Водка показалась родниковой водой — такой же прозрачной и такой же холодной. Через минуту в ногах появилась слабость — очевидно, упало кровяное давление, но он знал — через несколько мгновений все нормализуется.

Исподлобья он смотрел на Николая, который сидел за столом и рассматривал «Комсомольскую правду». Бутерброд с рыбой Карташов лишь надкусил и положил на тарелку. Разбитые губы и скула не позволяли нормально жевать.

— Ответь, Никола, зачем вы меня вытаскивали?

— По-моему, тебе Брод все уже объяснил.

— А как вы вычислили, куда я смотался?

— Это вопрос техники. Ты вспомни, куда ты позавчера пытался дозвониться.

— Ну и… Но я даже не разговаривал, ты же сам мне запретил…

— Смотри сюда, — Николай взял в руки телефонный аппарат. — Вот кнопка «повтор», вот табло, на котором высвечиваются набираемые цифры, а за ним — «память»… После того как ты поднялся к себе, я нажал на эту кнопку и увидел номер телефона, по которому ты звонил. Узнать адрес абонента не составляло труда… И в этом твое счастье. Не будь технического прогресса, сейчас ты уже куковал бы в Бутырках, а через несколько дней тебя передали бы в руки доблестных латышских стрелков…

— Действительно, дело техники, — Карташов налил себе водки. — А кто стрелял — ты или Брод?

— Не я и не Брод, для этого у нас есть спецы по стрелковому оружию. С одним из них ты скоро познакомишься… Саня Одинец, но меня сейчас интересует другое — как тебя вычислили менты?

Карташов пожал плечами.

— Возможно, они вели мою Светку от самой Риги. Я ведь нахожусь в розыске. Но, может, они засекли, когда я пытался отсюда позвонить…

— К счастью, это исключено. Если бы это было так, мы с тобой сейчас тут бы уже не сидели… В лучшем случае, была бы наружка, но ее тоже нет… А вот хвост за Светкой — это вполне реально… Ты, кажется, сидел за убийство?

— За якобы умышленное убийство.

— Круто. В этом смысле мы с тобой братаны.

— Не думаю, мне трупы навесили, но, сидя в лагере, я это так и не смог опровергнуть…

Охранник с недоверием посмотрел на Карташова, сгреб со стола пачку сигарет и стал закуривать.

— Иди, Мцыри, отдыхай, завтра будешь лечиться. — Николай изменился в лице, словно что-то решал и не мог решить. — И запомни, старик, в следующий раз я с тобой нянчиться не буду… Слишком по большим ставкам идет игра…

Когда Карташов уже лежал в кровати, вернее, поверх атласного одеяла, в брюках и носках, в комнату вошел Брод. В одной рук — большой фужер с коньяком, в другой мобильный телефон.

— Когда будешь в городе, можешь позвонить своей женщине, — он сел на край кровати, трубку положил рядом с Карташовым.

— Почему ты меня не драконишь за то что я уехал без спроса?

— Я думаю, что ты и сам понимаешь, в какую помойку мы могли все окунуться. Ведь то, что мы тебя отбили, чистая случайность. Менты дали маху — водитель «рафика», в котором тебя везли, замешкался и отстал от основной группы оперативников. А те тоже, вместо того, чтобы пристроиться сзади «рафика», ушли вперед… — И без перехода: — Тебе завтра принесут бодяги, ставь примочки, чтобы к пятнице ни одного синяка… Ты мне нужен свеженький, как огурчик…

— Опять — в крематорий?

— Будешь за рулем, — Брод из нагрудного кармана футболки достал сложенный надвое конверт.

— Здесь тысяча, — сказал он. — Было бы больше, но я тебя оштрафовал за самоволку. Можешь считать, что легко отделался.

— Мне этого не надо, — Карташов демонстративно отвел взгляд.

— А на какие шиши ты собираешься жить?

Пожал плечами.

— Как жил полгода, так и буду жить.

Залысины у Брода покрылись матовой бледностью.

— Деньги твои и что хочешь, то с ними и делай, — Брод положил конверт на тумбочку. — Но мой тебе совет — играй по каким-то одним правилам. Понимаешь, о чем я?

— Предельно! Но есть планки, через которые сразу не перепрыгнешь. Мне надо время, чтобы определиться.

— Извини, Серго, если ты этого еще не сделал, то ты круглый дурак. Тебя кинули по всем статьям и если бы не этот сумасшедший побег, сидеть бы тебе и сидеть. И поверь, ни одна мразь о тебе не вспомнила бы…

— Ты, в принципе, прав, я никому не нужен, но то, что мы сегодня делали с Николой, наводит меня на мысль о Чикатило-потрошителе… Или что-то в этом роде.

— Выкинь всю эту дребедень из головы, речь идет всего лишь об научно-медицинском эксперименте. А если быть более точным — о пересадке человеческих органов.

— А ты думаешь, я слепой? Но насколько я знаю, органы пересаживают не от трупов, а от живых людей…

Броду явно эта ремарка не понравилась, о чем свидетельствовали во всю работающие желваки на скулах.

— С одной поправкой: органы людей, у которых наступила клиническая смерть. Кто-то умирает, а кто-то обретает новую жизнь. Равновесие, Мцыри, и потому не ломай свою буйную головушку.

— А я и не ломаю, просто не хочется брать грех на душу.

— Я тебе сказал, ты будешь за рулем. Большего от тебя пока не требуется.

— Ладно, Веня, жизнь покажет. Я уже тебе говорил — мне выбирать не из чего. Но ты должен знать мое отношение к некоторым вещам…

— Лучше не знать, меньше проблем. Если захочешь выпить, вон в том секретере есть барчик… Отдыхай и не ломай голову…

Когда Брод ушел, Карташов отвернулся к стене и открыл шлюзы для фантазий. И первое, что пришло ему в голову, были картины истязаний следователями Светки. Они всеми способами хотят допытаться — кто еще из родственников или знакомых живет в Москве, выбивают из нее адреса, фамилии, и допрашивают, допрашивают… И Надьку тоже. А у Осиповой на уме только работа в КБ, только дом и старые, когда-то вручную связанные кофточки, которые она ежедневно штопает.

Уснул, как в воду нырнул, и спал без сновидений…

…Утром, тихо отворилась дверь и некто вошел в комнату. Молодой, с открытым лицом, среднего роста, загорелый, в джинсовых брюках и клетчатой рубашке, поверх которой надета кожаная безрукавка со множеством карманов и молний. Из целлофанового пакета, который пришелец держал в руках, на тумбочку легли флакончики, упаковки с таблетками и снопик ваты.

— Ты — Мцыри? — обратился вошедший к открывшему глаза Карташову.