Я склонился над пилотом, и перевернув его на живот, завёл руку за спину, подсунув под неё стволы ружья, упёр их в затылок, после чего потянул пленника, поднимая его на ноги.

— Шевелись, Демьяныч, — подбодрил я его.

Наконец тот поднялся, и осознал, что жена корчится на земле, в луже собственной крови. Ещё немного и изойдёт ею. Попытался было дёрнуться, но я подбил ему ногу, роняя на колено, и больно вдавил стволы в затылок.

— Не дёргайся, придурок! Идём к жене, или она сейчас кончится. А тогда уж себя вини. Ну!? Дошло!?

Тот в ответ только кивнул. Похоже не особо верит в мои слова. Но с другой стороны, когда видишь как корчится в страданиях любимый человек… Скольких сильных людей я видел плачущими как дети, от бессилия что-либо сделать. И Кузьма Демьянович понимает, что находится в полной власти неизвестного.

Подошли к раненой. Плохо дело. Тяжёлая пуля не просто перебила кость, она её раздробила. Розоватые острые осколки торчат из бедренной мышцы. Смявшийся, искорёженный кусок свинца прошёл на вылет, разорвав их в лоскуты, и вывернув наизнанку, Как она не померла, непонятно.

Я уронил хозяина дома на колени. Удерживая его только с помощью продетого под руку и упёртого в затылок ружья, левой рукой зашарил по карману сюртука. Ага. Есть сердечко. Выхватил амулет, убедился, что не ошибся, и поднёс к подбородку женщины. Стенания тут же прекратились, из её груди вырвался сдавленный стон наслаждения, а щеки покрыл яркий румянец. А ничего так, горячая жена у хозяина.

Я приложился основанием ладони по затылку пленного, так, чтобы ошеломить, но не лишить сознания. Схватил Анну за волосы, и рывком поставил на ноги. Два стука сердца, и ружье упёрлось ей в затылок, как только что, у её мужа.

— Кузьма Демьянович, не дури.

— Аннушка, — растерянно произнёс тот.

— Заправляй «воробья». Пошевеливайся. Если княжьи люди появятся раньше чем мы взлетим, она умрёт первой. Ну!

Подействовало. Мужик собрался, и начал споро готовить аэроплан к вылету. Благо и топливо и вода в бочках были рядом, установлены на возвышении, так, чтобы заправляться можно было самотёком. Не прошло и десяти минут, как «воробей» уже подвывал паром из предохранительного клапана.

К этому моменту я успел разрядить винчестер, и забросить его подальше в кусты. Ничего страшного, Анна найдёт. А вот палить в меня больше не будет.

— Как улетим, беги к приставу и сообщи о случившемся, — сказал я ей.

Нехорошо получится, если они пострадают из-за меня. Одно дело, вот так, жёстко заставить их сотрудничать со мной. И совсем другое подставлять под княжеские молотки.

Кузьму я усадил в переднюю кабину, на место первого пилота, сам устроился сзади. При этом прибрав ружьё и изготовив револьвер. Амулетов на нем нет, переборка из обычной берёзовой фанеры, так что, в случае необходимости достану и из него. А там, возьму управление в свои руки, благо оно тут дублировано.

Машина пустила облачко пара, винт тут же пришёл в движение, взбил воздух, и взяв короткий разбег, «воробей» оторвался от земли. Давненько я не летал. Аж дух перехватило от предвкушения. Впрочем, эйфория длилась недолго. Не стоит забывать о том, что как бы в бегах.

— Демьяныч, слышь меня? — позвал я в переговорную трубу.

— Слышу, — послышался в раструбе приглушенный и утробный голос пилота.

— Летим на Кукуштан. Я знаю, что ты возишь контрабанду в Карагайское княжество.

— Сейчас все на ушах, можем не проскочить.

— Надо проскочить, Демьяныч. А иначе, я тебя прямо через переборку пристрелю. Управлять аэропланом я умею, не сомневайся.

— Постараюсь.

— Постарайся, Демьяныч. Очень постарайся.

Летели мы на бреющем, едва не задевая кроны деревьев. Не сказать, что у меня столь уж богатый опыт пилота. Зато у княжича, очень даже. Не смотри, что молод и зелен. Теперь же все его знания и навыки стали моими. Как гласит народная мудрость — самый трусливый пассажир это водитель. И я сейчас убедился, что данное утверждение в полной мере относится и к лётчикам. Потому что мне было слегка не по себе. Конечно тут есть дублирующее управление, но трогать штурвал я не собирался.

