– Пойдешь сегодня дальше, в зону D? – спросил Уолкер.

– Я бы мог.

– Мы объясним, чего тебе надо избегать, там есть новинки. Собственно говоря, Патроцелли там и погиб. Может, на расстоянии пяти метров в зоне L… на той стороне. Входишь в какое-то поле, и оно разрезает тебя пополам. Ни один из роботов на это не наткнулся.

– А если оно реагирует только на живые существа? – сказал Раулинс.

– Мюллера же не разрезало, – ответил Уолкер. – Не разрежет и тебя, если обойдешь вокруг. Мы покажем тебе, где.

– А за тем полем?

– Ну, там думай своей головой!

– Если ты устал, останься в лагере на ночь, – предложил Бордмен.

– Я хочу идти без остановки.

– Но ты будешь один, Нед. Не лучше ли перед этим отдохнуть?

– Я должен войти в зону D, Чарли. Я вижу линию, о которую споткнулся Патроцелли. Обхожу ее. Скажи созвездиям, что их судьба в хороших руках, – тихо сказал Раулинс. – Наверное, я встречу Мюллера минут через пятнадцать…

Мюллер часто и долго бывал один. Cоставляя первый брачный договор, он настаивал, чтобы на ввели пункт, предусматривающий разлуку. Классический пункт и типичный. Лорейн не возражала, потому что знала: его работа может время от времени требовать отъезда куда-то, куда она не смогла бы его сопровождать. За восемь лет их супружества он пользовался этим пунктом три раза, причем в сумме его отлучки составляли четыре года.

Отсутствие Мюллера, однако, не было главной причиной того, что брачный договор они не возобновили. Мюллер убедился, что может выдержать одиночество и это ему вовсе не вредит. «В одиночестве развивается все, кроме характера», – писал Стендаль. Может, полностью под этим Мюллер и не подписался бы, но характер у него полностью сформировался прежде, чем он взялся за эту работу, требующую путешествий на далекие и опасные планеты. Добровольно взялся за эту работу. Добровольно переселился на Лемнос, в изгнание, которое тяготило его гораздо больше, чем прежние периоды изоляции. А ведь он отлично справляется.

Мюллера самого поражала собственная способность приспосабливаться. А раньше он даже и не думал, что так легко сможет сбросить с себя цепи, связывающие его с человечеством. Сексуальная сторона была более трудной, но не настолько, как он себе представлял. А от возбуждающих интеллект дискуссий и общения с другими людьми он, как-то быстро отвык.

У него было достаточно кубиков с развлекательными программами и довольно много вызовов бросала ему жизнь в этом лабиринте. Вполне хватало ему также и воспоминаний. Он мог припомнить пейзажи сотен планет.

Человечество проникло уже всюду, посеяло семена Земли в колониях иных звезд, на Дельте Павонис VI, например. С расстояния в двадцать световых лет эта планета была признана чудесной. Ее назвали Локи. Совершенно ошибочно, но по его мнению, так как Локи – хитрый и умелый, небольшого роста. Поселенцы же на Локи за пятьдесят лет пребывания вдали от Земли стали признавать культ неестественной сонливости, достигаемой искусственным удержанием сахара в организме.

За десять лет до своей неудачной экспедиции к гидрянам Мюллер побывал на Локи. Это была хлопотливая миссия для колонии, не поддерживающей контактов со своей прародиной. Он помнил эту планету, где люди привыкли жить только в узкой полосе умеренного климата.

Мюллер пробирался сквозь стены зеленых джунглей над Черной речкой, на болотистых берегах которой кишмя кишели звери с блестящими, как драгоценности, глазами. В конце концов он добрался до поселка, где жили обильно потеющие толстяки, весящие, наверное, по полтонны каждый. Возле домов сидели люди, явно по-буддийски погруженные в какие-то таинственные размышления. Никогда до сих пор он не видел столько жира в одном человеке. Действительно, должны были быть какие-то штучки, которые локиты употребляли соответствующим образом, чтобы удержать в организме глюкозу и жиреть. Причем для того чтобы выжить, это им было вовсе не нужно. Они попросту ХОТЕЛИ быть такими толстыми и ленивыми.

