— Думаю, для Вохраса эти букашки многое значат, — уточнил я. — В любом случае пытка — не попытка, да?

— Грррхм, — нехотя согласился Олечуч.

Он подозвал Проглота, обхватил его за середину туши, и взвалил на плечи. Проглот не растерялся: его язык бродил по окрестностям, стирая город за городом.

— Я сейчас, — нашелся Рем. Он забрал у меня счастливую палку, погнался за языком, схватил его и быстро намотал на шест как пряжу. Потом затолкал этот моток в Проглоту в пасть и строго сказал: держи! Странный зверь тяжело вздохнул, но согласился.

Итак, вновь миновав уже ненавистную нам лестницу, мы оказались в обновленном мире козявок. Мы двигались филигранно, как человек в низкой обуви, попавший на скотный двор. О да, нас вряд ли можно было отличить от диких кошек. Мы почти не касались пола. Да что там говорить, мы начинали заново всего-то лишь девять раз. И на девятый раз, когда нам все-таки удалось пройти через зал и не раздавить, кажется, ни одного аборигена, благодарный Рем склонил ко мне голову и восторженно прошептал:

— Если и на этот раз ничего не выйдет, я сверну тебе коленями шею.

Это очень меня тронуло. Вот что значит дружба.

И тут мы поняли, что, да — получилось, змей его раздери! Правда легче от этого не стало.

Высокие стены, бегущие в разные стороны. Грубый черный кирпич, острые пики наверху, повороты, проемы, коридоры ведущие в никуда. Все это словно взяло нас в тиски. Мы осторожно ступали, напрягая слух, тревожа вековую пыль на полу и ожидая, как обычно, самого худшего.

«Лабиринты наступающих», вспомнилось мне. Карты планировки башни не существовало, во всяком случае, множеству компетентных людей не удалось ее найти, что означало — то же самое. Но в книгах по истории были намеки. Этот лабиринт был построен с учетом того, что нападающие на башню враги, коли таковые найдутся, заблудятся в бесконечных переходах и тупиках, рассредоточатся, а сверху (потолка не было, над нами тяжелело Ничто), на них будет литься огонь и сталь.

Скри-и-ип-с-с, — донеслось из темноты.

— Слышали? — шепнул Рем.

— Похоже на что-то металлическое, — сказал я.

— Нашлось что-то, что можно убить, — истеричным шепотом просвистел Олечуч.

Это просто какой-то механизм. Просто механизм. О, Первый, сделай так, чтобы это было именно так. Механизм, рассказывающий старые, но все еще смешные анекдоты про некуморка и дровосека. Ты ведь и сам наверняка любишь эти анекдоты!

Олечуч двинулся вперед по ближайшему коридору. Ему не нужны были факелы и чувство самосохранения. Сухолюд крался следом.

— Рем… — выдавил я. — давай немного подождем, может этот «звук» и чучело встретятся раньше и обсудят все вопросы?

Менадинец не ответил. Он медленно продвигался вперед, поправляя сползающую на глаза корону. Да это был лабиринт. Не особо изобретательный, но злоупотребляющий сальными шутками про тупики, зловоние, пугающие шорохи и атмосферу безнадежности.

«Будь ты проклят Виг», «Я вернусь», «Смерть не может найти нас», «Ты заплатишь, Дориан Виг», «Умри Виг, умри», «Я хочу жить», «Прости меня, Кэс».

Надписей были тысячи. Судя по почерку, их написал один и тот же человек.

Слова тлели на полу и стенах, словно угли. Немые крики несчастного затворника. Я приложил к символам ладонь и слегка отпрянул, увидев, что надпись просвечивает сквозь мою плоть словно через бумагу. Зачарованный неразборчивым шепотом, я прильнул ухом к одной из надписей, и она заговорила громче и злее, ибо давно уже не могла найти своего слушателя.

«Прости меня Кэс…».

— Прости меня Кэс, — сказал я.

— Ну что ты, — ответила она рассеянно.

Она сидела у игривого ручья, на теплом валуне, болтая ножками. Ее левая туфелька сползла с ноги, и держалась сейчас только на большом пальце. Кажется, Кэс ждала, когда же она все-таки свалится.

— Нет, ты должна сказать, что не сердишься на меня, — потребовал я, присаживаясь рядом с ней, спиной к спине. — Это очень важно, я не хочу, чтобы ты думала, что я бросаю тебя.

— Я так не думаю, — она шевельнулась. Раздался всплеск. Я посмотрел через ее плечо: туфля, кувыркаясь и ныряя носом, уносилась вниз по течению.

