— Зайга.

— А фамилия?

— Лайгуис.

— Не поняла, — недовольно пробурчала его спутница, сверля белоснежный затылок убийственным взглядом. — А говорил, что не потаскушка!

— Кто не потаскушка? — растерянно спросила Зайга, не понимая, кого именно сейчас оскорбляли. Впрочем, даже если и её, ответить грубиянке она бы не решилась. Всем известно, что из себя представляют ирашский женщины. А по одному мимолётному взгляду, брошенному на рыжую амазонку, было нетрудно догадаться, что она далеко не самое слабое звено в своей стаи.

— Не берите в голову, эта дурная вечно всякий бред несёт, — небрежно отмахнулся мужчина. — А как звали вашего отца?

— Почему вы меня расспрашиваете?.. — она потихоньку начинала нервничать. И вообще, с чего это вдруг оборотень и вампир ужинают за одним столом? Ещё и разговаривают, как закадычные друзья в ссоре? С ними явно что-то было не так.

— Пожалуйста, ответьте, — спокойно произнёс мужчина, смотря ей в глаза. Откуда изнутри шло чувство, будто для него узнать ответ на этот вопрос было жизненно важно.

И девушка как-то вся подобралась, положила локти на стол и подалась телом вперёд, уставившись на Зайгу с нетерпеливым предвкушением.

— Айварс. Айварс Лайгуис… Теперь я могу идти?

— Да. Спасибо, — искренне поблагодарил он.

И не желая быть застигнутой врасплох очередным вопросом, она поспешила выйти из ресторана. Впервые её грудь не сдавило от глухой ненависти при встрече с вампиром.

Иезавель 

Горячая вкусная кровь наполняла его рот. Он сглотнул, провёл языком по ранкам и открыл глаза. Отстранившись от тонкой девичьей шеи, коснулся пальцами бьющийся жилки, с другой стороны от той, что залило до ученического воротника кровью. Пульс под подушечками постукивал, значит выживет, счастливица.

Скатав в трубочку договор, Иезавель засунул его в нагрудный карман её рубашки и отпустил узкую талию, позволив девушке сползти по стенке и осесть на пол тамбура. Развернулся и отправился обратно в вагон первого класса.

При его появлении в купе Мелания подскочила с места, сложила руки на животе и растянула пухлые губы в заискивающей улыбке.

— Вы вернулись, отец, — покорно прошелестела она. — Как прошла ваша трапеза?

— Я не настроен сейчас разговаривать, — он сел на диванчик и жестом позволил ей опуститься рядом.

За окном проносились чёрные силуэты деревьев, подсвечиваемые сверху бледным светом полной луны. Иезавель смотрел на лес и думал о родовом поместье. Его нога не ступала на землю Флемоа больше пятидесяти лет, десять из которых пришлось потратить на поиски молодых магически одарённых людей, жаждущих обрести вечную жизнь. И по закону подлости, из нескольких десятков магов, выжила самая никчёмная.

Единственное, что утешало Иезавеля — её длинные, чёрные как смоль волосы, так сильно напоминающие волосы его любимой младшей сестры. Но почти сразу после перерождения Мелании, а вернее, на этапе выбора имени, стало понятно, что на этом их сходства и закончатся.

Он страшно скучал по сестрёнке. По её холодному, расчётливому взгляду, по сути являющемуся броней. Пытливому и острому уму, быстро схватывающему правила новой игры. Она так старательно притворялась равнодушной, что в своём истошном желании спрятать истинные чувства даже от себя самой, выглядела по-настоящему прелестно.

Вот только Иезавель знал, как заставить её глазки сиять ярче. И с нетерпением ждал их встречи. Больше, чем с кем-либо другим. Сейчас она уже, должно быть, работала законницей. Вкушала иллюзорный вкус свободы и рассматривала кандидатов в мужья.

— Отец, я могу у вас… — вторглась в его мысли Мелания. Но удар наотмашь по лицу тут же заставил её умолкнуть.

— Милая, я разве давал тебе разрешение говорить? — спросил он и заботливо стёр большим пальцем кровь с разбитой губы. — Ещё раз откроешь рот без разрешения — вырежу язык. Будет очень неловко знакомиться с дорогими родственниками без него. Они подумают, что я плохо тебя воспитываю. Но это же не так?

Она робко кивнула и Иезавель улыбнулся:

— Умница.

А вот младшая сестрёнка так глупо не подставилась бы. До неё в целом было сложно добраться: хитрая, проницательная, прекрасно читающая людей и вампиров. Всегда на шаг впереди. Но всё же юная, а оттого недопустимо эмоциональная и уязвимая.

Она подарила ему прекрасные воспоминания, где рыдала над безжизненным телом мохнатого выродка, имевшего глупость последовать за ней на Флемоа.

Вся в крови, в изорванной одежде и с искалеченными ногами сестра упрямо ползла по снегу для того, чтобы впиться клыками в шею своего дружка. Иезавель не знал, что его тогда восхитило сильнее: её отчаянное желание не дать до него добраться остальным членам клана или монохромная картина. Она состояла из мазков по сути двух цветов: чёрных волос, платья и полоски оголенной земли, и брызг артериально красной крови на белоснежном полотне из свежевыпавшего снега.

И как же красиво она плакала. Младшенькая единственная из сестёр, кто не корчила безобразные рожи: не кривила уродливо рот, не поджимала жалостливо подбородок, не морщила лоб, изгибая бровки домиком. Она лишь стискивала зубы и смотрела прямо перед собой в пустоту, позволяла по идеальному, белому как снег лицу скатываться алым слезам — и эта картина его тоже завораживала.

Однако предстоящий ей в будущем брак — настоящая проблема. Он всё ещё думал над тем, как оставить сестру внутри семьи. Как уговорить отца, не выдавать её замуж за чужака, в чьё поместье она переедет жить, тем самым на столетия исчезнув из его поля зрения. В идеале Иезавель хотел забрать её себе. Но кто же ему позволит жениться на собственной сестре? Это не принесёт никакой выгоды клану.

Может, тогда стоило выйти из клана Лафайет, чтобы образовать свой собственный? Для этого придётся хорошенько выслужиться перед двором Темнейшего.

Надо же к каким интересным мыслям она его подталкивала. Правду говорят, что женщины — источник энергии для мужчины. Одно лишь желание обладать ей, пробуждало в нём жажду власти.

Откинув голову на спинку диванчика, он прикрыл глаза и прокатил на языке имя, которое не произносил вслух последние пятьдесят три года:

— Белладонна… Я наконец-то еду домой.