Из Ангелово они выехали на «шевроле», за рулем которого находился Карташов. Рядом курил и одновременно лузгал семечки Одинец.

— Мне нравится вечерняя Москва, — сказал он и прильнул к лобовому стеклу. — Что-то не пойму, то ли дождь начался, то ли у меня в глазах рябит.

— Оптический обман, преломление лучей… Между прочим, дождичек не помешал бы, — Карташов перекинул сигарету с одной стороны губ на другую.

…Он ощущал некоторый дискомфорт, отчасти от внезапно возникших ассоциаций. Вспомнился давний рейд по ночной Риге, когда в милицейском «уазике» они утюжили ее темные предместья, вылавливая всякую шантрапу и самогонщиков. Это было время, когда ОМОН только-только начал брать верх над разнузданным криминалитетом.

Его взвод патрулировал южную часть города, взвод Бандо — западные, прилегающие к порту, районы. Однажды они увязались за бешено мчавшейся иномаркой, водитель которой проигнорировал их приказ остановиться. Гонка проходила по окраинной части Риги и привела их в пределы, контролируемые Бандо.

Преследуемая машина, преодолев придюнную зону лесополосы, вырвалась к заливу и ушла в сторону Мангальского маяка. И как только их «уазик» тоже выскочил на пляж, Карташов и его бойцы увидели трассирующие цепочки, исходящие от темной береговой линии. Он приказал водителю подать вправо и приблизиться к непонятному источнику автоматической стрельбы. Однако близко подъезжать не рискнули. Остановившись за пустой дачей, дальше пошли пешком. Внезапно стрельба прекратилась и они отчетливо услышали зычный голос Бандо:

— В воду, дешевки, и — бегом!

Когда они приблизились, в метрах двадцати от берега увидели застывшие человеческие силуэты. А на берегу наряд омоновцев — четверо во главе со своим командиром.

Раздался треск автоматной очереди и в темноту полетели огненные сверчки. Они пластались низко, над самыми головами тех, кто находился в воде.

— Ну, что, придурки, не моете свои патриотические яйца!? Радуйтесь, что я с вами еще разговариваю…

Пули снова полетели в сторону залива, вплотную приблизились к воде и силуэты людей, видимо, спасаясь от пуль, с головой ушли под воду.

Карташов шагнул вперед и крикнул:

— Отставить! — и сблизившись с Бандо, сильно ударил ладонью по автомату, уводя его ствол в зенит звездного неба.

Бандо, набычив шею, зло зырнул на непрошеных гостей.

— Отвали, Карташ! Это не твой район, — автомат его уперся в грудь Сергея.

— Ты снова пьян, Слон! Остановись пока не поздно…

Подошел один из бойцов и попытался отвести ствол от груди Карташова, однако Бандо нарочито угрожающе нажал на автомат и буквально вдавил пламегаситель в куртку Карташова.

Пришлось применить боевой прием. Автомат отлетел в сторону, а сам Бандо покачнулся и едва не упал на песок.

— Это, Игореха, превышение власти! — крикнул Карташов. — Я доложу об этом командиру отряда.

— Перестань, Карташ, зря сотрясать атмосферу! Благодаря таким, как ты соглашателям, нацисты берут нас голыми руками, — он поднял с земли автомат и щелкнул предохранителем. — Мы должны в духе ин-тер-наци-она-лизма воспитывать эту зеленую сволочь, а ты с ней цацкаешься.

— Закон для всех один, — Карташов направился к воде. — Эй, вы, купальщики, выходите на берег! — обратился он к застывшим в воде фигурам. И своим бойцам: — Выйдут, проводите их до автобусной остановки.

— Говно! — тихо произнес Бандо. — Чистюля затрюханный… Пошли, братцы, отсюда, а не то меня вырвет…

И хотя было темно, Карташов, в ритмичных сполохах маяка, успел разглядеть на лице Бандо хищную гримасу.

Из воды вышли пятеро подростков и, не попадая зуб на зуб, принялись раздеваться и выжимать свои вымокшие одежды.

— За что он вас искупал? — спросил их сержант Татаринов, но ответа не получил.

— Оставь, Костя, их в покое! — Карташов развернулся и тоже зашагал в дюны…

…А что было потом? Однако его отвлек голос Одинца.

— Ты что, Серега, спишь? За теми указателями рули направо…

Карташов, действительно, словно очнулся от глубокого забытья. Он увидел, как впереди идущие «скорые помощи» повернули на Кольцевую дорогу, где по плану они должны были расстаться. Их «шевроле» съехал на грунтовую дорогу, проходившую по равнине, с редкими кустарниками и далекими желтыми огоньками.

«Зачем я здесь? — спросил себя Карташов. — Чтобы выжить, — ответило его второе „я“… — А бандитские дела, в которые ты так незаметно впутался? Да, но главное, чтобы не запачкаться кровью», — утешила его вторая половина.

Через двадцать минут они переехали речушку и Одинец, — эдакий штурман ночной гонки — положив руку на баранку, предостерег:

— Поезжай, Мцыри, медленнее, сейчас будем делать закладку.

Они съехали с дороги на разбитую грунтовку и под колесами зашуршала щебенка с накиданными ветром сухими листьями. Было темно, лишь в метрах трехстах от них горел одинокий фонарь и проносились редкие машины.

Одинец вылез из микроавтобуса первым и прошел вперед. Когда возвратился, сказал:

— Я нашел огромный валун, под него и положим, — он достал из-за спинки сиденья брезентовый мешок и вытащил из него две тротиловые шашки. Из кармана — кулек с взрывателями. — Как думаешь, на сколько времени поставить замедлитель? — спросил он и посветил фонариком на часы. — Сейчас двадцать пятьдесят…

— На сколько у них назначено толковище?

— На одиннадцать…

— Значит, и громыхнуть должно примерно в это же время, — и Карташов понял, что после этих слов он автоматически становится соучастником теракта. Однако тут же успокоил свою совесть: «Здесь людей не должно быть».

Он выбрался из кабины и окликнул удаляющегося Одинца. Тот ответил негромким свистом.

Валун находился в метрах двухстах от дороги, у самого, почти высохшего, ручья. Взрывная волна наверняка погасится каменной массой и по откосу сойдет на нет. Прикрыв ладонью фонарик, он посветил. Одинец неплохо заложил брикеты — они почти целиком ушли под валун.

— Забросай листьями, — сказал он Одинцу.

— И так сойдет. Здесь поблизости нет ни одной живой души.