Серега с опозданием допер, что его разыгрывают. Виталик радостно заржал, тут же раскашлялся.

— Ладно, некогда мне тут с вами… Свежий воздух — он для легких полезен в меру. Бывайте!

— И тебе пока…

Махнув пакетом, Виталик шагнул назад, присел и тут же скрылся в тумане. Серега протянул Еве руку, но она не воспользовалась помощью, сама пошла вперед, ни разу не споткнулась. Серега мысленно чертыхнулся. Самостоятельная, блин!

Еще шагов через двадцать банное облако осталось позади, можно было дышать полной грудью. Дышать, правда, не очень хотелось. То ли от обилия близких машин, то ли от сказанных Виталиком слов.

Обернувшись, Ева в обычной своей прямолинейной манере задала вопрос:

— Кто он тебе?

— В смысле?

— В смысле — друг или так?

Серега замялся. Хотелось ответить фразой из Высоцкого, но он не решился. Потому что с понятием дружбы у него действительно все перепуталось. Года три-четыре назад все было ясно и просто, он бы ни на секунду не задумался над ответом, однако с тех пор многое изменилось. Определять прямо, что есть дружба, а что есть случайное знакомство, становилось с каждым годом труднее.

— Понятно… — ответила за него Ева.

— Что тебе понятно? — Сергей набычился.

— Понятно, что тебе непонятно, — Ева усмехнулся. — Да ты не дуйся, в твоем возрасте это нормально.

— А в твоем? — не удержался Сергей.

— В моем уже все и про всех знают, — серьезно откликнулась она. — Иначе не выжить. А к Виталику ты ходишь ради эффекта кирзового сапога.

— Какого такого сапога?

— Кирзового, — повторила она. — Армейского. После армии, говорят, все в кайф. Люди, словно одуревшие по земле порхают. Вот и ты, когда тебе плохо, ищешь того, кому еще хуже. Или не так?

Серега оторопело смотрел на Еву. Даже на миг мелькнула бешеная мысль, не дать ли ей оплеуху.

— Да ты вроде обиделся? Если так, то зря. Вполне нормальная мотивация. Тем более что можно одновременно жалеть и дружить.

— Разве жалость не унижает?

— Это ты тому идиоту скажи, который эту глупость выдумал. Унижает жестокость и равнодушие.

Серега оторопело молчал.

— Ладно, это все прошлое, а вот что у нас в будущем ожидается? Например, завтра?

Тему она сменила стремительно — почти мастерски, Сергей это сразу оценил. И внутренне попытался совершить поворот вслед за Евой. То есть вписаться в ее мысленный крендель.

— Ну… Думаю, разбор полетов будет. Народ с бодуна придет, дышать постарается в сторону. Но только бесполезно. Аврора все равно учует. А как учует, так и устроит Армагеддон с Аустерлицем.

— На второй день учебы? — Ева в сомнении качнула головой. — Вряд ли.

— Не знаешь ты нашей Авроры! — Серега хмыкнул. — А что это тебя заинтересовало вдруг?

— Ну мало ли… Надо все-таки знать, что с собой брать, во что наряжаться.

— Бери дубину и бронежилет, не ошибешься.

— Дубина у меня всегда с собой, — Ева вынула руку из кармана и показала газовый баллончик.

— Это не дубина — духи от комаров, — попробовал пошутить Серега.

— От комаров тоже нужно чем-то отбиваться, — Ева спрятала баллончик обратно в карман. Шутке Сергея она не улыбнулась. Вообще, как заметил Серега, девчонка она была на редкость серьезная.

Теория Эйнштейна почему-то не работала. Они гуляли, двигались, а время не растягивалось. Наоборот — проглатывалось какими-то несуразно огромными кусками. Серега еще и проголодаться не успел, а на отцовских часах стрелка, что покороче и потолще, подползла к пяти часам. И дважды Ева доставала из кармана пачку сигарет, но, взглянув на Серегу, убирала обратно. Словно знала и чувствовала что, спутник ее недолюбливает табак. Короче, Серегу девчонка все больше озадачивала. Своим поведением, вопросами, внезапными лобовыми выпадами.

