На новой квартире Бретту по ночам оставалось лишь вслушиваться в гул автомобилей, перемежающийся с писком комаров, стрекотом сверчков и цикад, и наблюдать великолепный синеватый туман, насквозь пропитанный запахом бензина. Едва уловимое движение воздуха, которое язык не поворачивался назвать бризом, чуть заметно колыхало огромные пятифутовые листья бананового дерева, растущего в углу двора. Он с Удовольствием слушал звуки живой природы: они успокаивали. Если бы не автомобильный гул, можно было бы и вовсе отключиться от повседневной суеты.
Он услышал звук открывающейся балконной двери. Кто-то над ним вздохнул и облокотился на перила. Раздался странный звук, и Бретт понял, что это всхлипнула женщина. Хотя он и считал себя воспитанным человеком и не желал мешать, но все же выступил из тени и посмотрел наверх. Женщина в белой ночной рубашке с короткими рукавами стояла, облокотившись на перила, и напоминала обмякшую тряпичную куклу. Плач сотрясал ее, он шел из глубины души, из самого сердца, и Бретт просто не смог не шагнуть вперед и не задать абсолютно глупый вопрос:
– Эй, с вами все в порядке?
Было совершенно ясно, что с ней не все в порядке, человек, с которым все в порядке, не мог плакать так горько. Однако отскакивать назад в темноту было уже поздно. Женщина подняла заплаканное лицо от перил и, как показалось Бретту, вздрогнула. Сначала Бретт не поверил своим глазам. Она была его соседкой? Она?..
– Дженни? – Это слово было единственным, которое он смог выговорить.
Дженни, возвышающаяся над ним, выглядела совершенно ошеломленной.
– Сэз?
Холодок пробежал по спине Бретта.
– Это я, Бретт. Бретт Мак-Кормик. – Он не знал, что еще сказать. Но его глупость дала о себе знать, потому что следующий вопрос был: – Так с вами все в порядке?
Не обращая на Бретта никакого внимания, Дженни развернулась и скрылась в своей квартире. Бретт размышлял не более чем полсекунды. Он подпрыгнул и, сбив столик, подтянулся и вскарабкался на балкон. Стеклянная дверь была открыта, и Бретт проскользнул в комнату, совершенно не представляя, что будет делать дальше и готовый к любым неожиданностям. Он понимал, что ведет себя совершенно невообразимо, но Бретт ничего не мог с собой поделать. Дверь, судя по всему, вела прямо в спальню Дженни. Бретт обнаружил ее стоящей на коленях на кровати. Заплаканное лицо напоминало смятый лист бумаги. Казалось, Дженни пребывала в глубоком трансе: она стонала, плакала, что-то бормотала, раскачиваясь из стороны в сторону. Бретт прислушался.
– Сэз, нет! Не умирай, Сэз, ты слышишь? Не покидай меня!
Опять холодок побежал по его спине. Она, стоя на коленях, цитировала его роман. Точнее, конец романа.
– Дженни? – Может быть, она спит и не слышит его? – Дженни, это я, Бретт Мак-Кормик. – Он с опаской положил руку на ее плечо. Ее кожа была холодна как лед. Никакой реакции. – Ты в порядке, Дженни? – в третий раз спросил Бретт, уже устав удивляться собственной тупости.
Она, не переставая плакать, вяло сбросила его руку и поднялась.
– Ты жив!
Еще не осознав ее восклицания, он понял, что ее пальцы судорожно ощупывают его грудь, руки, шею, лицо…
– Спасибо тебе, Господи, спасибо тебе, – бессвязно повторяла Дженни. – Я считала тебя мертвым, а ты снова жив! Ты… – Она моргнула и испуганно вздрогнула. – Бретт?
– Да, Бретт. Вы уже проснулись? – Он сжал ее руки в своих. Они все еще оставались ледяными. – Похоже, вас мучил ночной кошмар.
Дженни обвела комнату затуманенным взглядом. Было в нем что-то дьявольское, как у кошки, загнанной в угол и готовой к атаке. Стоя неподвижно, она снова уставилась на Бретта.
– Ты же весь в крови.
– Что? Где?
Она взглянула вниз на свои руки. Бретт проследил за ее взглядом, на секунду поверив.
– Твои руки и твоя шея. Твое лицо.
И тут Бретт действительно увидел кровь. На груди и животе Дженни.
– Да это же не моя! Боже милостивый, ты вся в крови! Что здесь произошло, отвечай немедленно!
