— Витёк, я должен ее найти, — ужасно хотел, чтобы всё это вернулось. — Вопрос жизни и смерти.
— Не паникуй, — заверил тоном профессионала, что знал свое дело, — отыщется твоя Баринова.
Скорей бы!
43
Вика
Пробуждение походило на кошмарный сон. Я словно пыталась вынырнуть из под воды, а она не пускала на свободу, продолжая затягивать в черный омут. Ощущала ее настойчивое сопротивление каждый раз, когда пыталась пошевелить рукой или ногой. Тело словно налилось свинцом, отказывалось подчиняться моим приказам. Оно оставалось таким же неподвижным и безжизненным, тогда как мое сознание кричало, задыхалось и билось в агонии.
Стоило только свету пробиться через чуть приоткрытые веки, как неведомая сила всплывала с самых глубин, хватала меня и увлекла с собой на дно. К тому отвратительному монстру, что поглотило меня еще в салоне автомобиля. Теперь оно обрело голос и утробным, низким тембром успокаивало меня, нашептывало сладкие обещания незабываемого удовольствия, если я останусь с ним. Я так устала, так хотела спать, что готова была поддаться на уговоры. Теплые влажные щупальца любяще обвились вокруг шеи, как вдруг сквозь песню монстра пробился режущий сознание звук. Не могла разобрать ни чего конкретного, ловила только интонации. Концентрируясь, тянулась за ними как за светом маяка.
— Я же просил не трогать, — напоминало больше низкий гул, чем человеческую речь.
— Чего прикопался? — резко, отрывисто, словно лай собаки. — Нельзя уже развлечься?
— Нельзя, — уже более отчетливо слышала грубый мужской голос где-то поблизости.
— Да чего такого, не пойму? — второй раздавался непосредственно рядом со мной, практически над ухом.
— После твоих “развлечься” девки не товарного вида! Хочешь трахнуться — сними себе шлюху.
— Мне не нравятся шлюхи, — тело не отреагировало, но внутренне я содрогнулась, когда кто-то провел ладонью по голове, поглаживая словно домашнюю кошку. — Они грязные потаскухи, а эта еще новенькая.
— Это ненадолго, — заверил второй. — Давай, проваливай отсюда.
— Обломщик, — кровать или нечто мягкое, на чем я лежала, прогнулось, когда тот встал.
— Вали, — подгонял все тот же суровый голос. — Хватит на нее слюни пускать.
Шаги стали удаляться, пока совсем не исчезли после хлопка двери. Один ушел, но второй все еще оставался в помещении. Несколько бесконечных минут — и я почувствовала теплое дыхание на своем лице.
— Жаль, — сильней обожгло кожу. — И правда, красивая, — провел пальцами по лбу, поправляя волосы. — Но это бизнес, малышка, — цинично заключил, — ничего личного.
После того как дверь скрипнула во второй раз, я немного подождала, досчитав до десяти, и только потом открыла глаза. С отвращением вытерла рукавом влажную шею: то первое мерзкое животное облизывало меня, пока я была в отключке. Мысли об этом вызывали рвотные позывы. Не хотела даже представлять, что еще гадкого он делал со мной. Или что сделал бы, если его не приструнил бы сообщник и не выгнал взашей. Убила бы гада!
Заставила все еще непослушное тело подняться в вертикальное положение и, как неваляшка, чуть не завалилась на другой бок. Голова кружилась, а из мыслей туманные обрывки фраз. Какую дрянь мне вкололи?
Словно мим или клоун корчила всевозможные гримасы, разминая онемевшее лицо. Жутко хотелось пить, а еще больше — узнать где я нахожусь.
Подо мной действительно была кровать. Большая, двуспальная, аккуратно застеленная покрывалом с рюшечками. Вокруг всё выглядело таким же дешевым и фальшиво уютным: обои в мелкий желтый цветочек, люстра с абажуром, некое подобие картины в массивной раме в виде распечатанного постера. Похоже на дешевый номер в отеле, куда водят любовниц или проституток. Такой же потасканный.
Но похитители не стали бы так рисковать и привозить меня в людное место, где я могла легко привлечь внимание, подняв шум. Или же они были уверены, что я еще долго пролежу овощем, не создавая проблем. Но, видимо, эти болваны не верно рассчитали дозу нейролептика и я проснулась раньше положенного. Это мой шанс сбежать. Уходить через дверь и не думала — сразу заметят.
Покачиваясь, подошла к одному единственному зашторенному окну и распахнула линялую пыльную занавеску с некогда золотым, а теперь таким же облетевшим, узором. Яркий дневной свет, отраженный от белоснежных сугробов, до боли слепил глаза.
Твою мать, сколько часов я провела без сознания?! Двенадцать часов? Сутки? Эти два увальня за это время могил увезти меня за сотни километров. Большее расстояние на машине они вряд ли бы преодолели. Со мной (без сознания и паспорта) они точно не сунулись бы в аэропорт. Значит, я не покидала территорию страны. Хотя бы смогу объясняться с людьми, когда выберусь отсюда. А я точно не собралась здесь задерживаться.
После беглого осмотра выяснила, что открыть ставни не составит труда, но имелась небольшая загвоздка: моя тюрьма находилась на третьем этаже. Прыгать с такой высоты в сугроб — настоящее самоубийство. Если и не разобьюсь насмерть, то точно что-нибудь сломаю. Но во всем нужно искать хоть что-то положительное: я стану “не товарного вида”, как сказал тот тип, и на ближайшее время буду избавлена от участи “грязной потаскухи”. Но большая вероятность сдохнуть под окнами какой-то вонючей дыры, где меня никто никогда не найдет, перевесила желание вырваться из плена. Нужно еще подумать. Выход есть выход: не главный, так запасной. Я должна вернуться домой. Андрей, наверное, уже обнаружил, что я пропала. Он точно меня ищет. Он не сдаться. И я не сдамся.
Шарила по углам, заглядывала в ящики и полкам в поисках чего-нибудь полезного — всего, что поможет мне сбежать или противостоять подонкам, что заперли меня здесь. Пока они не трогали меня, но неизвестно, как долго продержится тот слюнявый извращенец, чтоб не “развлечься”. Передернуло от одной только мысли об этом.
Они заставили меня как раз в тот момент, когда я обыскивала пространство под кроватью. Мы застыли друг перед другом: я искала способ не подпустить их к себе, а они, похоже, недоумевали, увидев меня в сознании.
— Кто вы такие? — схватила с прикроватной тумбочки настольную лампу, чтобы врезать любому, кто посмеет приблизиться. — Что вам нужно? — хотят тут и так ясно.
— Какого черта она не спит? — по голосу я узнала главного в их банде. Крепкий, сбитый. Такого обычной лампой вряд ли вырубишь.
— Мне почем знать, ты отмерял дозу?! — теперь видела и лицо “извращенца”. Коротко стриженный, с грубыми чертами и зажатой между зубов деревянной щепкой (скорее всего зубочисткой) которая чуть не выпала изо рта, когда он начал оправдываться.
— Тащи еще одну, идиот!
“Идиот” тут же исчез за дверью, и мы остались с главарем один на один. Он не двигался с места, чтобы не провоцировать меня, а я крепче сжимала лампу двумя руками, готовая в любой момент пустить ее вход.
— Может, опустишь “оружие”? — кивнул на лампу. — Я не причиню тебе вреда.
Он за дуру меня держит?
— И не подумаю, — пусть переживает о том, как бы я не причинила ему вред. — Где я? Кто вас послал? Мадам? — На последнем слове на его до этого беспристрастном лице дрогнули мускулы, когда он сжал челюсти, тем самым выдавая заказчицу. — Вот же больная сучка! — не сдержалась. — Чего она этим добьется? Думает, никто не заметит, что я исчезла? Что всем наплевать на меня?
— Так и есть, малышка, — с улыбкой, от которой побежали мурашки по коже, подтвердил каждое мое предположение. — Ты сирота, другой родни тоже нет. Тебя никто не хватится.
Не хватало еще, чтобы какой-то бандит с большой дороги рассказывал мне какая я одинокая и никому ненужная.
— Зря ты так, малыш, — спародировала его фривольную манеру общения. — Меня уже ищут. А когда найдут, с тебя спустят шкуру, — но только после того, как я хорошенько пройдусь по нему лампой или чем потяжелее.
— Все так говорят, — еще более зловеще улыбнулся, зарождая во мне потаенный страх того, что я не нужна ни одному человеку на всей Земле.