразумительное.
— Из этой ткани я хочу сшить себе платье, — пояснила красавица, присев рядом с мальчиком. — Вернее, шить буду не я, а моя портниха.
Жозеф не понял ни слова из этой краткой речи. Просто смотрел на женщину с немым восхищением — и не знал, что сказать, как оправдаться…
— Кто ты? — не дождавшись никакой реакции, мягко спросила прекрасная незнакомка.
— Жо… Жозеф… — откашлявшись, робко ответил он.
— А я — Диана. Откуда ты, милый Жозеф? Где твои родители?
— Не знаю. Их нет.
Диана свела брови, в ее шоколадного цвета глазах появилась озабоченность.
— Значит, ты сирота.
Жозеф пожал плечами. Он плохо понимал значение этого слова.
— Где ты живешь? — продолжала осторожно расспрашивать женщина.
— Нигде. Везде. На улице, — отрывисто отозвался он.
Диана покачала головой:
— Так не пойдет. Это не дело.
Жозеф сразу ощетинился:
— В приют я ни за что не вернусь! — в его голосе прозвучали воинственные нотки. Мальчишка напрягся, готовый в любой момент бежать наутек.