- Сильно испортили? – вскинул я брови.

- Обижаешь, - протянул Март. – Я твои пожелания передал четко.

- Не мои. Равен, - поправил я. – Вытащи из Зайнаша все, что сможешь, достань артефакты, если они у него.

- Вытащу, - растянул губы в холодной улыбке Март, странно рассматривая меня, словно пытаясь что-то найти или понять. Разбираться я не стал, просто кивнул и все-таки ушел в душ, подхватив вещи, потому что времени оставалось и правда мало.  

А уже спустя двадцать лучей наблюдал за тем, как Катарин, опускает тонкие руки в чан с кровью, как тянутся от нее нити действительно некромантской силы, как меняется тело мертвой гарпии на полу, вытягиваясь, уплотняясь. Распрямлялись смятые крылья, наполняясь кровью. Женское тело и лицо все больше становились похожими на птичьи. Хрустели, ломаясь кости, трещали сухожилья. Равен приказывала, и мертвая плоть слушалась.

Старый дом на окраине Сарраша почти трещал по швам из-за наполняющей его силы. Я хранил молчание и готовился активировать накопители, потому что с каждым вдохом, с каждым следующим лучом Катарин бледнела все больше, все сильнее дрожали ее руки в чане с кровью, все гуще и насыщеннее становился запах смерти. Не от мертвого тела гарпии, почти растерявшего свои краски, а именно смерти. Затхлость, сырая земля, холод. По ногам тянуло взявшимся ниоткуда сквозняком.

Черты лица Равен заострились, глаза подернулись пепельной дымкой, будто их заволокло плотным туманом, губы стали почти алыми. Шипела дикой кошкой на стене убогой кухни моя Основная – как и мне происходящее ей не нравилось.  

А потом я увидел то, что заставило меня застыть, замереть, почти окаменеть.

Сердце гулко шарахнуло о ребра и остановилось, с шумом вырвалось дыхание, зазвенело в голове. 

Равен пришла сюда в брюках и темной рубашке без ворота, волосы были забраны наверх, почти полностью открывая длинную, изящную шею… И сейчас от их кромки, вдоль позвоночника, теряясь под серой тканью, начали проступать черные, жесткие перья. Как деготь, как обсидиан. Совершенные в своём ночном монохроме. 

Да быть этого не может...

Чем больше Катарин тратила сил на гарпию, тем гуще и плотнее становились перья. Через несколько лучей они практически полностью покрыли шею Знающей, почти достигнув скул, но казалось, что Равен было совершенно на это наплевать. Она все так же перебирала нити, создавая новые и новые плетения, встраивала, накладывала их одно на другое. Все меньше и меньше становилось в чаше оленьей крови. Все больше и больше тело мертвой нежити походило на гром-птицу. Изменились грудная клетка и ноги, стали больше и длиннее крылья, увеличились кости хвоста. Смертью воняло так, что хотелось распахнуть настежь окна и двери.

Еще через пару лучей я активировал первый накопитель, с силой впихнув его в покрытую кровью руку Равен. Потом следующий и еще один.

Тело гарпии закончило меняться, когда до рассвета оставалось не больше пары оборотов. Лежало на полу пока совершенно голое: синюшно-серое, без единого пера, смотрели прямо перед собой пустые провалы глаз.

Я поднял ослабевшую Катарин на ноги, помог дойти и сесть на стол, спихнув с него карты и литкраллы, пустые накопители.

Она медленно приходила в себя: исчезала с лица неестественная бледность, уходила из глаз сизая дымка, дыхание, сбившееся и тяжелое, понемногу выравнивалось, исчезали и ее перья. Равен молчала, сидела, прислонившись спиной к стене, и рассматривала птицу, ошметки кожи вокруг, обломки костей. С благодарностью приняла у меня флягу с водой, опустошила ее в один миг.

- На сегодня все, - прохрипела теневая, спустя еще несколько мгновений тишины. – Перья и остальное завтра.

Я только кивнул отстраненно. Мне совершенно не нравилось происходящие. Катарин выглядела действительно уставшей, измотанной и выжатой, тянула слова, не двигалась, будто каждое движение, даже легкое шевеление пальцами требовало неимоверных усилий.

