Серега заводился все больше. Знакомое предчувствие щекотало гортань, предвещало назревающую беду. А может, не назревающую, а уже созревшую — как какой-нибудь фурункул на причинном месте. Вроде и больно сидеть, а пока штанов не снимешь, не увидишь…

Народ, между тем, бродил от листка к листку, громко озвучивал те или иные перлы.

— О! Я тащусь!.. Слушайте прикол… — Кокер вскинул руку, привлекая всеобщее внимание, заговорил нарочито идиотским голосом: — «Всю жизнь я пытаюсь казаться нормальным, но это трудная роль, а я плохой артист. Все делают так, а я эдак, и мне больно. Я стыжусь и постоянно попадаю впросак, наступаю в лужу»…

— Чью лужу-то? — со смехом вопросил Цыпа. — Свою, что ли?

— Может, и в твою, он не написал, — Кокер перешел к соседнему листку. — А вот еще круче… Не, ребя, слушай!.. «Сегодня мне снова приснилась она. Незнакомка в бежевом платьице. Я даже лица ее не вижу, но всякий раз точно знаю: она снова здесь, рядом со мной. Иногда что-нибудь говорит, но чаще молчит. А самое волшебное начинается, когда она берет меня за руку…»

— О-о! — заблажил Маратик. — Дальше давай, дальше!

— Чего орешь, все равно пока только «за руку»…

— Читай, урод!

— Сам урод… — Кокер продолжал придуриваться, хотя, по мнению Сереги, мог бы этого не делать, — без того ясно, что полный придурок. Читал он громко и, надо признать, не без артистизма: — «Я не чувствую ее пальцев, но начинаю понимать ее мысли. Точнее — чувства»… Чувства, ты понял, каракуль бычий!.. «Я по-прежнему не вижу ее лица, но знаю: оно обращено ко мне. Ее глаза лучатся, от них исходит мягкий теплый свет»…

— Да у него реально крыша съехала! Может, в психушку эту бадью послать?

— А можно в журнал какой-нибудь. Там сейчас любят такое. Чернухи только малость подлить. Сумеешь, Кокер?

— Запросто! Пару расчлененок, пять огнестрелов и изнасилование…

Поднявшись, Серега шагнул к ближайшему, пришпиленному полоской скотча листку. Здесь были строчки, исполненные аккуратным Тарасиковым почерком:

Продолжение оказалось оборванным, — возможно, оборвал все тот же Кокер на бумажные жевыши. Серега припомнил, как сидели они с Кареевым у костра, как в бешеный штопор падал дельтаплан обалдевшего от ощущений однокашника. Ему стало тошно. Точно взял и предал ближайшего друга. Конечно, Тарас не был другом, но ведь и врагом не был. Кроме того, они вместе полетели — в один день и оба впервые…

Серега вернулся за парту к Антону. Теперь он уже смотрел на собственные руки. Он не знал, что делать, а верного совета ладони — даже со всей их мудреной паутиной не давали. Хотя… Одна подсказочка все же имелась. Серегина линия жизни. Она тянулась уверенно, не виляя и не прерываясь. Жутковатых росчерков и крестов на ней не угадывалось. Значит, не стоило и бояться. Не убьют, не изжарят и не зарежут. Чего, он, в самом деле, трясется?..

— А тут про наш класс. Чё-то вроде про Анжелку… — Васёна ткнул перепачканным пальцем в листок, начал было читать, но сбился. Читал он скверно — чуть ли не по складам.

— Буковки сперва изучи! Дерёвня! — заорал Шама. Он сидел, забросив ноги на парту и любовался происходящим точно зритель театральным спектаклем. Кокер стремительно переместился к Васёне, нашел то самое место, на которое указывал приятель.

— Та-ак… Ага! «Я часто сравнивал ее с тем образом из снов. Гадал, что сходится, а что не очень. Потому что есть какое-то несоответствие, и этого я не в силах понять. Все равно как разницу между двумя сказками. Но одна реальная — из жизни, другая из сна. Одну я могу видеть каждый день, вторую — угадываю, может быть, даже воображаю»…

— Скучно! Давай другое! — Толян с Вадиком даже забарабанили по партам кулаками.

— Читай, читай! — крикнула Анжелка. Девчонки ее поддержали.

