И вот что интересно — конец XII (или начало XIII?) века, а во всем произведении, если не ошибаюсь, ни разу не упомянуты: ни Иисус Христос, ни Богородица, ни иные библейские персонажи. Зато языческих образов пруд пруди: Стрибог, Хорс, Дева-обида, Карна и Желя — вестницы смерти. Баяна автор называет Велесовым внуком.

Да и сам "плач Ярославны", по сути, настоящая языческая молитва. К кому она обращается? К ветру, к Днепру, к солнцу, но отнюдь не к Христу, не к Деве Марии, не к кому-нибудь из христианских святых. И это — православная княгиня?

Что же получается, что языческий менталитет будет доминировать в массовом сознании и через двести с лишним лет после крещения Руси? Такое население, если умеючи взяться, запросто можно поднять на резню христиан! Однако, сэр, перспективочка…

Правда, есть в Слове о полку Игореве одна закавыка, которая может все мои рассуждения свести на нет. Последние строки поэмы:

Здрави князи и дружина,

Поборая за христьяны на поганыя пълки!

Получается, что князья с дружинами защищают христиан. И как прикажете это все понимать? Позднейшая правка? А может быть, отсутствие в тексте христианских персонажей всего лишь дань литературной традиции? Христианской-то литературы еще нет, тем более светской.

Вот ведь как интересно! В "Слове о полку Игореве" Ярославна обращается к ветру, солнцу и Днепру-Славутичу. У Пушкина, в "Сказке о мертвой царевне и семи богатырях", королевич Елисей, разыскивая невесту, тоже обращается к ветру, солнцу, месяцу. И в фильме Эльдара Рязанова, который показывают на каждый Новый год, то же самое: "я спросил у тополя, я спросил у ясеня, я спросил у месяца…". Поэтический прием, сохранившийся в течение тысячи лет! Наверняка автор Слова о полку Игореве, выдумал его не сам, а следовал еще раньше сложившимся традициям!

И что это Вам дает, сэр? Да прежде всего то, что за прошедшие после крещения двести лет христианство на Руси толком не укрепилось! Если попытаться сделать хотя бы приблизительный анализ имеющейся информации, получается весьма неприглядная картина. Двоеверие, иначе говоря: идеологический кризис.

А чему, собственно, удивляться? Население, мягко говоря, малообразованно, но если бы читать умели все или подавляющее большинство? Что читать? Книги — редкость, да и дороги так, что по карману только очень состоятельным людям. Литературы, как таковой, не существует — ни языческой, ни христианской, а устные сказания и легенды сплошь языческие.

Священников мало, да и не все они годятся для распространения христианства. Тот же отец Михаил… Ну кто в здравом уме захочет подражать его жизни? Только такой же фанатик, как он. Нет, его конечно, уважают, но, если честно, то с оттенком жалости. Требуется белое монашество — семейные попы, являющие собой пример праведного жития и благополучия, живущие той же жизнью, что и окружающие, умеющие дать толковый ответ на любой вопрос из реальной жизни, исходя из положений христианской концепции.

Нужна, наконец, явственная, понятная всем польза, исходящая от монахов: школы, больницы, богадельни, странноприимные дома. И нужна христианская литература — духовная и светская. А для этого — бумага и типографии…

Да-с, сэр, не скоро еще Русь станет по-настоящему православной! Впрочем, и сама Православная церковь тоже хороша. Татары ее не тронули, даже предоставили иммунитет, так что почти весь период татаро-монгольского ига попы продвигали в массы широко известный лозунг: "Несть власти, аще не от Бога". Только когда Орда приняла мусульманство, спохватились, почуяв мощную конкуренцию, и срочно заделались патриотами. И ведь справились! Сумели внедрить в массовое сознание идеологию национально-освободительной борьбы! И вот тогда-то Русь и стала по-настоящему православной! Все-таки, что ни говори, а иерархическая структура — мощнейший инструмент управления!

