Я собрал на пальцах плетение и сбросил его в воду за собственной спиной, стоило мне ступить на землю. Катарин снова задержала дыхание, острые коготки царапнули шею, заставляя меня сдавленно рыкнуть, а весь грот засверкал еще ярче.

Светляки опустились на воду и теперь отбрасывали мягкие блики на все, что было вокруг.

- Ты давно это задумал? – прошептала Рин, заглядывая в мои глаза.

- Разве это имеет значение? – улыбнулся я, возвращая излюбленную фразочку. – Мне не нравится то, что происходит с тобой в последние несколько дней, - добавил с сожалением разжимая руки и опуская теневую на мягкие ковры в глубине грота. Сбросил еще одно плетение, ставя вокруг нас завесу.

Да, я действительно готовился.

- Ты выбрал не то место для разговора, Алистер, - улыбнулась она, обвивая руками мою талию.

- Как раз то, - осторожно коснулся я острого подбородка. - Во дворце Альяра всегда не до разговоров, в Сарраше ты постоянно думаешь о Шайниле, о Сарраша, о Шхассаде, о чем угодно... Напряженная, уставшая… Там ты не со мной, Катарин, - покачал я головой.

Хмурая складочка прорезала чистый лоб. Такая удивительно нежная и удивительно сексуальная. Рин закусила губу. Глаза наполнились чувством вины.

И вина эта мне тоже не понравилось.

- Забудь обо всем, - прошептал я, склоняясь к своей королеве. – Мы поговорим после, я обещаю. А сейчас просто забудь.

И я накрыл податливые губы своими, с удовольствием отмечая сдавленный стон.

- Почему-то, - прохрипела сдавленно Катарин, отстраняясь на вдох, - у меня чувство, что ты снова меня обдурил. Ты как Кадиз, Алистер, - прошептала хрипло, когда я потянул ее за собой на ковры и подушки, запуская руки под тонкую рубашку.

- Как угодно, - покачал я головой. – Хоть проклятый бог… - я стянул мешающую мне тряпку с Рин и отшвырнул ее куда-то в сторону, следом за ней отправились брюки и белье.

И я заскользил пальцами по обнаженному телу. Наконец-то прикоснулся к Рин так, как хотел весь этот гребаный, выматывающий суман. Наконец-то увидел ее обнаженной перед собой.

В свете светляков, в сиянии камней грота кожа Катарин казалась жемчужной, отливала перламутром, была нежнее шелка, что ткали паучихи на своих неприступных островах. Разметавшиеся по ярким подушкам волосы были похожи на снег. Блестели алые, истерзанные мной губы. Она соблазняла и искушала, даже не прикасаясь.

И я провел ладонями от талии, к груди и ключицам, к длинной, изящной шее.

Мне хотелось, было жизненно необходимо трогать ее везде, целовать ее везде, ласкать.

Желание стучало в висках, скручивало и стягивало, обжигая и выбивая остатки любых мыслей. Оглушенный, ошеломленный, почти сломленный и сдавшийся на волю желания.

- Алистер? – горячо выдохнула Рин, когда мои пальцы замерли на напрягшемся животе. Так охренительно сладко и длинно. Протяжно.

Катарин попробовала приподняться, руки потянулись к поясу моего халата. И мне пришлось перехватывать хрупкие запястья, останавливая.

Нельзя…

- Если ты коснешься меня, хорошая моя, я не сдержусь, - прорычал, подаваясь вперед, снова укладывая Рин на подушки, склонился так близко, что ощутил рваные выдохи на собственных губах.

- Не сдерживайся, - дернула она руками, пробуя освободиться. – Зачем теб…

Я не дал ей договорить. Запечатал губы новым поцелуем, сплетая наши языки, чувствуя, как давят клыки, удлиняясь, как отрастают на пальцах когти. И растирая вкус Катарин на собственном языке, пробуя будто впервые, я изо всех сил старался игнорировать что-то темное и огромное в глубине меня. И когда почувствовал, что напряжение ушло из тонких рук, что тело напряглось подо мной уже по-другому, перевернул Рин на живот, укладывая удобнее, прикусил шею.

Вкусная, медовая кожа. Действительно, как хурма, лучше любой шхассадской сладости.

Дрожь пробежала вдоль тонких позвонков, появились мурашки. Такие… трогательные мурашки…

Я снова огладил изящное тело, потерся о лопатки, зарылся носом в серебристые волосы.

