— Вау-вау! — Мишаня даже головой покачал. — Сам додумался или прочитал где?
Серега чуть покраснел. Краб, как обычно, зрил в корень. Серега и впрямь прочитал об этом в журнале. Здесь, в больнице, и прочел день назад от скуки. Сразу после «Таинственного острова». Кстати, у того же Жюля Верна как раз эмансипацией совершенно не пахло, всем исключительно заправляли мужики.
— Может, и так оно все… — протянул Мишаня. — Жизнь — она ведь насквозь запутанная.
Мимо, хромая, проковылял пес. Видок обшарпанный, в глазах паника. На отдалении семенила стая местных шакалов. Сразу пять или шесть рыл. Явно готовилась расправа.
Серега подобрал камешек, не целясь, швырнул в шакалов. Те нехотя отбежали в сторонку.
Краб покривил губами, а Серега смутился.
— Терпеть не могу, когда толпой на одного, — зачем-то объяснил он.
— Чего ты хотел, закон джунглей. Тем более что этот кабыздох на чужой территории. Да еще и подранок. Так что все, как у людей — по законам и понятиям. Или ты законы не уважаешь?
— Если такие, то нет.
— Получается, что ты романтик. Таким тяжело по жизни приходится…
Притушив сигаретку о ребро ботинка, Мишаня смял ее миниатюрной гармошкой, щепотью раскрошил над стоящей рядом урной. Все с той же угрюмой привычностью. Кто-то, верно, научил — чтобы не оставлять следов даже в такой малости… Мишаня коротко шмыгнул, теперь уже двумя руками встряхнул свои кубики-костяшки, распахнул ладони. Выпало две двойки. Он повторил фокус с встряхиванием, и на этот раз выпали тройки.
— Лихо! — оценил Сергей.
— Лихо другое… — Краб снова сосредоточенно потряс сведенными ладонями, даже к уху на секунду прижал, словно к чему-то там прислушивался. — Это все мы, прикидываешь? Кубики-рубики и прочие костяшки-какашки. Семь миллиардов или девять, даже не знаю.
— Семь пока…
— Ну, может, и семь, без разницы. Важно, что бросок — это, типа, вся наша жизнь. Про взрыв ты хороню сказал. Так и есть, прыгнул и попробовал сорвать куш. Не обломится — в пропасть сорвешься, а сорвешь пару кокосов, уже и рад-радешенек. Типа, король-победитель — очков нагреб по самые помидоры. Только радость такого короля — фуфло голимое.
— Почему? — вырвалось у Сереги.
— А вот смотри, — Мишаня вновь тряхнул зажатыми ладонями и, наклонившись вперед, бросил кости на асфальт. Выпало две шестерки.
— Круто!
— И все так думают. Только вот шиш! Потому что это, Сергунь, то, что мы из себя представляем. Реально, без дураков, по самому максимуму.
— Шестерки?
— Ага. И Сэм — шестерка, и завучиха Аврора с Кентукки, и мы с тобой. Потому что выше маковки не прыгнешь. И кому кажется, что прыгнул, тот просто лошара гнойная. Сэму вот на острове казалось, что он звезду с неба достал, а на деле — вчистую лажанулся.
— Как это?
— Да просто… Ты вот в отказ пошел, вообще не захотел кидать кости — и вся игра разом пошла наперекосяк. Весь банк сорвал тот, кто ничего для этого не сделал, прикидываешь? Я ведь про тебя толкую.
Серега нахмурился. Краб говорил непонятно. То есть он давно уже так мутил в разговорах, но чаще все-таки, чтоб попугать и поиграть на нервах. Чем больше тумана, тем хуже стоишь на ногах. Вот и собеседники Краба терялись, шли на попятный. Ему же только того и надо было. Но сейчас Мишаня говорил, не дурачась, вполне серьезно.
— Ты не думай, мне вся эта учительская грызня до лампочки. Аврора там, Николай Степанович, Инна с Виолой — пусть сами свои замутки решают… Захотят — и Маргошу спишут, и встречу с ветераном оприходуют, как положено. Я тебя о другом предупредить хотел…
— О чем это? — Серега мгновенно встопорщился. И тело само собой напружинилось. Он-то, дурак, расслабился, а Краб ведь не просто так веревочку вил, — верняк, подводил к чему-то своему. Серега даже чуть отодвинулся от Мишани, и тот, конечно, это заметил.
— Ну, ты и фуфел! — протянул он.
— Кто фуфел-то!
— Ты что, правда, решил, что я за Сэма морду тебе бить пришел? — Краб даже в лице изменился. Типа — изумлялся Серегиной дремучести. — В самом деле, чудила! Мы ж с тобой рябину с одного дерева рубали, одним совком в песочницей ковырялись… — похоже, он действительно собирался обидеться.
