А между тем индейцы все приближались да приближались, и каноэ их построились таким образом, чтобы напасть на нас посреди [реки], и надвигались они на нас в строгом порядке и так спесиво, будто уже были мы у них в руках. Наши же люди столь воодушевились, что, казалось, и тысячи индейцев против каждого из них будет мало.
Но вот индейцы обложили наши суда и начали атаковать нас, и тогда капитан велел зарядить аркебузы и арбалеты. Тут с нами случилось несчастье и вовсе немалое по тому времени: наши аркебузники вдруг обнаружили, что порох подмок, и не смогли дать ни единого выстрела, и аркебузы, которые оказались бесполезны, пришлось заменить арбалетами, и так как враги были уже совсем близко, арбалетчикам удалось причинить им кое-какой урон, и это нас ободрило. Индейцы, видя, что они несут такие потери, приостановили нападение, не проявляя, однако, ни малейшей робости, скорее наоборот, как нам показалось, они набрались смелости. Все новые и новые лодки прибывали к ним на подмогу и всякий раз, как только они подходили, индейцы вновь нападали на нас с удвоенной храбростью, словно намереваясь захватить наши бригантины голыми руками.
Так, сражаясь без устали, мы добрались до селения, вблизи которого собралось огромное количество народу, вышедшего на берег для защиты своих жилищ. Здесь разыгралась отчаянная битва, так как и на воде и на суше было много индейцев, которые со всех сторон наседали на нас без всякого удержу. Мы вынуждены были пойти на риск и вступили [в бой] все сразу. Мы бросились на приступ и овладели первой позицией (pzimer puerto), которую индейцы защищали с большой отвагою, не давая никому из наших людей даже ступить на берег, и не будь у нас арбалетов (вот тут-то и пришло нам на память божее предзнаменование — скоба, выпавшая из арбалета), мы не отбили бы у них позиции; и с этой помощью подвели мы бригантины к берегу, и половина наших солдат бросилась в воду и ударила по индейцам [бывшим на берегу], да так успешно, что сразу обратила их в бегство. Другая половина, оставаясь на бригантинах, защищала их от тех индейцев, которые еще оставались на воде и не прекращали борьбы, несмотря на то что берег был уже в наших руках. Хотя арбалеты и продолжали наносить им урон, они ни за что не хотели отказаться от своих злых намерений.
Как только была занята часть селения, капитан приказал альфересу вместе с двадцатью пятью солдатами пройти его насквозь, выбить из него индейцев и поглядеть, нет ли там какой-либо еды, ибо он полагал отдохнуть в этом селении пять или шесть дней, дабы мы пришли бы в себя после пережитых испытаний. Альферес продвинулся на пол-лиги вперед по селению и далось ему это не без труда, ибо индейцы, хотя и отступали, продолжали сопротивляться как люди, которым тяжело покидать собственные жилища. Зная, что индейцы всегда, когда не выходит по их желанию, скрываются в каком-либо укромном месте, чтобы собраться с силами, и видя, что они, как я уже сказал, так и делают, и что их — и воинов и прочих — в селении уйма, альферес решил далее не наступать, а повернуть назад, чтобы доложить капитану, как обстоят дела. Он так и поступил, причем индейцы не причинили ему никакого вреда.
Когда он вернулся на окраину деревни, то увидел, что капитан уже расположился в жилищах, а противник все еще угрожает нам со стороны реки. Он поведал капитану обо всем, что там было, а также и о том, что там множество всякой снеди — черепах, коих держат в загонах (coralles) да в прудах с водой (Г. Бейтс, исследовавший эти самые места в середине прошлого столетия, пишет (см. его кн. «Натуралист на реке Амазонке». М., 1958, стр. 294): «При каждом доме на заднем дворе есть маленький пруд, называемый куррал (загон), предназначенный для содержания стада этих животных [т. е. черепах] в голодный сезон — во влажные месяцы…» ), мяса, рыбы, сухарей, и что такого изобилия пищи достанет целому войску в тысячу человек, чтобы прокормиться круглый год. Капитан обрадовался, что мы попали в удачное место, и порешил перенести эти припасы в наше расположение, и для этого он велел призвать Кристобаля де Сеговию1" и сказал ему, чтобы взял он с собой двенадцать дружинников и отправился собирать припасы, какие попадутся [в селении].