- Я хочу, чтобы ты сошла с ума этой ночью. Я хочу, чтобы Халиса и Данру, глядя на нас сегодня, завидовали, - и еще одна волна дрожи в ответ, и сдавленный, приглушенный подушками стон. – Я хочу, чтобы ты сорвала голос. Чтобы металась и горела подо мной, выгибалась и дрожала. Как в наш первый раз.

- Ты был пьян в наш первый раз, - и тихий смешок, тут же перешел в стон. Основная вылила масло Катарин на поясницу. Золотисто-бронзовая жидкость тут же растеклась по телу будто сама, и теневая прогнулась в спине.

- Лишь едва, - оскалился я, опуская руки на талию, втирая скользкое масло в нежную кожу. – Я понял, что ты не фея, стоило коснуться твоих губ и уловить запах, но остановиться уже не мог. Ты вынесла и уничтожила меня в первую же встречу, моя хорошая, - прохрипел в ответ, растирая, лаская узкую спину, разминая мышцы, стараясь не поцарапать когтями, не сорваться самому.

Обнаженная, разгоряченная Катарин… Соблазн в чистом виде, искушение, порок. В ней одной весь смысл, вся суть.

И все темное и жгучее снова рванулось к ней.

Заклеймить, подчинить, забрать себе навсегда.

Я понимал Данру и его дары Халисе как никогда.

Бывает в жизни то, от чего ты просто не можешь отказаться, к чему ты привязан и прикован канатами и цепями. Что бьет каждый раз наотмашь сразу везде: в голову, сердце, тело. Ради чего не жалко сдохнуть.

- Ты назвал меня ее именем, - простонала Рин снова.

- Только один раз, - руки опустились к бедрам и икрам, тень снова вылила из пиалы масло. – В самом начале, до того, как распробовал. Я упустил тебя два раза, невероятная моя, - ответил, слизывая терпкую сладость с ее бедер, прикусывая местечко чуть выше колена, и тут же зализывая собственный укус. – И не повторю этой ошибки снова.

- Алистер… - всхлипнула она, хотела добавить что-то еще, но не смогла. Лишь дернулась в нетерпении, опять всхлипнув.

- Еще недостаточно, - протянул я, снова выписывая узоры и руны на ее бедрах, талии, лопатках. Я старался. Старался держать себя в руках, старался не дергаться каждый раз, касаясь ее, как от взрыва пересмешника, старался не торопиться. Старался сделать так, чтобы не дрожали пальцы, чтобы каждое движение было тягучим и длинным, чтобы оно въелось в память Катарин, вытесняя все то, что я натворил тысячу суманов назад.

Сильная, смелая, умная… Самая невероятная…

Таких как она нет даже среди богов.

- Ты моя королева, Катарин, - прохрипел я, выцеловывая еще одну дорожку на птичьих позвонках, наслаждаясь каждым ее рваным вдохом и выдохом, каждым судорожным всхлипом, каждым новым движением под моими пальцами и губами. – Моя боль, мой страх, мое сумасшествие.

- Алистер…

- Ты мой приговор, - я обхватил ее подбородок, заставляя повернуть ко мне голову, снова накинулся на губы. Жестко, скорее всего грубо, царапая клыками. Продолжал ласкать разморенное, разнеженное и такое податливое тело. Все выпуклости и впадинки, все косточки. Тень снова вылила масло, я собрал его пальцами и втер в умопомрачительную задницу, с каким-то странным, почти садистским удовольствием отмечая, как розовеет от моих прикосновений кожа, как становится все горячее и горячее.

Я перевернул Рин на спину, опять впиваясь в губы, размазал масло по шее и груди, спустился поцелуями ниже, оставляя свои метки на шее, ключицах и плечах, пальцами пробираясь ниже, к сосредоточению ее желания. Губами, спускаясь к груди, чтобы попробовать ее на вкус и там, чтобы втянуть в рот затвердевшие соски, чтобы оставить укус-поцелуй под грудью и на животе, чтобы слизать капельки испарины с талии. Такой охренительно тонкой талии. Казалось, я могу обхватить ее пальцами одной руки.

Я перекатывал ее соски во рту, смаковал, впивался снова и снова в пышную, упругую грудь. Такая невозможно сладкая, такая безумная. Почти ошалевшая. Всхлипы переросли в стоны, кожа блестела от масла и моих влажных поцелуев, спутались волосы и еще ярче стали искусанные и измученные мной губы.