— Лучше про секс давай! — пискнул Маратик.

Кокер бедово тряхнул чубом. Сейчас он и впрямь чувствовал себя артистом на сцене.

— Сейчас про все будет, — игриво пообещал он. — Тарасоид только разгоняется.

— Ага, типа сеанса…

— Вот козлы, — тихо пробормотал Антоша. Он тоже по примеру Сереги глядел на свои руки. Но и его руки вряд ли что-нибудь могли подсказать. — Аврора бы подошла поскорее.

— А почему — Аврора? — обозлился Серега. Обозлился на себя и Антошу. — Слушаем-то мы, не она. И кстати, Аврора, если заявится, в первую очередь выдаст на орехи Маргарите.

— Марго-то здесь причем?

— Конечно, ни при чем. Это ведь мы на головах ходим. Только Аврора все так перевернет, что виноватой выставит Маргошу. Вроде как видит все, но покрывает.

— Виола тоже покрывает. И Федюня… Многие терпят и покрывают.

— Про Виолу мало кто знает. Про других тоже. А Маргоша не умеет финтить. И на педсоветах, наверное, режет правду-матку. Вот и вылетит с неполным служебным соответствием.

Антоша тяжело засопел.

— Во гадство! А все Сэм…

Серега кивнул. Оторвавшись от чертовых ладоней, нашел глазами «устроителя» галереи. Великий кукловод и комбинатор восседал на своем законном месте и, подперев голову, о чем-то болтал с Анжелкой. За партой перед ними в унисон позевывали Макс и Алик. Братья Рыковы в общей вакханалии участия не принимали: один чистил ножичком ногти, второй листал спортивный журнальчик. На развороте девица в кимоно — пятка розовая, в половину обложки. Впечатляющая пятка! О таких пятках братья, верно, мечтали с самого рождения, может, даже видели в своих каратистских снах.

Серега не сразу расслышал то, о чем говорит Антоша:

— …А ведь я сразу не допер. Получается, они ее снова разыграли.

— О ком ты? — он обернулся.

— Как о ком? О Маргоше. Она ведь сочинения Тарасика давно нахваливала, вот они ей про выставку и впарили. Вроде как все самое лучшее из Тарасиковых сочинений на стены — чтобы все видели и учились. Она и повелась. Расклеили-то при ней. А как Тарасик пришел, как рыдать начал, она и сообразила…

Все встало на свои места. Серега окончательно прозрел.

— Между прочим, — сообщил он, — Геру напоил тоже Сэм.

— Что?

— То самое… — Серега расстегнул портфель, извлек бутылку. Видал? Откуда, по-твоему такое у Герки?

— Не понимаю…

— А что тут понимать, одним противником меньше. Геру-то он устранил, разве не так?

— Гера завтра придет.

— Завтра их не волнует. Они этот цирк сегодня затеяли. А Гера, сам знаешь, слабины не дает, и за Тараса, верняк бы, вступился. Это тебе не Анжелка. Кареев по ней сколько лет уж сохнет, а она вон как с ним крутанула…

— А что Анжелка, — пробурчал Антон. — Я про нее давно говорил, что лахудра. Ты же не слушал.

— Зато мы сейчас сидим и слушаем… — Серега порывисто поднялся.

— Куда ты?

— Потолкую с владельцем бутылочки.

Антон заерзал на лавке.

— Может, не надо?

— Чего не надо?

— Ну, все это… Толковать и прочее. Все равно Аврора скоро примчится. Сидел бы лучше.

— Я, Антох, в больнице насиделся, хватит.

В легкой панике его друг оглянулся.

— Кончай, Серый! Ты же видишь, он короля из себя корчит. И Геры нет. Что ты ему сделаешь?

— А вот посмотришь… — с бутылкой в руках Серега двинулся в направлении Сэма. Сердце у него бухало маленьким колоколом, ладони, держащие бутылку, вспотели. Он и сам не знал, что будет говорить и делать, но что-то делать было просто необходимо.

Между тем «двое из ларца» взяли его под прицел своих локаторов, Макс убрал перочинный ножичек в карман, Алик тоже с бдительностью сыщика выставился поверх журнала.

— Але, Сэм! — позвал Серега. — Часом, не твой пузырек?