Наверное, что-то все-таки лопнуло у меня в мозгу от перенапряжения и залило механизмы отработанной мыслительной кашей. От этого они застопорились, и я не заметил, как наступил на заплесневелые обломки какого-то ящика.

Чудовище вздрогнуло и повернулось к нам.

— Ведь могло же мимо пройти, — обескуражено пробормотал Рем. — Ведь могло же мимо пройти.

Чудовище явно решало некую задачу. Оно, то поворачивалось к нам, то снова возвращалось в направление укатившегося шара. Похоже ему очень не хотелось бросать свою любимую забаву, но здесь были лазутчики! На это нужно было среагировать, иначе эти проклятые авантюристы потеряют всякий страх! Вынесут все добро, а потом, быть может, даже приватизируют помещения и начнут водить экскурсии! Ну уж змея с два, пора подновить кровищу на дубине. О да! И чудовище боком полезло в наш коридор, потому что пройти прямо ему мешали плечи.

— Внимание, — сказал я.

На этом движение в моей голове остановилось окончательно. Маленький Трусливый Престон носился в полной темноте. Воинственно вскричав, я выпустил четыре стрелы подряд, но они лишь застревали меж грубыми волокнами и беспомощно извивались.

— Ведь могло же мимо пройти, — доносилось откуда-то слева.

Позади нас была стена. Справа от нас — стена. Слева от нас, что бы вы думали, — тоже стена. В этот момент мой шлем забил золотыми крыльями и сорвался прочь.

— Внимание.

Повторил я.

И, со страшным усилием воли, добавил.

— Насчет три.

— Что? — выдохнул Рем.

Тупик был относительно широким и длинным. Затхлый глухой прямоугольник. Монстр шел к нам, вздымая облачка праха.

— Бросаешь кричащие орехи.

— У него же нет глаз.

— За то слух что надо.

— Змей укуси…

Рем упал на землю. Я швырнул в чудовище дротик, чтобы отвлечь, и едва успел выйти сухим — дубина скользнула по плечу, разорвав его гранями.

— Три!

Я настолько ошалел от возбуждения и страха, что заметил рану гораздо позже. В данный момент я пытался проглотить пучок гвоздей, застрявший у меня в горле, и, обмирая, смотрел, как Рем выхватывает из поясной разгрузки кричащие орехи. Как он бьет их друг от друга, чтобы запустить реакцию. Как два этих маленьких засушенных снаряда летят в грудь чудовища. Отчего-то все это происходило так раздражающе медленно, что я хотел крикнуть «быстрее Рем!», но вместо этого издал только призывное бычье мычание.

Хлоп! А-а-а-а-а-а-а!

Орехи завопили, засияли. В общем сделали именно то, что и должны были. Обычно мы использовали их, чтобы остановить погоню, наступающую на пятки. О, Первый, как же я скучал сейчас по обычным стражникам.

— Бежим! — вскрикнули мы почти одновременно.

Монстр топотал, стремительно теряя ориентацию и свирепея, щелканье струн не замолкало, я словно оказался в трактире «Тяжелая Громовая Лютня». Монстр метался, пытаясь не дать нам выбраться из комнаты, слепо рассекая воздух, тараня стены, поднимая бурю пыли и пепла. Дышать в ней было практически невозможно. В общем, благодаря нашему блестящему ходу стало еще опасней, чем было.

— По-моему, стало еще опасней, чем было! — крикнул сухолюд.

— Да, я тоже об это подумал! — приветливо отозвался я. — Рем, чего ты ждешь?

— А ты?

— Когда ты прошмыгнешь у него между ног!

Ну, Рема никогда не надо дважды просить проскользнуть между ног здоровенного змей-пойми-кого. Сухолюд, прикрыв глаза, сработал точно, как шар для игры в крокет.

Моя очередь, подумал я, следя за эволюциями дубины. Момент. Еще момент. Я дрогнул, набрал полную грудь пыли, посинел, и ринулся вдоль стены, почти вслепую. Согнувшись углом, я проскользнул под взвизгнувшим о стену ноздреватым железом. Не поверил своей удаче, и, разумеется, не напрасно: чудовище резко развернулось и хлестнуло меня хвостом по голове, да так, что я на время забылся.

