Именно эти вопросы мы долго обсуждали с Виктором. Почему жрецы не могут помогать людям, решать их вопросы? В конце концов, хотя бы более активно заниматься лечением? Виктор объяснял это тем, что им подрезали крылья, и старые жрецы боятся, не желают сталкиваться лбами с верхушкой княжества. Тогда у меня возникал вопрос: зачем они вообще нужны? Служить в армии? Так уровня старших жрецов достигают единицы. А простые жрецы только следят за порядком в давно опустевших храмах.

— Я много чего говорил. Честно говоря, в этом мире я тогда пробыл всего год, и мне казались странными многие вещи. Что ты имеешь в виду? — поторопил его я.

— Все, что происходило со жречеством. Ты был прав, мы должны меняться, и я уже многого достиг. Но самое главное — благодаря тебе стало гораздо больше молодых жрецов, тех, у кого горят глаза, и кто хочет перемен в княжестве. Именно для них ты стал знаменем. Но это не основная причина, — он потер щетину на лице, — в первую очередь, это нужно было тебе.

— В смысле? — я приподнял брови, всем своим видом демонстрируя полное недоумение.

— Я давно знал об одном обряде: когда вера сотен людей способна наделить силами одного. В твоем случае хватило веры двух десятков жрецов. Мне хочется думать, что именно это позволило тебе остаться в живых, — он на мгновение замолк, и снова продолжил, — когда ты пропал, все решили, что ты погиб. Проклятье Нургала — сильнейшее заклятье, от которого либо умирают, либо становятся слугой Нургала. И только совместная молитва сильных жрецов может вырвать такого человека из лап врага. Но нужна вера. Истинная вера и благодарность. У меня ушел месяц на то, чтобы убедить жрецов — молодых ребят — что ты достоин стать в один ряд с Лучезарной.

— Только я в этом не уверен, — недовольно проворчал я себе под нос, — получается, за то, что я остался жив, мне следует благодарить тебя? — я вспомнил, как после боя с рабом Нургала долгое время пребывал в каком-то странном не-бытии. То ли жив, то ли мертв. Меня окружала темнота, я не ощущал ни времени, ни своего тела. А потом что-то произошло, и я опять стал мыслить и существовать. Возможно, Виктор прав, и именно благодаря его усилиям мне удалось вернуться к жизни, более того — стать Создателем.

— Не только, — прервал мои размышления жрец. — Лучезарная тоже поделилась с нами частью своих сил.

— Она чувствовала себя виноватой и должной мне? — с подозрением поинтересовался я. Именно богиня втравила меня во все эти дела, итогом которых стала моя смерть, а тут вдруг взяла и поделилась силами. Вера в благотворительность у меня давно прошла.

— Не знаю, но не думай о ней плохо. Лучезарная в любом случае согласилась бы тебе помочь.

— Хорошо, пусть так. Спасибо тебе за все это. Я и правда умирал, и, думаю, без твоего обряда вряд ли самостоятельно выкарабкался бы. Если дело обстоит так, мне становятся понятны твои действия. Но зачем тогда ты продолжаешь ставить меня в один ряд с богиней и набирать себе сторонников?

— Так получилось, — он с улыбкой развел руками, — ты стал символом перемен. Я знаю тебя не так хорошо, как хотелось бы, но понимаю, что ты от этого не в восторге. Уверяю, что не собираюсь разглашать твое инкогнито. Но и бросать дело на полпути тоже не хочу. Всех устраивает то, что ты отсутствуешь в нашем мире.

— Спасибо и на этом, — я саркастически усмехнулся, — о том, кто я есть, знают уже три человека. Как бы мне не пришлось снова скрываться, потому что возглавлять твое движение, или даже просто стоять рядом с тобой, у меня нет никакого желания.

— А чего хочешь ты?

— Кто знает, — я устало пожал плечами, — для начала — просто мира. Чтобы не гибли люди, чтобы наладилась жизнь. Начну зарабатывать деньги, получу дворянство. Я найду, чем заняться, без всего этого, — я неопределенно покрутил рукой.

— Хорошо бы, чтобы все было именно так, а пока ты по-прежнему умудряешься постоянно влипать в разные истории. Не очень-то у тебя получается жизнь простого незаметного человека.