Когда он прибыл на место, то увидел, что индейцы ходят по селению и забирают те припасы, что у них были заготовлены. Кристобаль де Сеговия принялся собирать пищу, но, когда уже было собрано больше тысячи черепах, индейцы возвратились снова, и было их еще больше, и шли они с твердой реши (Последующий текст (отмечен курсивом) воспроизводится по книге Медины, так как он отсутствует в публикуемом варианте рукописи) мостью перебить всех [испанцев] и, пройдя вперед, ударить по остальным, которые остались с капитаном. Когда названный Кристобаль Мальдонадо увидел, что индейцы возвращаются, он созвал своих товарищей и напал на индейцев. Это отняло у них много времени, потому что индейцев было свыше двух тысяч, а испанцев во главе с Кристобалем Мальдонадо не более десяти, и им пришлось немало потрудиться для собственного спасения. В конце концов [испанцы] одержали верх и обратили индейцев в бегство. К сожалению, в этой второй битве были ранены двое наших товарищей.
Этот край очень населенный, и поэтому индейцы, каждый день получая подкрепление и поддержку, нападали на Кристобаля Мальдонадо снова и снова и так отчаянно, словно в самом деле пожелали и порешили захватить всех [испанцев] голыми руками. В этих яростных стычках они очень тяжело ранили шестерых наших товарищей, кого — в руку, кого — в ногу, а упомянутому Кристобалю Мальдонадо нанесли две раны — в лицо и руку. Они [люди Мальдонадо] очутились в большой крайности и нужде, ибо израненные и очень утомленные люди не могли ни пробиться назад, ни продвинуться вперед, и было решено все-таки вернуться туда, где находился их капитан, уступив победу индейцам. Тут он [Кристобаль Мальдонадо} выбрал из своих товарищей тех, кто еще был в состоянии держать в руках оружие, снова вступил в бой и дрался с таким пылом, что индейцам так и не удалось перебить наших товарищей.
В это время индейцы, пробравшись поверху, вознамерились с двух сторон напасть на то место, где находился наш капитан; после многих стычек мы еле держались на ногах и потеряли осторожность, полагая, что наш тыл безопасен, так как в том направлении ушел Кристобаль Мальдонадо. Как видно, сам господь наш надоумил капитана отослать последнего, ибо не пошли он его и не окажись тот там, где он находился, наша жизнь подверглась бы, я в этом убежден, еще большему риску.
Как я сказал, у нашего капитана и у всех нас не было [под рукой] оружия, и осторожность настолько покинула нас, что индейцы смогли без помех проникнуть в селение и напасть на нас, не будучи замеченными, а когда мы их заметили, они уже были повсюду среди нас, и четверо из наших товарищей уже лежали тяжело раненные. В то время их увидел один из наших товарищей, имя которого Кристобаль де Агиляр; он кинулся вперед, сражаясь с великой яростью, и поднял тревогу, и капитан услышал его и, безоружный, вышел поглядеть, что приключилось, только и было у него, что шпага в руке, и видя, что дома, в которых расположились наши товарищи, окружены индейцами и, кроме того, на площади их целое войско, в коем было свыше пятисот человек, бросил клич, и тогда вслед за ним выскочили наши товарищи и набросились на противника так бесстрашно, что опрокинули его и нанесли ему большой урон. Но индейцы продолжали, сражаться и, стойко защищаясь, тяжело ранили девятерых из наших людей. После двухчасовой беспрерывной борьбы индейцы были побеждены и рассеяны, а мы очень устали.
В этой битве проявили себя многие из наших товарищей — они прежде не показали себя такими, какими оказались на деле» и мы не ценили их, как должно, и так вышло потому, что все ясно видели опасность, которая нам угрожала; и был такой человек, который с одной лишь дагою (Дага — старинная короткая шпага с широким клинком, обычно употреблялась как дополнительное оружие для левой руки) ворвался в гущу врагов и сражался так, храбро, что мы только диву давались; выбрался он. из боя с пробитой насквозь ляжкою; звали его Блас де Медина.