Мюллер на Лемносе вспомнил предплечья и бедра, выглядевшие как колонны, круглые и триумфально огромные. Очень гостеприимные локиты предложили шпиону, прибывшему с Земли, даму для общества, и Мюллер понял тогда, как все относительно. Была в этой деревне пара женщин, которых считали по местным критериям худыми, хотя они превышали норму жира, принятую на его родине. Но локиты не дали ему ни одну из них – этих жалких недоразвитых стокилограммовых худышек. Видимо, принципы гостеприимства не позволили им этого. Поэтому они наградили Мюллера светловолосой гигантшей с грудями, как орудийные ядра, и ягодицами, которые были континентами горячего мяса. Во всяком случае, эти воспоминания были незабвенны.

Сколько различных миров, но Мюллеру никогда не могли наскучить путешествия. Всевозможные махинации в политике он оставлял таким людям, как Бордмен. Сам он, когда это было необходимо, умел быть достаточно хитрым, почти таким же, как любой государственный деятель. Но он считал себя скорее путешественником и исследователем, чем дипломатом.

Он дрожал от холода в метановых озерах, страдал от жары в каких-то аналогах Сахары. Пересекал с кочующими жителями фиолетовые равнины в поисках заблудившихся особей их суставоножного скота. Он счастливо уцелел где-то в мире без воздуха при катастрофе космического корабля, которая произошла, потому что компьютеры тоже иногда подводят. Он видел медные обрывы планеты Дембелла высотой в девяносто километров. Он плавал в озере на планете Мордред, спал вблизи потока, переливающегося всеми цветами радуги, под небом с тремя пестрыми солнцами. Ходил по мостам из хрусталя на планете Процион XIV. И почти ни о чем не жалел.

Теперь, затаившись посреди лабиринта, он смотрел на экраны, ждал, пока этот чужак попадет к нему, и сжимал в ладони маленькое, холодное оружие.

Полдень наступил довольно быстро. Раулинс подумал, что сделал бы лучше, если бы послушал Бордмена и заночевал в лагере перед тем, как отправиться в дальнейшее путешествие к Мюллеру. По крайней мере три часа глубокого сна ему были нужны, чтобы мозг отдохнул. Теперь он уже не мог выспаться. Чувствительные датчики подсказали, что Мюллер где-то близко. Неожиданно к мучающим его вопросам морали прибавился вопрос обычной смелости.

Никогда до сих пор Раулинс не совершал ничего особо важного. Он рос, получал образование, выполнял свои повседневные обязанности в конторе Бордмена. Время от времени ему поручали какое-нибудь деликатное дело. Он считал, что настоящей карьеры еще не начал, что все это только начало. Ощущение, что он стоит на пороге своего будущего, у него было и раньше. Однако теперь он действительно вступил на порог, и теперь это не тренировка. Высокий и светловолосый Нед Раулинс, молодой, упрямый, честолюбивый, начинал дело, о котором Чарльз Бордмен, вовсе не переоценивая, говорил, что оно может перевернуть всю историю Человечества.

Внезапно, он оглянулся. Чувствительные датчики заговорили. Из тени перед ним вынырнула мужская фигура.

Мюллер.

Они стояли друг от друга на расстоянии метров двадцати. Раулинс помнил Мюллера как гиганта, наверное поэтому он удивился, что тот чуть больше двух метров ростом, а значит, лишь немного выше его. Мюллер был в темной, поблескивающей одежде. Лицо его в этой сумрачной поре выглядело, как абстрактный этюд плоскостей и выпуклостей – одни вершины и провалы. Он поднял в ладони аппаратик не более яблока, которым уничтожил того робота. Раулинс услышал тихий ворчливый голос Бордмена:

– Подойди ближе. Притворись несмелым, неуверенным, доброжелательным и очень расстроенным, держи руки так, чтобы он все время видел их.

Раулинс послушно двинулся вперед, подумав, когда же он почувствует на себе излучение Мюллера. Как блестит и притягивает взгляд шар, которым Мюллер замахнулся, как гранатой! Метров за десять от Мюллера он почувствовал, наконец, его излучение. Так его можно выдержать, если расстояние между ними не уменьшится.