— Американские машины отличаются от других,— объяснила Синди.— По крайней мере, ясно, что тебе приходилось сидеть в машине. Даже если ты не умеешь водить ее.

— Я водил иногда машину отца. По воскресеньям он возил меня в Стонхендж и другие места.

Она подозрительно посмотрела на него.

— Ты же сказал, что не знал своего отца.

— Я солгал.

— Ой-е-ей! Тебе нравится морочить людям голову, верно, Халид?

— Но в одном я сказал правду. В том, что я ненавидел его.

— За то, что он был квислингом? Это тоже правда?

— Он был квислингом, да, но для меня это не имело значения. Я ненавидел его за то, что он плохо обращался с Аиссой. И со мной тоже, иногда. Думаю, он обижал и мою мать. Сейчас, однако, все это неважно. Прошлое осталось далеко позади.

— Но я вижу, что оно не забыто.

Она вставила ключ зажигания и повернула его. Мотор затарахтел, закашлялся, на мгновение смолк, затарахтел снова и на этот раз ожил. Машина с шумом поехала по территории лагеря. На выезде Синди показала свой пропуск, охранник махнул рукой, и они выехали за ворота.

И почти сразу же оказались в пустыне.

Некоторое время оба молчали. Халид был слишком захвачен зрелищем открывшегося ему огромного пространства, а Синди полностью сосредоточилась на управлении машиной. Дорога была скверная, вся в выбоинах и ямах, и машина, сама по себе допотопная развалюха, непрерывно стонала и ворчала, немилосердно швыряя и подбрасывая их и время от времени издавая угрожающие звуки, как будто собиралась вот-вот взорваться. Халид перевел взгляд на Синди и увидел, как она сидит, кусая нижнюю губу, напряженно сгорбив плечи и изо всех сил вцепившись в рулевое колесо, чтобы удержать машину в пределах дорожного покрытия, не дать ей скатиться в безбрежные просторы пустыни.

— Предельная скорость на этой дороге вряд ли больше семидесяти миль в час. В километрах это… сколько? Сто десять? Сто двадцать? Что-то вроде этого. А когда я была совсем молодой, мы гоняли по ней со скоростью восемьдесят или восемьдесят пять миль в час. Конечно, было бы безумием пытаться развить такую скорость сейчас. Да к тому же эта машина на такое и не способна. Она, скорее всего, старше тебя. Появилась на свет задолго до Завоевания. Тут ручное управление, не то что в более поздних машинах, где установлен компьютер, реагирующий на словесные команды. Древность. И определенно доживает последние дни. Но до Лос-Анджелеса мы доберемся, так или иначе. В крайнем случае, пешком.

— Вы же должны доставить меня в место под названием Барстоу,— сказал Халид.— Каким образом мы можем оказаться в Лос-Анджелесе? Они могут насторожиться, если мы не появимся в этом Барстоу.

— Не успеют. Завтра мы погибнем в автокатастрофе, еще до того, как доберемся до Барстоу.

— Прошу прошения?…

— Авария уже введена в компьютер. Мой друг в Лейпциге сделал это. Талантливейший отмазчик, вот кто он такой. Знаешь, что такое отмазчик, Халид?

— Нет.

— Отмазчиками называют очень умелых хакеров. Они делают то же самое, что боргманны, с той лишь разницей, что работают на нас, а не на Пришельцев. Врубаются в сеть Пришельцев и изменяют записи. К примеру, если тебя отсылают туда, куда ты не хочешь отправляться, отмазчик может изъять это назначение. За определенную плату, конечно. В нашем случае мой друг в Лейпциге ввел такую запись: агент С. Кармайкл, доставляющая арестованного X. Бека, восемнадцатого числа этого месяца, то есть завтра, попала в дорожную аварию в десяти милях севернее Барстоу, когда ехала по шоссе 15. Потеряла контроль над управлением, врезалась в ограждение и погибла вместе с арестованным. Машина полностью разрушена, а тела погибших кремированы по приказу местных властей.

— Авария произойдет завтра, вы сказали?

— Когда наступит завтра, сообщение об аварии уже будет в сети, поэтому я говорила в прошедшем времени. Фактически оно уже там, ждет часа, когда пора будет активировать себя. Агент С. Кармайкл будет удалена из системы, так же как и арестованный X. Бек. Мы исчезнем, точно никогда и не существовали. Машина также прекращает свое существование, и если на дороге какой-нибудь представитель администрации засечет наш номерной знак, он подумает, что это просто ошибка. Как только мы окажемся в Эл-Эй, я раздобуду для машины новый номерной знак, на всякий случай… Хочешь есть?

