Криспин замедлил шаг и остановился. Улыбка на лице его померкла.

– Братец, ты выбрал время с изумительной точностью. Мы возьмем их всех, если поторопимся.

– Братец? – Голос Анвина гулко прогудел под металлическим шлемом. – Кто ты такой, чтобы называть меня братом?

За спиной его толпа горожан взволнованно задвигалась, послышались негромкие шепотки, – так шипят в завязанном мешке готовые к нападению змеи. Эндрю и несколько его людей уже перекрывали Криспину путь к отступлению, приближаясь к нему и его сопровождению с тыла.

Глаза Криспина сузились, и он спросил с угрозой в голосе:

– Анвин, в какую игру ты играешь?

– Я ни во что не играю. Я пришел сюда за теми, кто погубил половину населения Калимекки. А сейчас мы обнаружили здесь… тебя. Тебя и девчонку, которую ты утаил от собственного Семейства. И ты еще утверждаешь, что не имеешь никакого отношения к случившейся катастрофе?

– Конечно, я не имею никакого отношения к ней. И нахожусь здесь по той же причине, что и ты.

– Но ты не пошел ни со мной, ни с Эндрю. Никто не проходил этой дорогой до нас. Мы заранее выставили стражу и послали вперед разведчиков. Как ты можешь объяснить свое присутствие здесь, если не причастен к злым делам, творящимся в этом Доме?

– Мы прилетели сюда на аэрибле, чтобы спасти мою дочь, захваченную Галвеями, – огрызнулся Криспин. – И ты, идиот, знаешь, как мы оказались здесь.

Люди Эндрю уже отрезали Криспина и его дочь от сопровождавших их солдат. И теперь кузен вместе с тремя телохранителями пытался окружить их.

– Когда он умрет, я заберу девчонку, – сказал Эндрю. И захихикал.

Анвин почувствовал прилив отвращения. Нужно как можно скорее избавиться от Эндрю. Но только не сегодня. Сегодня он еще понадобится ему.

– Ты можешь взять себе девицу, – сказал он. – Когда все закончится.

Криспин, не снимая ладони с плеча Алви, медленно отступал, пока наконец отходить стало уже некуда. Он стоял спиной к стене Дома Галвеев лицом к Эндрю, Анвину и приведенному ими сброду, оттесненный от его собственных людей. Он оказался в ловушке. Рядом с ним находилась одна только Алви, но в драке она ему не помощник. И даже более того. Лишний груз. Он коротко глянул на дочь, вспоминая, как несчетное число раз пользовался такими же, как она, девчонками в качестве жертв, дающих силу его чарам. Но как жертва Алви настолько же превзойдет тех девиц, насколько параглеза превосходит простолюдинку – ведь она его родная дочь. Его кровь. С помощью силы, полученной из ее жизни, он мог бы полностью уничтожить тех, кто прятался сейчас за стенами Дома Галвеев – Дугхалла, Ри, Кейт, и всех, кто был с ними. Он мог бы совершить свою месть. Но сначала он сотворил бы заклинание, которое избавило бы его от брата, кузена и собранного ими отребья. Точно нацелив чары, он мог бы полностью уничтожить Анвина и Эндрю. Решись он на это жуткое жертвоприношение, смерть дочери наделила бы его колоссальной силой, Криспин смог бы выручить и Иларию, и других своих телохранителей. Это, безусловно, спасло бы его, и когда-нибудь он бы добился наконец своего – обрел бы бессмертие, стал бы богом, не знающим поражения.

Глядя на Алви, Эндрю облизнул губы и ухмыльнулся, и Криспин почувствовал, как девочка вздрогнула всем телом. Быстрая смерть намного лучше, чем то, что сделает с ней этот извращенец. И если он не предпримет решительных действий, то, безусловно, погибнет, а Алви сделается игрушкой Эндрю. И значит, рано или поздно тоже умрет… и от этого «тоже» Криспина пробирало ледяным ужасом.