— Это всего на один нерест, — сказал я, повернувшись к ней и обхватив за округлившийся животик.

— К тому времени он уже будет ползать вовсю, — печально произнесла девушка.

— Тогда нам и понадобятся деньги и положение, которые я приобрету, пройдя этот ритуал, — я поцеловал ее в шею. — Всего один нерест в этой башне и все вернется на круги своя. Со мной ничего не случится, там будет еще сорок девять таких же маггов как я. Все будет хорошо. Ты веришь мне?

— У меня такое чувство, что мы расстаемся навсегда, — горько прошептала девушка.

— Это обычная тревога, — возразил я мягко. — Я вернусь.

И тут случилось нечто совершенно для меня неожиданное. Голова Кэс вдруг с отчетливым хрустом повернулась вокруг своей оси и я увидел изуродованное собственным излучением лицо. Язвы, наросты, слепые глаза.

— Тогда захвати мне на обратном пути кремовых эклеров! — взвизгнул высохший рот.

Я заорал, столкнул чудовище в ручей, а сам бросился опрометью через лесной кустарник, рыдая и хохоча одновременно.

Когда я проморгался и различил свет фосфорного факела, Рем уже вовсю тряс меня, ухватив за ворот.

— Достаточно, — я клацнул зубами.

— Точно? — спросил Рем. — Может пощечину?

— Нет, я держу себя в руках. Что я делал?

— Ты пытался меня облапать и поцеловать, — сдержано поведал Рем. — А потом обхватил коленки руками и начал рыдать.

— Тут везде воспоминания какого-то магга, — сказал я, потирая виски. — Я видел кое-что…

— Интересное?

— Не особенно. От нее пахло луком. О, кости Первого, почему бы просто не наслать на нас орду нежити? Между прочим, внизу я насчитал сорок восемь скелетов, в легенде их было ровно полсотни. Интересно, где еще один, не считая Вохраса?

Скри-и-пс-с, — сказала темнота совсем близко.

— Знаешь, что бывает, когда задаешь такие вопросы? — спросил Рем напряженным шепотом.

Скри-и-пс-с, — уже за дверным косяком.

Я вскочил, и мы с сухолюдом заняли глухую оборону за какими-то обломками, гниющими на полу. Я присел на одно колено и натянул лук, стрела хищно стрекотала в моих руках.

— Внимание.

— Ага…

Скреап-с.

Оно появилось в проеме.

Обычно я начинаю издалека, что вызывает у некоторых сухолюдов желание пнуть мне под коленку или дать по печени. Поэтому здесь я скажу прямо: это был гигантский глобус. Каркас был выполнен из толстых надежных брусьев, а на него были набиты пластины искусно выкованных двойников Зрачкового континента и Капиллярных островов. Я уже видел такой глобус в Гротеске, в Акте Террагонии и всегда неприятно удивлялся тому, как люди умудряются совершать столь великие географические открытия и одновременно верить в то, что единственное настоящее знание — это Инкунабула Первого.

Я приспустил тетиву.

— Может он тоже говорящий? — предположил Рем. — Катается здесь и точит зубы на мух, которые на него гадили. «Мухи! Как же я ненавижу этих тварей! Я не могу их прихлопнуть, а они этим пользуются!

— Кстати, где Олечуч? — я усмехнулся. — И Проглота неслышно.

Скри-и-пс-с, — ответила темнота.

Я не успел выпалить очевидное и бесполезное: «о, Первый, это не шар!». Что-то сильно толкнуло его, и он не спеша покатился дальше по коридору, как по колее, обдирая бока о стены.

Оно во второй раз появилось в проеме.

На этот раз я не буду вас баловать и начну издалека. Когда-то в детстве я любил рисовать природу. Особенно мне удавались бескрайние лесные массивы, о, живая шкура нашего мира, непознанная и могучая… В общем леса в моем исполнении очень напоминали щетинистые шипы, которые росли на хребте этого существа. Внешне оно напоминало двухметрового гуманоида, с толстым коническим рогом, который каким-то образом заменял ему голову. Шкуры у чудовища не было, когда оно двигалось, слышно было как слабо тренькают натянутые лиловые мышцы, словно кто-то быстро-быстро перебирает струны. А мышцы у него были будьте-нате! Мой поясной ремень вряд ли сошелся бы на его бицепсе. И — гвоздь программы — безобразная металлическая дубина. Существо волокло ее за собой, ухватив рукоять когтями.