— Да уж, неприятности сами находят меня. Но я продолжаю верить, что смогу жить нормальной жизнью. Это помогает мне двигаться дальше. Так что, чтобы между нами не было никакого недопонимания, еще раз поясню: я не хочу ни в чем участвовать, и мне не хочется быть орудием. Ты понял меня? — немного резко произнес я.

— Я уже сказал, что не планирую тебя привлекать ни в каком качестве, — серьезно ответил Виктор, — даю слово!

— Договорились. Семи умер, его, прежнего, больше нет. Давай жить дальше именно с этой мыслью, — подвел я итог наших переговоров.

Мы еще некоторое время поговорили, вспоминая прошлые времена, и на прощанье тепло обнялись. Я покидал Виктора с приятным ощущением, что у меня есть настоящий друг, который уважает меня и готов всегда прийти на помощь.

Утром меня разбудил Горт. С трудом открыв глаза, не до конца проснувшись, я выбрался наружу. Вокруг было еще темно, тускло тлели костры, с трудом разгоняя густой туман.

— Ты чего меня поднял в такую рань? — поинтересовался я, потягиваясь и протирая глаза.

— Мы сегодня дежурные, — мрачно проговорил Горт и сплюнул. Было видно, что мой приятель не в духе.

— Так еще же час до дежурства? — я посмотрел на часы, потом на Горта.

— Надо дров набрать. Рядом с лагерем уже нет ничего, придется тащиться вглубь, — он махнул рукой в сторону редких деревьев.

Умывшись ледяной водой, я последовал за Гортом — добывать дрова.

«Какой же странный мир!» — думал я, внимательно глядя под ноги, опасаясь споткнуться.

«Вроде мир магии, а в армии все по-старинке. Еду, правда, готовят на машине, там установлена магическая печь, можно сказать, единственный приличный артефакт, используемый войсками. При этом каждый отряд сам себе на костре делает чай. По армейским правилам, дежурные обязаны круглосуточно поддерживать один костер на отряд. В отряде обычно около двадцати человек, которые размещаются в двух-трех палатках. От каждого отряда должно быть двое дежурных. Они следят за порядком и одновременно являются охраной и посыльными. Периодически кто-то из сержантов делает обход и проверяет наличие костра и бодрость дежурных.

Такое впечатление, что прогресс до армии не дошел. Где-то заблудился по пути. Причем прогресс не только глобальный, но и в бытовых мелочах. В палатках используются масляные светильники, нет никакого обогрева. Мне непонятно, почему лагерь не охраняют с помощью защитных рун, которые можно настроить на приближающихся зверей? В городе подобным устройством оборудован практически каждый особняк!

Много еще разных мелочей приводят меня в недоумение. Насколько я знаю, в грузовике нет даже простого магического холодильника, цена которого совсем невысока. В итоге, нас кормят супом из консервов и кашами. Да, и еще — проблема с комарами. Для многих она стоит достаточно остро. Это у дворян есть простейшие амулеты, но большинство служащих — простые парни, для которых амулет от насекомых за сто альтов — непозволительная роскошь».

Отмахиваясь от комаров, мы дошли до редкого леса и прошли немного вглубь. Остановившись на небольшой полянке, Горт огляделся, после чего подошел ко мне и, взяв меня за руку, что-то прошептал.

— Что? — спросил я, не расслышав, и вдруг почувствовал, что тело мое полностью онемело. Слегка покачнувшись, я кулем свалился на землю. Сознание оставалось абсолютно ясным, но тело меня не слушалось. Ни одна мышца не отзывалась на мои отчаянные попытки пошевелиться. Все, что я мог, — с трудом следить взглядом за Гортом и судорожно вдыхать воздух. При этом каждый вдох-выдох мне давался все труднее и труднее.

Горт, присев на корточки, перевернул мое безвольное тело на спину.

— Тебе привет от агрики, — ухмыльнувшись, произнес он и достал из ножен большой нож с зазубринами.

Я не ожидал от него такой подлости. Возможно, стоило удивиться или разозлиться, но в данный момент меня больше всего заботило то, что в моем рту собирается слюна, которую никак не удается сглотнуть. Мысль о том, что раньше, чем Горт перережет мне горло, я захлебнусь, приводила меня в ужас.