Она посмотрела на свою окровавленную рубашку и начала медленно падать на кровать. Судорога тяжелой волной пробежала по ее телу.
– Ничего не случилось, – с трудом произнесла Дженни.
– Ничего? Ничего, черт тебя побери? Ты же истекаешь кровью, тебе нужна помощь. Ложись в постель немедленно! – заорал Бретт.
С минуту поколебавшись, Дженни легла и посмотрела на Бретта.
Последнее, что она помнила: ей снова приснился сон. Тот самый, который выплыл из ее подсознания две недели назад из-за этой книги. Только теперь сон был страшнее и намного реальнее, чем тогда. Дженни не могла остановить слезы. Когда несколько минут назад Бретт вернул ее к действительности, она как раз увидела, что Сэз…
«Ну что, Дженни, – подумала она, – кажется, приехали. В самый раз бронировать место в спокойном доме с желтыми стенами и ласковым персоналом в белых халатах». Никогда во сне она не видела крови. За исключением одного раза, того самого. Она слышала, как кто-то ворвался в ее комнату через балкон и начал будить, но не смогла раскрыть глаза и остановить течение сна.
И вот рядом с ней на кровати сидит бледный от волнения Бретт.
– Все хорошо, Дженни. – Его голос звучал откуда-то извне. – Я просто хочу привести тебя в порядок. Скажи мне, что произошло?
Дженни поняла, что лежит перед Бреттом на кровати с идиотской улыбкой на лице, всхлипывая и еще не отойдя от сна. «Ничего особенного, Бретт. Меня только что укокошили. В смысле, зарезали. Но это только сон, ты же видишь, а кровь на рубашке – это галлюцинация. И мне, и тебе только кажется, что она есть, а ее нет. Шутка».
– Я очень сожалею, Бретт. – Мускулы ее живота напряглись, когда она почувствовала, что он сидит рядом на кровати. Что-то жаркое и необузданно дикое волной захлестнуло ее тело.
– Это похоже… – Он глубоко вздохнул, раздумывая. – Это выглядит так, будто ты очень сильно расцарапала себя во сне. Признаться, смотрится очень странно.
– Странно?
– Ага. От одной маленькой царапины, как правило, не бывает столько крови.
– Да, похоже, ты прав. – Дженни нащупала маленькую трехдюймовую отметинку между ребрами и, приподняв за край рубашку, показала ее Бретту.
– Плохой сон, верно?
Она жалобно вздохнула:
– Скверный.
Стараясь не причинить боли, он задумчиво опустил рубашку назад, вытер, как умел, кровь с ее рук, вспоминая футбольную молодость, наложил повязку на рану и почти насильно заставил ее встать с постели:
– Слушай, почему бы тебе не сменить рубашку?
Бретт вышел в ванную и осмотрелся. Там царили бесконечные флаконы, аэрозоли и баночки с косметикой, парфюмерией, гелями, лаком для волос и еще целой кучей такого, о чем Бретт не имел ни малейшего представления. Женская дребедень.
Он был абсолютно чужим в этом мирке. Бретт чувствовал себя инородным телом, но его влекло сюда. А почему, собственно говоря, его не могло тянуть к красивой женщине?
Он прополоскал половую тряпку и повесил ее на штангу занавеси. Образ Дженни преследовал его. Он вернулся в комнату. Вытянув шею, незаметно, краем глаза Бретт наблюдал, как постепенно высыхают слезинки, оставившие мокрые дорожки на ее нежной коже. Дженни дотрагивалась до него мокрой рукой, и в ее взгляде читался и незаданный вопрос, и мольба о чем-то…
Она смотрела на него так, словно Бретт был для нее центром мироздания, словно она любила его больше собственной жизни.
Господи, никогда ни у одной девушки Бретта не было таких глаз. Она не просто смотрела, она смотрела и видела, знала и понимала его, Бретта Мак-Кормика, проникая взглядом в самую глубину, в самую его суть. Зеркало отразило его глупо-счастливую улыбку. Ты спишь, Мак-Кормик, спишь.
Теперь на Дженни была надета белая футболка. На Щеках все еще виднелись следы недавних слез, а длинные золотистые ноги были покрыты «гусиной кожей», хотя в комнате было тепло. Она выглядела разбитой вдребезги.
– Ну что ж, – улыбнулся Бретт, – тебе нужно лечь и согреться.