— Да ничего я такого не думал! Ты чё, Мишук! — Сереге стало стыдно.
— Ладно, проехали… — Краб немного помолчал, словно размышлял, стоит ли после такого продолжать беседу. — Короче, я про Сэма хотел сказать. Вообще про всю эту бодягу. В том смысле, значит, что проблемы твои не закончились.
— Если ты про Стаса…
— Забудь о нем, — Мишаня вновь улыбнулся правым уголком рта, левый наоборот криво съехал вниз. — Стас — нормальный пахарь. Его сыграли, как пешку, он и повелся.
— О чем ты? Кто сыграл?
— А ты догадайся с одного раза. Трех раз, как в кино тупом, нигде, на самом деле, не дают. Либо сразу просекаешь, либо получаешь кувалдой в лобешник, — Краб собрал свои кубики, подбросил на ладони, заботливо спрятал в карман. — Там на острове у нас с Сэмом тоже базар был. Он меня, урод такой, к себе вербовал, а я его чуть не порезал. Растащили, короче. Но будь Сэм поумнее, он бы лыжи к тебе солидольчиком смазал и сюда раньше меня подкатил. С коробкой конфет и бутылкой коньячилы.
— Зачем мне коньяк?
— Ну, не коньяк, так пепси-колу какую-нибудь притаранил бы. Это не суть… Я о том, что ты губешки раньше времени не раскатывай. Этот перец еще не прыгнул по-настоящему, но очень хочет. Вообще непонятно, как он в нашей школе очутился. Папец, наверное, жадный, не отлил в лицей лимонаду, вот и оказался Вовочка Саматов в обычной рассейской школе за одной партой со швалью вроде нас.
— Чего это мы — шваль-то?
— Ну, не шваль, так где-то на уровне единичек-двоечек. А они, типа, парень с крутояра — шестерка, значит. Короче, показывал уже… Вот и будет мстить.
— Кому мстить-то? Мне?
— Да всем сразу. Он же обиженный. На меня, на папу, на всех. Только меня ему не достать — да и на кой? А вот тебя он постарается загарпунить.
— Вот тебе здрасьте! За что это, интересно? За Маргошу? Так он же ее в грязи и топил!
— Правильно, он топил, а ты не дал. Видел, как он физрука нашего на крючок взял? Грамотно, в десять минут! И ничего Николашка ему уже не сделает. Потому что Сэм за жабры его взял. Прочно. Аврору он тоже хотел заарканить, уже и веревочку свил, да не получилось. Но парень-то дошлый, другое что-нибудь изобретет. Это ведь только в фильмах показывают, что всех на свете можно купить, а на самом деле, умные ребятки за другие рычаги дергают.
— Кукловоды?
— Ага, как в театре детском… Он и на остров народ приглашал, чтоб всех разом на единый кукан насадить. А мы взяли и сорвали ему кайф. Даже Анжелка с ним в шатер не полезла. Он ведь хорошо ее подогрел. Подливал пуще других. А она ему костюмчик облевала и на катере у нас спряталась.
— Так это вы из-за нее подрались?
— Причем тут она? Анжелка — это так, повод-поводочек… Сэм принцем датским себя почувствовал, а я ему черепок под нос сунул. Кукиш в смысле. Короче, хотел пикник сделать, этакий пир духа, а получил полную пирдуху, — Мишаня Крабов хмыкнул нечаянному каламбуру. — Еще и ты характер начал показывать. Типа, последний ком снега перед лавиной. Как в мультах. Вот класс и пошел пополам колоться.
Сколько помнил Серега, Крабов никогда еще так много не говорил. Да и вещи-то он рассказывал странные. Про Стаса, про остров, про класс… А может, это больница Серегу так ослабила. Что-то упорно не доходило до его разума. Мишка Крабов продолжал говорить, но слова осами вились вокруг да около, кружили бессмысленной тучей. Серега чувствовал, что голова у него стремительно закипает.
— …Сегодня, прикинь, на Ламборджини в школу прикатил. Самолично за рулем сидел. Хотел, чтобы все увидели.
— Ну?
— Вот и увидели, что снеговичок-то наш поплыл. Потому как за последнее хватается, бабло демонстрирует. Ну а как сообразит, что ни фига не вышло, за вилы возьмется.
— Как это — за вилы?
— Откуда мне знать. Но зуб даю, придумает что-нибудь, — Краб чуть помолчал. — Змей сегодня шепнул, что с Маринадом их видел. Типа, шептались о чем-то. Друганы, блин! С каких это пор, интересно? И Кентукки там рядом маячил. Вот и посуди, какие могут быть общие дела у Сэма с этими крысоедами.