Потом я повзрослел, задумался о том, как обидно, что исчезают целые цивилизации, огромные пласты прошлого: короли, поэты и художники, обычаи, религии, скульптура, кухонная утварь, всякие инструменты. И как прекрасно, что кто-то побеспокоился, отправился в путь, и нашел, и выкопал, и воскресил все это.
Вот тогда я и решил, что должен стать одним из тех, кто ищет. Что, естественно, повергло в ужас и вызвало возмущение нашего отца и Повелителя, ибо он давно уже решил, что я унаследую его дело и буду… этим, строительным магнатом.
– Археология! Что может дать археология такому парню, как ты? Ты получишь в руки империю, Том!
Я сказал, что меня куда больше интересуют давно исчезнувшие империи.
Не мог же я ему объяснить, что самой главной причиной моего выбора была потерянная когда-то игрушечная зверюшка из системы Эпсилон Эридана.
Когда я закончил, Яна спросила:
– Позавчера ты выкопал из песчаника золотой шар – замечательную волшебную игрушку. Это было, словно ты нашел ту старую статуэтку?
– Да. Очень похоже. Я нашел целый мир, Яна. Для этого я и стал археологом.
– А представь, что твой отец тогда остановил строительную технику и приказал рабочим выковырять статуэтку из свежего бетона? Как ты думаешь, сидел бы ты с нами сегодня на Хигби-5?
– Полагаю, я был бы младшим партнером в фирме по продаже недвижимости, – сказал я. Наверное, сказал правду.
Теперь пришла моя очередь спрашивать Яну, как ее занесло в дебри археологии. Ее ответ сильно разочаровал меня. Она не стала рассказывать страшных историй времен своего детства.
– Я стала археологом, потому что это интересно, – ответила она. – Вот и все. Мне очень нравится узнавать, что на самом деле происходило в прошлом.
Ну ты же понимаешь, что никакой это не ответ. Ежу понятно, что все археологи находят археологию чертовски интересным занятием. Вопрос в том, почему они так думают. По-моему, ответ примерно таков: все мы ищем какую-нибудь потерянную игрушку. Мы сражаемся с силой, толкающей Вселенную в хаос. Мы объявили войну непобедимому времени, ведем партизанские действия против энтропии, пытаемся вернуть то, что годы забрали у нас: игрушки нашего детства, друзей и родственников, давно покинувших нас, события прошлого – все. Мы пытаемся захватить все, начиная с первого дня творения, не дать самой крохотной мелочи исчезнуть, утечь сквозь пальцы.
Прости мне это философствование. Не знаю, согласится ли со мной Яна или еще кто-нибудь из наших, даже проверять не хочу. Наверное, скажут, что для них это обыкновенная работа, способ достижения славы и престижа или просто времяпрепровождение. И они, может быть, не лгут, кто знает? Но я все-таки считаю, что есть более сложная, более личная причина.
Как я давно уже понял, главное неудобство серьезных откровенных разговоров состоит в том, что наступает минута, когда их просто неудобно продолжать, особенно если собеседники не очень хорошо знают друг друга. Мы очень мило и открыто говорили о том, как мой отец не хотел, чтобы я стал археологом, и о многих других не менее важных и интересных предметах, пока я не заметил, что откровенность начинает угнетать нас. Нужно было срочно предпринять что-нибудь. Или все же попытаться подкатиться к Яне, что после нашей серьезной беседы казалось еще более недопустимым, чем до нее, или выбраться из машины и сделать вид, что можно попробовать завести мотор. Я выбрал второе.
Яна крикнула:
– Зачем строить из себя рыцаря? Ты же прекрасно знаешь, что ничего сделать нельзя. Разве что потереть пальцы друг о дружку и попробовать загнать пару десятков ватт в эту чертову вездеходную батарею.
Стоя в потоках дождя, я мрачно улыбнулся:
– Мы можем застрять тут на неделю.
– Ну и что? Они вышлют за нами партию спасателей. Полезай обратно.