Я смутно ощущал вокруг себя беспорядочное движение, словно группа селян ловила разбегающихся свиней. Что-то щекотало мне ребра, маленькие, но крепкие руки силились придать непослушному телу некое положение, от которого мой вчерашний обед пытался эвакуироваться через оба направления. Все мои пять чувств, будто слились в одно тупое и размытое впечатление. Это был крик, но я мог видеть его — раскаленный сверкающий клин; чувствовал его режущую кромку; на языке он отзывался металлическим привкусом крови и пах гарью спаленных дотла городов.

Так я осознал истинную ненависть.

Ее продемонстрировал мне Олечуч, который, жутко шипя под звенящие аккорды мышц, напоминал малоизученный природный феномен. Достойный того, чтобы его прогнозировали магги в своих метеорологических башенках.

Чудовищу приходилось туго. Оно не сразу оценило открывшуюся перспективу, к тому же тяжело перенесло вспышки света и шум. Олечуч правильно подстроился под брутальную манеру врага. Он не парировал удары, которые наносились ему сверху или под большим углом, а смещался в сторону, как подлая дубовая чурка, выпадающая из-под удара колуна. Сам он бил снизу вверх, словно поднимал высокую волну, резко, мощно, шипя и раскачиваясь.

Сначала я не мог понять, удаются ли ему удары, но потом начал машинально отплевываться от липкого, холодного и мерзкого на вкус. Оно падало на меня мелкими брызгами, и являлось, по-видимому, тем, что раньше плескалось внутри чудовища.

— Во, дает, — одобрительно гудело у меня над головой. — Кровищи-то, кровищи… Как на Почти Легальной.

Я молча искал по карманам платок. Попадались только какие-то стеклянные осколки. Я понюхал пальцы. Так и есть, раздавил флакончики с благовониями.

— Остерегись! — Рем сноровисто оттащил меня от стены. Чудовище, отчаянно размахивая оставшейся левой рукой, неуклюже понеслось туда, где я только что лежал. Ударилось о стену, скользнуло по ней дальше, и, вертясь вокруг собственной оси, грохнулось на пол. Прах повалил во все стороны, дышать стало совсем уж невозможно, и я замотал нижнюю половину лица найденным платком. От него невыносимо разило коктейлем из масел.

— Валим отсюда! — просипел сухолюд, и потащил меня к развилке, крепко удерживая при этом за ухо. Я решил не спотыкаться и не отставать, потому что Рем сейчас вряд ли сбавил бы ход и уж точно не выпустил бы мой орган слуха. Так бы с ним и свалил, оставив меня позади.

Мы выскочили в коридор, и я распластался на стене, выкашливая легкие. С ненавистью выбросил платок. Меня согнуло пополам. Потом еще раз пополам.

Наконец я смог вздохнуть, и заорал как новорожденный, потому что у меня, вы не поверите, уже минут десять было разорвано в клочья левое плечо. Его толстой коркой покрывал кровавый песок.

— Плечо? — кашлянул Рем, усаживая меня на пол. Он выглядел лучше меня, сказывалась врожденная привычка дышать всякой гадостью вроде бонгора. — А ну не двигайся! Сильно болит?

— Меньше, чем ухо.

— Извини, схватил за первое, что подвернулось под руку, змей подери! — проворчал Рем. — Мог бы и за яйца ухватить, так что не жалуйся.

Он достал флягу и полил водой на рану, смывая песок.

— Вечно тебе достается, Сливочный.

— Что, сильно он меня? — спросил я, сглотнув всухую. — Дай-ка водички.

— А то как же, — Рем дал мне флягу. — Разделал тебе плечико как бог черепаху. Будешь теперь придерживать руку, чтобы не отвалилась.

— Кости Первого, — булькнул я, глотая воду.

В этот момент что-то, глухо состукав, упало слева от нас, покатилось, очерчивая круг. Это был рог. Вырванный как гнилой зуб из челюсти нищего. Следом за ним появился Олечуч. Он брезгливо держал свой меч на вытянутых руках, словно дохлого опоссума. С меча обильно капало. С Олечуча тоже. Он мелко дрожал, зловеще хихикая и подергивая плечом.

Послышался знакомый уже шелест, топот и хруст, и Проглот явился из сумрака как вездесущий призрак. Он оббежал вокруг чучела и неподражаемым движением вывалил язык. Манекен, не задумываясь, протер им доспехи и лезвие меча.

— Кровь чудовища может быть токсична, — сказал я. — Кости Первого…

Тут же в меня ударил язык Проглота. Ощущение было такое, словно оскорбленная служанка лупила меня сухой тряпкой. Рем каким-то образом умудрился почти не запачкаться.