— Да.

— Я тоже. Давай-ка где-нибудь перекусим.

Они остановились в мрачном придорожном кафе в самом сердце пустыни. Жара за пределами автомобиля обрушилась на них, словно удар огромного кулака. Синди купила обед для них обоих, просто показав свою идентификационную карточку. Еда была ужасная — какая-то приправа со вкусом картона, кусок безвкусного жареного мяса на булочке и холодный пузырящийся напиток — но Халида скверной едой было не удивить.

И снова они поехали вперед, сквозь пустынные пески. Дорожное движение практически отсутствовало; в их сторону вообще не ехал никто, а в противоположную хорошо если одна машина раз в полчаса. При каждой такой встрече Синди не отрывала взгляда от дороги, и Халид заметил, что другие водители поступают точно так же.

Дорога пошла вверх, и теперь со всех сторон их окружали горы, такие высокие, каких Халиду никогда не приходилось видеть. Но местность все равно была отвратительная, скалы, песок и совсем немного растительности, по большей части сучковатой и низкорослой. Проехав мимо какого-то знака на краю дороги, Синди сказала:

— Вот мы и в Калифорнии, Халид. Или, точнее, в том месте, которое называлось Калифорнией, когда эта страна была разделена на отдельные штаты. Когда вообще существовало такое понятие, как страна.

А он-то представлял себе пальмы и мягкий ветерок. Ничего подобного. Та же мерзость, что и в оставшейся позади Неваде.

— Темнеет,— спустя час сказала Синди.— Машину вести все тяжелее, на такой-то скверной дороге. Я хочу остановиться и немного передохнуть. Может, ты все же умеешь водить машину?

— Хотите, чтобы я попробовал?

— Да нет, не стоит, наверно. Ты просто не спи, будь настороже и сразу же буди меня, если увидишь что-нибудь необычное.

У следующего поворота она свернула с шоссе и остановила машину на обочине. Опустила спинку сиденья до почти горизонтального положения, откинулась на нее, закрыла глазами, похоже, сразу же уснула.

Халид некоторое время изучающе разглядывал ее лицо, на котором появилось удивительно мирное выражение.

Какая необычная женщина, подумал он. Уверенная в себе, выдержанная. Очень одаренная. И обладает большой внутренней безмятежностью, в этом он был уверен. Внутренняя безмятежность всегда восхищала Халида. Ему пришлось немало потрудиться, чтобы выработать в себе это свойство. Он верил, что добился успеха; иначе ему ни за что не удалось бы убить Пришельца.

Хотя… добился ли, вот вопрос? Что она говорила там, в самолете? «Думаю, ты все время сердишься». У него внутри кипит вулкан, сказала она, и он все время держит его под колпаком, не позволяя вырваться наружу. Неужели это правда? Он не знал. Ему казалось, что он всегда спокоен; но, возможно, где-то глубоко внутри он клокотал от ярости, по сто раз в день убивая Ричи Бека, убивая всех тех, кто обрек его на жизнь, полную страданий, с тех самых пор, как он понял, что мать умерла, отец чудовище, а мир под контролем странных, непонятных созданий, которые правят им, повинуясь своему жестокому капризу.

Может, и так. Он предпочитал не заглядывать в глубины собственной души.

Но в одном он был уверен — внутри самой Синди не таится никаких вулканов. Она легко относится к жизни, воспринимает ее такой, какая она есть, просто переживая день заднем; и, похоже, такой она была всегда. Халиду хотелось узнать о ней побольше: кто она, чем занималась до появления Пришельцев, почему стала квислингом,— вообще все. Но вряд ли он станет ее расспрашивать. Не в его привычках просить людей рассказать о себе.

Он выбрался из машины и немного походил вокруг, поглядывая на луну и звезды, появившиеся с наступлением ночи. Было очень тихо, спокойно и с приходом тьмы стало заметно прохладнее. Со всех сторон доносились негромкие скребущиеся звуки: животные, надо полагать. Львы? Тигры? Интересно, есть ли они в Калифорнии? Все-таки это дикая страна, грубая и неистовая. По сравнению с ней Англия кажется очень мирной. Халид сел за землю рядом с машиной и стал следить за падающими звездами, пролетающими над головой по ночному небу.