Карташов ощутил, как шедший навстречу автофургон, обдал их мощной воздушной волной.

— Куда ты гонишь, Серега? — Одинец даже ухватился за баранку. — Если жить надоело, сделай одолжение, отправляйся на тот свет один.

— Туман действует на меня резко отрицательно… И сцены такие, что не хочешь, а втемяшишься в столб… Где тут поблизости можно купить пейджер? — вдруг сменил тему разговора Карташов. — А может, отдать Татарину один из наших мобильников?

— Что-нибудь придумаем, ты ведь все равно к нему сейчас не поедешь.

— Сегодня, когда вернемся, ужрусь в стельку. А если этого не сделаю, убью Брода. Или тебя, оптимиста…

— Тебя, Мцыри, сейчас послать или по факсу? — Одинец сдвинул свои выгоревшие брови.

— Но я должен разрядиться, а самая лучшая разрядка — это стрельба по двуногим гадам…

— Одинец понимал, что его напарник находится на грани психического срыва, а этого ни ему, ни самому Карташову в тот момент не нужно было.

— Давай, Серго Орджоникидзе, не будем так далеко загадывать, мы только что с тобой видели, какие незапланированные вещи происходят в жизни… Сейчас сверни налево и по прямой гони до самой Ткацкой, — в голосе Одинца послышались увещевательные, усмиряющие нотки…

Когда они уже были в клинике Блузмана, к ним вышел Брод и велел ждать. Однако в жданках прошло более трех часов. За это время Одинец выкурил одиннадцать сигарет, а Карташов успел увидеть два сна — он задремал, положив голову на скрещенные на баранке руки. В первом сне все было хорошо: поезд, а он в купе за столиком, уставленном бутылками и разными дорожными закусками. Напротив, откинув голову к стенке и закрыв глаза, как будто сидит Галина Снежко. Она беззвучно шевелит губами, но он наверняка знает, что она читает стихи Есенина. Ему кажется, что это его сестра, но по кольцу на среднем пальце женщины, он понимает, что тут что-то не то…

Во втором сне он увидел почти реальные события 1993 года. Через туннель под Белым домом им надо было попасть в подвальное помещение, чтобы перекрыть отход баркашовцев. С Карташовым было четыре тюменских омоновца и двое бородатых типов, хорошо знающих московские катакомбы.

Они прошли целый лабиринт подземелий с несколькими, разного уровня, переходами, со стальными громоздкими дверями. Половина из них была закрыта с помощью штурвальных запоров, другая, наоборот — настежь, проемы в густой паутине. Когда они вышли на развилку, откуда-то сверху послышались лязгающие звуки и отдаленные голоса. Карташов рукой дал понять, чтобы бойцы заняли позицию по обеим сторонам туннеля, за поворотом. Бородачам он приказал отойти назад. И наконец, в темном далеке туннеля мелькнул и заплясал сначала один, а затем несколько лучей от карманных фонарей. Группа людей приближалась к перекрестку. В отсветах портативных фонарей мелькнул вороненый ствол, камуфляж, круглая белая свастика на рукаве черной униформы, тяжелые шнурованные ботинки десантников.

К Карташову подошел сержант Пантелеев и шепотом сказал, что, дескать, силы неравные и можно здесь остаться навсегда. И так же шепотом, Карташов послал его к такой-то матери, добавив, что если он боится, может уходить. Однако сержант остался, хотя нервы свои не сдержал: подправив ствол автомата, он выстрел, послав веер пуль поверху туннеля. Троекратное эхо оттолкнувшись от бетонных стен, раскатистой волной покатилась по всем закоулкам подземного лабиринта. В ответ понеслись огненные хлысты автоматных очередей и Карташов, крикнув «Ложись!», упал на сочащееся влагой дно. Он больно ушибся локтем о бетонку, однако автомат удержал в руках.

Когда первые сумасшедшие звуки стихли и наступила тишина, с той стороны крикнули: « Кто бы вы ни были, освободите дорогу по-хорошему! Кто у вас за старшего?»

— Я, старший лейтенант МВД, тюменский ОМОН, а кто вы?

— Мы — будущее Росси, дубина! Уведи своих людей и с нас — бутылка… — раздался смех и среди деланно-веселых перекатов голосов Карташов уловил очень знакомые нотки.

— Эй, Слон, — крикнул Карташов, — может, объяснишь, с кем под ручку и куда гонишь?

Смех умолк. И в тишине прозвучал отчетливый ломающийся от волнения баритончик Бандо.

— Идем ставить растяжки, чтобы такие, как ты верноподданные сукины дети, не мешали нам отдыхать… Твоему режиму хана…

— Вообще-то я рад тебя приветствовать, Слон! Это говорит о том, что боженька существует… Иди сюда, поговорим по душам, и, может, вспомнишь, кто такой Иуда…

По каменному желобу что-то покатилось в их сторону. По звуку, по ситуации было ясно — это катится гексогеновое яичко по имени РГ. Она стальной мышкой продрябала мимо них и, прокатившись еще несколько метров, сверкнула и разродилась бурей. Карташов лежал лицом вниз, закрыв голову обеими руками. Взрывная волна прошла поверху, как следует погладив его по лопаткам. Не слыша собственного голоса, он крикнул: «Бьем, сволочей, на поражение!» и первым начал стрелять. Лежащий рядом сержант, размахнулся и бросил вперед гранату, то же самое сделал еще один омоновец. В колодцах, где много бетона, пазух и нет выхода для возмущающейся взрывной силы, даже чих кажется громом. Взрыв двух гранат походил на землетрясение.

Раздались стоны, и неукротимая, тяжелая матерщина. Значит, кого-то достало до последнего нутра.

— Эй, Слон, вы что — там заснули? — крикнул Карташов. — Может, еще ложечку манной кашки дать?

Длинные очереди, одна за другой, просквозили в туннеле и снова — тишина.

— Вот так всегда, — неизвестно кому сказал сержант Пантелеев. — насрут и — в кусты…

…Карташов почувствовал, как кто-то толкает его в бок. Открыл глаза, огляделся — славу Богу, не туннель, рядом Одинец. Что-то говорит. С трудом врубился.

— Мцыри, ты же во сне плакал, может тебя отвезти в дурдом, пока ты совсем не чокнулся?

Закурил. Остаток сна еще дымился в далеких глубинах уходящего подсознания.

— Видел во сне Бандо. Устроили с ним легкую перестрелку, почти как в жизни…

Вышедшего из клиники Брода сопровождал Николай. В руках у него был небольшой ящичек, очень похожий на портативный холодильник.

— Осторожно, — предупредил Брод, — подложи, Никола, под контейнер что-нибудь помягче, а главное, чтобы он по кузову не елозил. — И к Одинцу: — Саня, это то, что нужно срочно… повторяю, срочно отвезти в Воронки и отдать Музафарову. Он предупрежден… Будет ждать. Не забыл, куда ехать?