Прав был старик Экклезиаст: нет ничего нового… Дерьмократы повели себя точно так же — за одобрение Запада готовы всю Россию по кускам раздербанить и распродать. Патриотизм ругательным словом сделали. Ребят, кладущих головы в Чечне, федеральными бандформированиями называют, ветеранам Великой Отечественной в лицо кричат: "Вы бы похуже воевали, мы бы теперь получше жили!". Когда же спохватятся, что так можно и вообще без страны остаться? Падлы…

Ладно… Будет Вам, сэр. Все это, конечно, так, но произойдет еще не скоро, а сейчас-то что Вы намерены делать? Время на раздумья, впрочем, еще есть. Пока княжич Михаил Вячеславович достигнет совершеннолетия, да пока у Вас, сэр, "под ружьем" соберется достаточная сила… Короче: как говаривал Ходжа Насреддин: "Либо ишак помрет, либо я, либо эмир".

Или я сам себя успокаиваю? Нинея-то ребят обработала, а те полсотни пополнения, которые она предоставит, уж и подавно будут нужным образом подготовлены. Может с лекаркой Настеной посоветоваться? В прошлый раз, когда Юлька ребят обаяла, Настена каким-то образом пацанам мозги вправить сумела. Возможно и сейчас сумеет или подскажет что-нибудь?

В конце концов, Нинея не всесильна — меня-то заворожить она не может! Да и последний эпизод прошел, без ложной скромности, по моему сценарию. Нинея, поди, и сейчас уверена, что это она меня до бешенства довела и заставила сорваться. Только одно непонятно: как она меня вырубила? Я, ведь, никакого воздействия ее на себя не заметил… Да и не могла она, я ее как грушу тряс. А может это не она, а Красава? Девчонке же никакой экстрасенсорики и не требовалось, могла просто в суматохе нажать на какой-нибудь нервный узел или артерию придавить. Пока я за Нинеей следил, да Глеба с руки стряхивал, время у Красавы было. Но информацию я, все-таки добыл! А с Настеной, конечно же надо проконсультироваться".

Едва в мишкином сознании сформировалось понимание необходимости встречи с Настеной, он сразу почувствовал, как соскучился за месяц по Юльке. На душе как-то потеплело, а в голове закрутились мысли о том, что хорошо было бы притащить Юльке какой-нибудь подарок или рассказать что-нибудь интересное. Просто посидеть с ней и потрепаться, не важно о чем.

"Гормоны играют, сэр? Весна! Вам-то уже вот-вот четырнадцать, а ей-то и тринадцати еще нет, только в октябре будет. Девчонки в этом возрасте еще ни о чем таком не думают, а если и думают, то исключительно в романтическом духе. Ну и я не о чем таком плотском… Так, живая душа, около которой сердцем отмякаешь…".

Мишка, сам не зная от чего, разозлился, понукнул Рыжуху и, оглянувшись на скачущих позади парней рявкнул:

— Подтянись! Не растягиваться!

"Все бабы, хоть немного, но колдуньи!". Это высказывание бригадира-алкоголика из времен своей молодости в ХХ веке Мишка вспомнил, когда его отряд въехал на подворье сотника Корнея. Скомандовав: "Стража, слезай!" — Мишка соскочил на землю и… не услышал за спиной ожидаемого слитного шума, издаваемого полутора десятками спешивающихся всадников. За спиной стояла тишина, лишь изредка прерываемая звоном колец на сбруе, лошадиным фырканьем, да топотанием копыт.

Мишка обернулся и понял, что его команду просто-напросто не слышали. Парни дружно пялились в одном и том же направлении — в сторону крыльца. У одних был приоткрыт рот, у других неестественно широко распахнуты глаза, и на всех лицах, с той или иной степенью явственности, наличествовало выражение восторженного идиотизма.

Мишка снова обернулся и, наконец, понял причину полной потери боеспособности первого десятка Младшей стражи — с крыльца медленно спускались его старшие сестры Машка и Анька. Машка в светло-зеленом платье, Анька — в розовом. Головы под мантильями гордо подняты, пальчики придерживают пышные, на кринолинах, юбки, обе старательно делают вид, что оказались здесь совершенно случайно и вовсе не замечают направленных на них восторженных взглядов.