Я подчинился, и через пять минут на дороге показался военный грузовик. В машине сидели три солдата. Они остановились, когда увидели, что мы в беде, стали предельно внимательны и любезны, когда хорошенько рассмотрели Яну (девушки с ее формами редко попадаются на этой жалкой окраине Земной Империи), и галантно предложили, чтобы она доехала с ними до города, а я остался на дороге охранять вездеход. Яна наотрез отказалась, и это крайне их огорчило. Ребята искоса бросали на меня взгляды, исполненные нескрываемой черной зависти. Видимо, они решили, что в ожидании помощи мы успели основательно подзаняться любовью. Ну и пусть себе.
Все же они подвезли нас до города. И там нас тоже встретили неприветливо. Первым делом мы отправились в коммуникационный центр, чтобы отправить заявление, и, конечно же, дежурным телепатом оказалась мисс Мардж Хотчкисс собственной персоной. Наша очаровательная радиоактивная соблазнительница. Она небрежно облокотилась о стойку и вопросила:
– Ну? Что еще?
– Нам нужно отослать заявление для прессы. Для передачи в ближайший корпункт Галактической Службы Новостей.
– Так. Хорошо. – Она обнюхала расчетную таблицу. – С вас пять сотен кредиток. Приложите большой палец.
Я уставился на подсоединенную к компьютеру пластинку на ее столе.
– Я не уполномочен снимать деньги со счета.
– Ох, так ты мелкая сошка, да? Почему они не прислали кого-нибудь, чей палец есть в картотеке?
– ГСН оплатит этот контакт со своего счета, – ответил я. – Это оговорено.
Хотчкисс возмущенно посмотрела на меня.
– А мне откуда знать?
– Но…
– Ты хочешь, чтобы я возилась с твоим делом, вышла на связь только ради того, чтобы узнать, оплатят они ваш разговор или нет. А если они скажут «нет»? Я не машина, сынок, не чертов передатчик. Хочешь сделать вызов, плати.
И она пакостно ухмыльнулась, как персонаж средневековой мелодрамы. На меня еще никто так не оскаливался. Она была просто мастером этого дела.
Наверное, много практиковалась.
Во время нашей поучительной беседы Яна стояла в стороне, явно обеспокоенная ходом событий, однако не пытаясь вмешаться. Сейчас была моя подача. И хорош я буду, если окажусь не способен на такую малость заставить местного ТП-оператора отправить наше заявление. Мне хотелось совершить какой-нибудь серьезный и решительный поступок, например, пробить стену здания тупой башкой мисс Мардж Хотчкисс. Я рассвирепел. Я заявил этой… что моя сестра – контролер телепатических линий и может уволить оператора Хотчкисс в любую минуту. Прошу у тебя прощения за эту ложь. Я потребовал, чтобы она вызвала свое начальство, я пригрозил пожаловаться на нее координатору сети. Чем громче я орал, тем тверже становилось выражение лица Хотчкисс, тем больше она раздувалась от важности за своей стойкой.
– Можете взять ваш вызов, – прошипела она, – и заткнуть его себе в…
– Прошу прощения, – сладким голосом пропела Яна, – согласно разделу «О процедурах телепатической связи» Постановления о Предприятиях Общественного Пользования N_2322 представитель телепатической сети не имеет права отказывать гражданину в установлении контакта за счет вызываемого. Поступая так, оператор нарушает закон. Оператор-телепат не имеет права решать, будет оплачен разговор или нет, основываясь на собственном мнении, он обязан вызвать указанного адресата и навести у него соответствующие справки. Конец цитаты.
Мардж Хотчкисс отчетливо позеленела.
– Кто вы такая? Шпион компании? – взвизгнула она. – Хорошо. Я спрошу в ГСН, хотят ли они платить за ваш вызов.
Хотчкисс нырнула в телепатический транс, высунула рожки и потянулась к ближайшей приемной станции корпункта службы новостей, расположенного, полагаю, где-то в двадцати световых годах отсюда. (Тебе, Лори, все это должно быть известно лучше, чем мне). Через минуту она вернула нам свое неблагосклонное внимание.
– Гоните сюда ваше треклятое сообщение.
Я передал ей бумагу. Хотчкисс пробежала глазами наше заявление и начала передавать его оператору Галактической Службы Новостей. Я стоял рядом и гадал, решится ли это чучело в отместку исказить текст, а если да, то какие меры мы в состоянии принять против этого саботажа. Похоже, Яне пришли в голову те же самые мысли, и, когда Хотчкисс кончила закатывать глаза, Яна сказала:
