Таким образом я нарушила свое обещание, и мне, видимо, надо рассказать, что именно меня тревожит. Вполне допускаю, что специалисту по биологии моря вроде тебя это покажется не очень значительным — космология не пользуется уважением в мире ферментов, титрованных растворов и прочего, но тем, кто работает в группе гравитационной теории, представляется, что рядом зреет настоящая научная революция. Возможно, она уже началась.

Это по поводу проблемы, которая уже достаточно долго занимает умы астрофизиков. Если количества материи в какой-либо области Вселенной достаточно, то эта часть имеет замкнутую геометрию — значит, она под действием гравитационных сил прекращает расширяться и начинает сжиматься. Ученые давно уже задумывались, достаточно ли в нашей Вселенной материи, чтобы она приобрела замкнутую геометрию. Измерения массы, проводившиеся в нашей части Вселенной, до сих пор не дали конкретных результатов.

Светящиеся звезды дают слишком малое количество материи для образования замкнутой геометрии, иными словами, недостаточное, чтобы замкнуть пространство-время.

Однако несомненно: в космосе много невидимой материи, такой, как пыль, погасшие звезды и черные дыры.

Мы считали, что в центре большинства галактик находятся черные дыры. Только так можно объяснить исчезновение материи, достаточной, чтобы замкнуть нашу часть Вселенной. Недавно получены данные о сближении друг с другом далеких галактик. Наличие таких сгустков галактик подтверждает сильное колебание плотности материи во Вселенной. Если такой куст галактик образуется где-то в нашей части Вселенной и плотность материи окажется достаточно велика, то их пространственно-временная геометрия замкнется на себя точно так же, как может замкнуться наша часть Вселенной.

Теперь у нас достаточно данных, подтверждающих старую гипотезу Томми Голда о том, что некоторые участки нашей Вселенной приобретают замкнутую геометрию, если они содержат большие скопления галактик. Такие участки у нас не очень заметны — просто небольшие зоны, испускающие тусклое красное свечение. Красный свет излучает материя, падающая в эти замкнутые, образованные скоплениями звезд зоны. Широко распространенное мнение о том, что локальные флуктуации плотности рассматриваются как независимые вселенные, не совсем корректно. Время, которое требуется для образования Вселенной, не зависит от ее размеров. Оно равно корню квадратному из произведения Gn, где G — гравитационная постоянная, an — плотность в сжимающейся зоне. Именно поэтому время образования мини-вселенной не зависит от ее размеров. Малая вселенная замыкается на себя так же быстро, как и большая. Значит, независимо от размеров вселенные существуют примерно одно и то же “время”. (Попытка определить понятие времени при решении этой проблемы заставит запить горькую неспециалиста, а возможно, и специалиста-математика тоже.) Дело в том, что и в пределах нашей Вселенной могут находиться замкнутые вселенные. Если бы наша Вселенная оказалась самой большой — это было I бы совпадением. Она может представлять собой локальное скопление внутри чьей-либо еще. Помнишь старую картину, на которой маленькую рыбку заглатывает большая рыба, а ее, в свою очередь, — рыба еще большего размера, и так до бесконечности? Что ж, наша Вселенная вполне может быть одной из этих рыб.

Последнее время я работала над проблемой получения информации о таких вселенных в пределах нашей, вернее, о получении информации от них. Совершенно очевидно, что свет не может попадать из одной вселенной в другую, так же как и материя. Именно в этом суть замкнутой геометрии. Единственная возможность — перемещение частицы, на которую ограничения теории Эйнштейна не налагаются. На роль такой частицы есть несколько кандидатов, но Тори (местный корифей) не хочет залезать в эти дебри. Говорит, слишком там все запутанно.

Думаю, что тахионы вполне подходят для этой цели. Они могут вырываться из малых вселенных в пределах нашей. Поэтому недавнее открытие их так существенно для космологии. Они обеспечивают прямую связь с замкнутыми пространственно-временными континуумами внутри нашей Вселенной. Именно поэтому я так упорно работаю.

Это — шанс на первоклассное открытие. Хотя нам сейчас очень нелегко: мы бьемся над этой задачей, а в городе забастовка пищевиков, и в Лос-Анджелесе большой пожар. Теперь, когда мир в таком ужасном состоянии, возможно, наши проблемы и гроша ломаного не стоят, но именно для этого и существует академическая жизнь.

Извини, я так много наговорила, и, может, это не имеет никакого смысла, но меня все это страшно волнует и захватывает. Однако мне очень жаль, что я не попаду в Баию.

Надеюсь на скорую встречу.

С любовью, Кэти.

Петерсон на какое-то мгновение испытал неловкость при виде строчек чьего-то письма. Но Совет в последнее время стал пользоваться этим способом для преодоления препятствии в образе тех непокорных людей, которые не считали необходимым быстрое принятие решений и не видели смысла в действиях. И все-таки он был джентльменом, а джентльмены чужую переписку не читают. Однако неловкость быстро прошла, поскольку его захватила изложенная Кэти идея. Субвселенные? Невероятно. Картина, нарисованная ученым, выглядела просто нереально.

Петерсон откинулся в кресле и начал изучать канадские пустоши, над которыми они сейчас пролетали. Да, в этом-то и все дело. Уже в течение десятилетий ученые вырисовывают картину мира, которая становится все более непонятной, отдаленной от всего привычного, нереальной. Конечно, легче просто игнорировать, чем пытаться понять. “Зачем беспокоиться? Все так сложно. Включи телевизор, милая. Не принимай ничего близко к сердцу…”

3 декабря 1962 года

Купер длинными рядами разложил на лабораторном столе разграфленные красной сеткой листы. Он отступил и, покачиваясь на носках, как спринтер, готовящийся к забегу, посмотрел на свою работу. Приглушенный шум лабораторного оборудования как бы подчеркивал напряженную атмосферу ожидания.

— Ну вот, — медленно выговорил Купер, — теперь они разложены по порядку.

— Это наши лучшие данные? — спросил Гордон.

— Самые лучшие из всего, что я получил, — ответил Купер насупившись, так как ему не понравилось что-то в тоне Гордона. Он повернулся, уперев руки в бока. — Они расположены последовательно, соответственно трем часам приема.

Все выглядит очень четко и ясно, — примирительно ;казал Гордон.

— Да, — согласился Купер, — не заметно никаких закавык. Если бы появился резонанс, я бы увидел.

Гордон провел пальцем вдоль зеленых линий записи информации. Стандартные кривые резонанса вообще отсутствовали. Внутри их опытного образца, охлажденного в кипящем гелии до температуры на три градуса выше абсолютного нуля, находились атомные ядра. Каждое являлось крохотным магнитом, отчетливо прослеживалась тенденция к выравниванию их в одну линию вдоль магнитного поля, наводимого Купером. Стандартный эксперимент был довольно прост: в результате применения короткого электромагнитного импульса ядерные магниты извлекались из магнитного поля. Через некоторое время ядра снова выстраивались по направлению поля. Этот релаксационный ядерный процесс многое говорил экспериментатору о состоянии внутри твердого тела. Такой эксперимент позволял довольно легко выяснять микроскопические особенности строения твердого тела со сложной структурой. Гордону нравилась эта работа, все в ней было четко и ясно, а результаты ее могли впоследствии использоваться в транзисторах и инфракрасных детекторах. Это направление физики твердого тела не являлось столь наглядным, как исследование квазаров или частиц высокой энергии, но зато в нем привлекала чистота эксперимента и изящество простоты.

Однако волнистые линии, которые он сейчас рассматривал, не были ни простыми, ни красивыми. То тут, то там появлялось то, чего и следовало ожидать при ядерном резонансе, — фрагменты плавных, наполненных смыслом кривых. Но большинство вычерченных самописцем зеленых линий пронизывались мгновенно возникающими и тут же исчезающими зубцами взрывов электромагнитных импульсов.