Она посмотрела на него, и Криспин увидел в ее личике себя самого и горькую память о преданной им любви и о далеком прошлом, когда он был, несомненно, лучше, чем сейчас. Когда он не испытывал еще такой жажды власти, больше доверял жизни и был еще не настолько изуродован последствиями своих поступков и решений. Но какой же выбор ему сделать сейчас? Даровать Алви легкую смерть от собственной руки или погибнуть под ногами толпы, отдав дочь на медленную и жуткую гибель от лап Эндрю?

И в этот миг в голове его возник третий вариант. Рожденный не собственным опытом, но памятью, оставленной в его разуме чуждыми ему людьми.

Он мог воспользоваться магией Соколов и с ее помощью спасти Алви.

Криспин никогда еще не ступал по тропе Соколов, но путь этот был ему известен – так знает мастер своего дела о неких дурнях, практикующих какую-нибудь особо нелепую разновидность его вполне традиционного и понятного ремесла. И, соприкасаясь с воспоминаниями старого Дугхалла, оставшимися в его разуме, он был уверен, что магия Соколов вполне подвластна ему. Она питалась его собственными жизненными силами, его собственной волей, плотью, кровью и духом… жертвуя самим собой, он мог спасти дочь от опасности. Но магия Соколов не годилась в качестве оружия, у нее была иная основа, чем у вредоносных чар, требовавших гораздо больших жертв и оказывавших обратное и равное по силе воздействие на того, кто творил их. Словом, чары Соколов не позволяли ему погубить своих врагов. Он четко понимал ограниченность своих сил – так оценил бы их и сам Дугхалл – и знал, что окажется слабым Соколом. Он не занимался всю свою жизнь укреплением собственной силы духа и внутренней целостности, как это делал старый маг Дугхалл. Он созидал свои чары на основе жизней других людей и их страданий, и никогда не платил честную цену за содеянное. И теперь не следовало попусту надеяться защитить магией Соколов и себя самого, и Алви. Ему крепко повезет, если он спасет только дочь.

Но если он принесет в жертву себя самого, кто позаботится в будущем об Алви? В этот страшный миг Криспин горько пожалел о том, что потратил всю свою жизнь на приобретение врагов. У него не было верного друга, не было спутницы жизни или просто симпатичного ему человека, которому он мог бы доверить жизнь своей дочери.

Ухмыляясь и хихикая, Эндрю показал пальцем на Алви:

– Я хочу ее прямо сейчас.

Криспин услышал, как Анвин с раздражением фыркнул. А затем голос брата прогудел под металлической маской:

– Отдай ребенка Эндрю. Если ты сделаешь это быстро и при этом не создашь нам никаких трудностей, быть может, нам удастся что-нибудь придумать и для тебя.

Мысли Криспина заметались: времени было в обрез, а сделать предстояло весьма и весьма многое. Оба заклинания стояли перед его внутренним взором словно начертанные на бумаге – простые и понятные. Ясны были и обе альтернативы. Принести в жертву Алви и спасти свое собственное будущее… в котором даже, может, он когда-нибудь обретет бессмертие. Или, забыв о мести и гордыне, попрощавшись с будущим и самой жизнью, спасти дочь.

Или не делать вообще ничего и, упустив любые возможности, утратить все сразу: возможность мести, будущее и дочь.

– Папа, отдай меня этому скверному человеку, – прошептала Алви, взглянув на него. – Тогда они отпустят тебя.

Лицо ее побледнело, тело дрожало, он видел, как слезы наполняют ее глаза.

Руки Криспина напряглись на плечах девочки, и горло его стиснуло так, что он едва смог вздохнуть.

– Только не это, – прошептал он и прикоснулся губами к ее макушке. Мягкие волосы Алви пахли сеном, солнечным светом, и юностью, от кожи ее веяло теплом, а когда он поцеловал ее, слух Карнея легко уловил частое биение ее тревожно колотящегося сердца.

Рука Криспина опустилась к кинжалу на бедре, он мгновенно извлек его, не думая о том, что делает, не позволяя себе усомниться в собственных действиях. Покрепче обхватив Алви левой рукой, чтобы девочка не вырвалась, он повернул ладонь вверх и полоснул по ней кинжалом, а когда кровь хлынула из глубокого разреза, завопил: