— Афанасий, а что ты с холопами своими делать будешь? — Спросил Мишка.

— Их сначала заиметь надо. — Мрачно отозвался Афоня.

— Я же обещал!

— Мало ли, что ты обещал! Ты не обижайся, Михайла, но сотник решение десятника отменяет редко, почти никогда. Десятнику виднее…

— А мне виднее, что обещать! Я — Лисовин, и слово сказано!

— Хе-хе…

— Что смешного, Илья? — Мишка резко обернулся к вознице, но тот уже успел отвести глаза.

— Да так… ничего. Не смеюсь я, кашлянул.

Мишка снова повернулся к Афоне.

— Так что, Афанасий? У вас раньше, когда-нибудь, холопы были?

— Были… давно. Дед рассказывал, я не помню.

— Значит, не умеешь. — Сделал вывод Мишка.

— Чего там уметь-то?

— Людьми управлять. Это — тоже ремесло, уметь надо или учиться, если не умеешь. Так что ты с ними делать станешь?

— Ну, чего? Это… работать заставлю.

— Это понятно, на то и холоп, чтобы работать. А как? Ну, вот представь себе: вытянул ты жребий, указали тебе холопскую семью, которая тебе по жребию выпала. Подходишь ты к ним. Мужик, баба, детишки. С чего начнешь? Какие слова самые первые скажешь?

— Э… На подворье поведу.

— Есть, где поселить?

— На сеновале можно, еще пристройка есть, но холодная… в сенях… там тоже холодно. Летом-то построимся, а сейчас. Да-а-а, в избе всем тесно будет…

— А если детишки малые совсем?

— А как же тогда? Едрит твою… — Илья полез всей пятерней скрести в затылке. — Я и не думал.

— На первом же шагу и споткнулся. Ты как, тоже думаешь, что Лавр с Тихоном сено скупать поскакали?

— Народищу-то разместить… — Обалдело протянул Афоня. — Да куда же мы их всех денем?

— Корней с Лукой уже придумали, для того людей и послали, чтобы все приготовить, а у тебя еще дня два на раздумья есть, быстрее-то не доберемся.

Илья тут же встрепенулся:

— Э! Так я что, на сене-то не подзаработаю?

— Заработаешь, — успокоил Мишка — но сено — не главное.

— Это хорошо. — Илья довольно улыбнулся. — Слышь, Афоня, у тебя в пристройке пол земляной?

— Земляной, а что?

— Так они же по-старинному жить привыкли: пол — земляной, вместо печки — очаг. Натаскаешь камней для очага, полати можно там сделать?

"Даже и не подумал извиниться за то, что на деда наклепал… Все как ТАМ — в каждой курилке Совет министров и Генеральный штаб одновременно, и обязательно: все начальство — либо идиоты, либо сволочи… Правда, бывает и обожествляют, но зато как потом матерят! Того же Сталина вспомнить…".

Афоня, между тем, продолжал строить планы:

— Я им еще пару лавок поставлю, стол есть, поломанный правда, но починим! Полки там есть, дверь плохо закрывается, ну это сделаем… для скотины место есть, дрова… пока хватит… постели у них свои…

— С жильем, значит, решилось. — Утвердил Мишка.

— А? — Афоня даже не сразу понял вопрос. — Ага, решилось!

— Тогда думай: с чего разговор начнешь.

— Э… Спрошу как зовут.

— А поздороваться?

— С холопами?

— А они — не люди? Вот тебе первая заповедь: если с человеком вести себя, как со скотиной, то и он себя вести будет по-скотски. Тебе это надо?

Илья опять не удержался, чтобы не съязвить:

— Хе-хе, гляди, Афоня, заповеди! Как в Писании!

— А ты как думал, Илья? — Тут же подхватил идею Мишка. — Десять заповедей указывают, как люди жить должны, что можно, что нельзя, что хорошо, что плохо. Это и есть управление. Какая, к примеру, первая Заповедь?

— Это самое… — Илья задрал бороду к небу и задумался. — Кажется, "Не убивай!".

— Неверно, а ты, Афанасий, как думаешь?

— Чего ты, как поп? Не помню я.

— А подумать? — Не отступался Мишка. — Тебе теперь много думать придется: и за себя, и за холопов, а в Заповедях Господних все, что нужно для управления, есть!

— Ну, кажется, не молись другим богам… вспомнил! Не сотвори себе кумира, не делай изображений… и не поклоняйся им. Вот!

— Почти правильно! Начинаются Заповеди со слов: "Я Господь, Бог твой". А дальше уже говорится о том, как людям с Богом жить. Не сотвори себе кумира, не поминай имя Божье всуе. И наказание за неповиновение: "Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого колена".

А потом, сразу же, про поощрение послушных: шесть дней работаешь, а седьмой день отдыхаешь. Так и ты, сразу же должен дать понять, что хозяин ты и все зло и добро будет от тебя. Про добро — обязательно, человек должен какой-то свет впереди видеть, и хоть на какую-то выгоду рассчитывать.

— Что, так и говорить? Я твой хозяин, если что — накажу, а если… — Афоня озадачено захлопал глазами. — А про добро-то чего сказать?

— Про одно и то же можно разными словами говорить! Сначала поздоровайся, покажи, что ты к ним не как к скотине относишься. Потом назови себя, чтобы сразу было понятно, кто ты такой. Как в заповедях: "Я Господь, Бог твой". Так и ты, например: "Я Афанасий…". Как тебя по батюшке?

— Романыч.

— Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка Ратнинской сотни. Красиво звучит?

— Я Афанасий Романыч, ратник девятого десятка Ратнинской сотни… — Повторил Афоня. — Красиво. А дальше?

— А дальше: "Жить будете у меня!". Понимаешь? Жить! Вам теперь вместе жить, может быть, до конца жизни. Работа, наказание, одобрение, все остальное — это жизнь. Ваша жизнь связана воедино навсегда или очень надолго.

— Жить будете… верно! Они же сейчас бездомные, а я их в свой дом ввожу.

— Вот, вот: кем введешь, тем они и будут. Сразу же надо объяснить: что — хорошо, что — плохо. Как в заповедях Господних: почитай родителей, не убивай, не прелюбодействуй, не кради, не приноси ложного свидетельства, не пожелай жены или имущества ближнего твоего. Так и ты: обижать не стану, будете хорошо трудиться — будете в тепле, сытости и под моей защитой, но если что, то я человек воинский, к порядку и строгости приучен, так что, не взыщите! Сразу все и понятно: кто ты, кто они, бояться не надо, но лениться не дашь.

— Ага! И в пристройку!

— Нет! — Мишка с трудом сдержал улыбку. — Сначала расспроси. Кто они, как кого зовут, как раньше жили, что умеют… и прочее. Вот тебе заповедь вторая: интересуйся людьми, чем больше ты про них знаешь, тем легче ими управлять. Не жалей на это времени — окупится!

— Так наврать же может! — Усомнился Афоня.

— Смотря, как спрашивать. Был такой ученый мудрец… э-э иудей, Карнеги звали. Так он говорил, что для человека нет более интересной темы разговора, чем о нем самом. Вот и веди разговор о нем. А чтобы не врал, или не умалчивал — сомнение покажи. Не говори прямо, что врет, а так, усомнись слегка. Он горячиться начнет, доказывать, весь раскроется, а ты на ус мотай.

— Это как же? Ну, усомниться, да еще слегка?

— Да очень просто. Скажет он, к примеру, что у него в хозяйстве три лошади было. А ты спроси: "Всегда три?". Он тут и начнет, что сначала одна была, потом он вторую на Княжьем погосте выменял на шкурки, потом еще что-нибудь про третью. Как звали лошадей расскажет, какой масти были. А ты удивись: как это он на лесных полянах столько корма на зиму заготавливал, спроси о цене, какую за лошадь запрашивали, и за сколько сторговал. Удивись, если сторговал хорошо. С женой его поговори: сколько лет детишкам, чем болели. Удивись, если все выжили, посочувствуй, если не все, вспомни, что и у тебя или у соседей тоже не все дети живы. Пообещай, что если сживетесь, то детей поднять поможешь, расскажи, что лекарка у нас хорошая.

— Да, Афоня, — подтвердил Илья — дети — разговор беспроигрышный. Михайла верно говорит.

— Угу, у меня в моровое поветрия дочка двухмесячная…

— Прости, Афанасий, — смутился Мишка — не знал я.

— Ничего, ты рассказывай. Интересно у тебя выходит. Умным был, видать, тот иудей… как его…

— Карнеги. В общем, к концу разговора, ты все должен знать. Какой работой их до пахоты занять, кого из детишек в теплую избу на ночь забирать надо, чему их учить придется, а что умеют. Сравнивай все время с собой и со своей жизнью, тогда легче понять будет. Не бойся, если и час с ними проговоришь, или больше, все на пользу. И всегда помни: если притвориться, что не очень веришь, человек начинает доказывать, объяснять — раскрывается весь.