Между тем пора было забирать из садика Ленку. Эту святую обязанность Сереге вменили около года назад. Таким образом, он отрабатывал карманные деньги, и выхода иного не было — по причине шваберного облома, всеобщего кризиса и отсутствия радужных перспектив. То есть у большинства людей все было просто и ясно — если не в настоящем, то по крайней мере в будущем. Антон станет торговать воздухом, Гера покатит в армию к китайским тушканчикам, Сэм проползет в олигархи и примется крутить топливные краники, Анжелка сделает Сереге книксен и выскочит замуж за какого-нибудь урода-миллионера. Даже будущее Виталика рисовалось в общем-то в розовых тонах: темной ночкой парни выберутся из своей парящей берлоги и, угнав джипарь пошикарней, ломанутся на юг — сквозь кордоны и ураганы, с запасом столовских булочек и ворованного бензина. До моря, может, не доберутся, но широту обновят. Серегино же будущее рисовалось абсолютно невзрачным: школа, Ленкин детсад, уроки. А потом — институт, Ленкина школа и опять уроки. А выйдет Ленка замуж, и придется уже деток ее водить — в тот же садик и в ту же школу. Выход напрашивался один-единственный: опередить Ленку и жениться первому. На той же дуре Анжелке, пока она не встретила своего миллионера. Понадеявшись, что после свадьбы девчонка постепенно поумнеет. Такое, говорят, тоже случается…

Распрощавшись с Евой, Серега не стал делать круг, обходя промзону, а юркнул через дыру в заборе, перелез через смятую проволоку и спрыгнул на землю. В Германии, он слышал, строители тоже не спешили закатывать дорожки в асфальт. Сначала смотрели, где ходят люди, где любят срезать, а после прокладывали красивые восьмерки и диагонали. В России предпочитали строительство прямоугольниками. Дома, кварталы, окна, дороги — все лепили строгими перпендикулярами. Отчим даже называл это перпендикулярным мышлением, хотя, по мнению Сереги, мышлением тут как раз и не пахло. А пахло взрослым застоялым болотом. Все равно как на том же шваберном заводе, где они, трое салажат, в несколько дней запузырили годовой план для полотеров.

Словом, прямых путей Серега не искал — шел исключительно торными тропами. Народ — он всегда знал, где ходить, и асфальтовые обманки стойко игнорировал. Конечно, разгуливать по режимным предприятиям небезопасно, но кто не рискует — тот, как говорится, не рискует. На деревья, вон, тоже можно не лазить, и что с того?

Миновав цеха и пустующие складские помещения, мальчуган деловито обошел перекрашенную в пепельный цвет каланчу и вскоре вновь оказался у забора. Здесь к общественному лазу некто заботливый даже приставил грубо сколоченную лестницу, и Серега кузнечиком выпорхнул на волю.

Еще пара кварталов, и он вышел прямиком к садиковой улице. То есть когда-то на коротенькой этой улочке действительно располагалось около десятка детсадов, но со временем здания распродали разномастным офисам-конторам, и уцелели всего два детских учреждения. В одно из них он и вторгся, придя позже обычного всего на десять-пятнадцать минут.

Детишки успели уже одеться и выйти во двор. В раздевалке никого не было, и, привычно расписавшись в родительском журнале, Серега приблизился к выставочному стенду. Сегодняшняя тема посвящалась снеговикам. Так, во всяком случае, вещала прикнопленная к стене бумажка. Серега с усмешкой оглядел выстроенных в ряд пластилиновых уродцев и быстро отыскал табличку с «Леной Моховой». Ее уродец показался Сереге значительно симпатичнее соседей. Впрочем, так ему казалось практически всегда. То ли Ленка действительно была талантливее своих согруппников, то ли срабатывала родственная необъективность.

Оглядевшись, Серега украдкой взял пластилиновую фигурку, чуть переместил ручки-ножки, изменил осанку, переставил черный глаз повыше, а морковный нос наоборот пониже. Теперь уродцу можно было смело выдавать паспорт снеговика. Серега прилепил его обратно и отряхнул руки.

Стоило ему выйти во внутренний двор, как зоркая Ленка, углядев появление братца, немедленно затянула:

— Полина Геннадьевна, а можно мне домой?

— Вижу, вижу. Иди, Леночка. До свидания, — воспитательница махнула Сереге рукой и метнулась разнимать дерущихся возле горки малышей.