Чтобы отвлечься я извлёк «Лекаря» и александирт. Ага. Судя по красному цвету камня, Силы в нем хватит в лучшем случае на неглубокий порез, ну мо-ожет быть, затворить кровотечение. Словом, толку от него ноль. Вообще-то странно. Это бриллиант, значит энергию он не теряет, а наоборот, вбирает в себя, пусть и совсем немного.

Допустим, нога у Анны была практически оторвана. Даже в более продвинутом мире, скорее всего, стоял бы вопрос об ампутации. На восстановление конечности тратится в среднем два карата. Да парочку, или около того, я истратил на свои раны. То есть, в запасе должен остаться как минимум один карат, а то и чуть больше. На поверку же… Н-да. Странно как-то. Или Григорий что-то понимал не так.

Глянул «Панцирь». Здесь осталось чуть меньше половины заряда. Ага. Получается топаз взятый с убитого стражника полон энергии. Но он в любом случае не пляшет против заряда оставшегося в бриллианте. А значит и менять погодим.

Я вновь перевёл взгляд на проносящиеся под крылом кроны деревьев. Они мельтешат настолько быстро, что создаётся ощущение невероятно быстрого полёта. На самом деле крейсерская скорость не превышает ста вёрст в час. Максимум, на что способна эта птичка, сто тридцать. Это не я такой всезнайка. Просто в моём распоряжении вся память Григория. Вот уж кто болел небом, и был беспримерно рад тому, что является младшим княжичем и не должен наследовать батюшке.

Вскоре равнинная часть осталась позади, и мы полетели по ущелью. Причём не в западном направлении, где находился Кукуштан, а в северном. Но я не стал делать замечание пилоту. Кто лучше него знает его же контрабандные тропы.

Через час с момента вылета мы уже были над морем. Демьяныч отдалился от берега, пока тот не скрылся из виду, и только после этого отвернул на запад. И все это время «воробей» буквально стелился над клокочущем морем. Вообще непонятно с чего такое буйство стихии, учитывая, что ветра, за исключением набегающего из-за полёта, попросту нет.

Ещё два с половиной часа, и под нами оказалась вытянутая лесная поляна. У самой кромки деревьев примостилась небольшая охотничья избушка, рядом навес, под которым видны две бочки. Наверняка масло и дизтопливо, которое тут называется топочным, и вполне пригодно для топок самолётов. Наверняка посадочная площадка контрабандистов.

— Демьяныч, здесь садиться не будем. Ищи место в паре вёрст, — вызвал я его в переговорную трубу

— Здесь нет удобных площадок, — послышался в ответ утробный голос.

— Твои трудности, — безапелляционно произнёс я.

— Понял, — отозвался тот.

После чего качнул крыльями, вышедшему на крыльцо неизвестному, и потянул дальше на запад. Наверное местный смотритель, обеспечивающий минимальное обслуживание за небольшую плату. А может и воротила теневого предприятия, изображающий из себя сирого и убогого. Я в подробности вникать не собирался. Оно мне надо?

Вскоре Демьяныч подобрал вполне приемлемую площадку. Не для него, ясное дело. Потому как достаточно оживлённое шоссе не то место, где предпочтёт посадку контрабандист. Но это его трудности. Зато меня устраивает как нельзя лучше.

Едва выбравшись из кабины, и забросив на левое плечо ранец, я извлёк из кобуры Смит-Вессон и выстрелил сквозь капот в котёл. Тут же послышался свист, носовая часть окуталась паром, а из кабины послышался мат Демьяныча. Ничего. Пусть помучается малость. Неисправность исправить ему вполне по силам. А грозящие ему неприятности, за появление на Кукуштане без соответствующим образом заверенного полётного плана, меня не волнуют.

Конечно он может сообщить властям, что его принудил к этому перелёту некий преступник. И очень может быть меня начнут искать. Но эдак, с ленцой. Потому как в Карагайском великом княжестве я преступления не совершал, а проблемы новоявленного великого князя Демидова, местного правителя волнуют мало. И потом, это ведь будут всего лишь слова пилота, которого скорее всего уже подозревают в контрабанде, но никак не могут ухватить за причинное место.