- Я голодна, - перевела Равен взгляд на меня. И, возможно, мне показалось, но в нем на миг мелькнули и исчезли досада и насмешка. Эмоции, которые я меньше всего ожидал сейчас увидеть, слова, которые я меньше всего ожидал услышать. Рубашка у нее на груди темнела из-за пятен пота, капли пота продолжали скатываться по шее, блестела испарина на висках.

- Через несколько домов выше есть таверна, если вы подождете, я…

- Подожду, - перебила меня Катарин и, прикрыв глаза, полностью откинулась на стену. А я слился с тенью и выскользнул из дома.

Беспокойство, огромное, затягивающее подобно зыбучим пескам, гнало вперед. В голове из-за этого же беспокойства наконец-то стало пусто. Исчезли бесполезные мысли и бесконечные вопросы. Я торопился, почти не обращая внимания на то, что происходит вокруг, не замечая прохожих, игнорируя настойчивое дребезжание зеркала связи.

Кто бы там ни был – подождет.

Выдохнул только тогда, когда оказался перед широко распахнутыми дверями, чуть не снеся несколько кособоких столов у входа.

Несмотря на то, что северные окраины напоминали трущобы, таверна казалась вполне себе терпимой: не воняло плесенью, гнилью, перебродившим алкоголем, мокрыми тряпками. Внутри было пусть и обшарпано, но чисто. Трактирщик оказался понятливым и расторопным, особенно после того, как перед ним опустился мешочек, набитый аржанами.

Пока нехитрый ужин готовили и собирали, я чуть ли не считал лучи: не отпускала тревога за Катарин. На удивление сильная, выкручивающая. Я скользил взглядом по тесному помещению, выстукивал пальцами дробь по стойке. Не узнавал себя.

Немного расслабился, только когда короба попали ко мне в руки.

Еда была простой, но сытной: рис и овощи, какие-то лепешки, сочное, но нежирное мясо пустынных лис. Я сунул нос в каждый глиняный короб, во флягу, наполненную трактирщиком соком… чего-то там и вернулся в дом.

Катарин по-прежнему сидела на столе с закрытыми глазами, казалась спящей. Но, стоило мне войти, повернула голову в мою сторону, осторожно спустилась. Ее заметно пошатывало, но на скулы вернулся легкий румянец, взгляд стал более сосредоточенным.

- У меня есть еще несколько накопителей, - я поддержал теневую за талию, прижимая к себе.

- В них нет необходимости, - покачала головой Равен. – Надо просто поесть. Некромантия отнимает у меня скорее физические силы, чем какие-то еще.

Она не пробовала отстраниться, отодвинуться. Шла вместе со мной в соседнюю комнату, служившую когда-то одновременно и гостиной, и спальней хозяев, и дух грани знает чем еще. Пустое сейчас помещение отзывалось легким эхо на наши шаги, шорох одежды, дыхание. Руки Равен были все еще в крови, очень холодными.

Я расстелил на полу один из собственных плащей, выудив его из пространственного мешка, обрадовался, что удалось найти тот, что подбит мехом. Зажег пару светляков, опустив их как можно ближе к полу, чтобы они не бросали блики в заколоченные окна, помог Равен сесть.

- Позволите? – указал кивком головы на ладони девушки.

- У меня нет выбора, - усмехнулась она.

Я взял тонкие пальцы, ладони полностью скрылись под моими руками. Короткое плетение, и кровь исчезла, оставляя чистую, белоснежную кожу.

- Спасибо, - проговорила Знающая. Вдруг стала робкой и тихой, смотрела на меня непонятно, скользила взглядом по лицу: глазам, скулам, губам. Сейчас стала совсем как Анна, будто вернулась на несколько мгновений в прошлое, возвращая туда и меня.

Странно заныло, заскреблось что-то колюче-острое внутри.

Не знаю, сколько мы смотрели так друг на друга, но в какой-то момент я все же нашел в себе силы отвести взгляд и заняться едой.

На нехитрый  ужин Катарин набросилась с жадностью оголодавшего пленника, но хоть и ела быстро и торопливо, все же делала это аккуратно. А когда утолила первый голод, когда в ее коробе осталось чуть меньше половины, повернула ко мне голову, снова посмотрела так, будто душу из меня вытаскивала, будто видела насквозь, заставляя чувствовать себя мерзко: глупым обманщиком, неловким мальчишкой, потерявшим когда-то давно гораздо больше, чем просто собственную жизнь.