На витрине у меня были выставлены небольшие коллекции бабочек, жуков, мелких змей и вампиров. Шел этот товар нарасхват, так что цены были довольно высоки.
Однажды какой-то американец показал мне бабочку с нижними крыльями серо-стального цвета и верхними нежно-голубыми, пообещав пятьсот долларов, если я смогу раздобыть точно такую же, только гермафродита.
Я переговорил с моим приятелем, и он поведал мне, что поймал однажды прекрасный экземпляр того же вида и выручил за него пятьдесят долларов, а позднее один серьезный коллекционер сказал ему, что стоила эта бабочка где-то около двух тысяч.
— Так что этот янки хочет тебя фрайернуть, — сказал он. — Держит за недоумка. И пусть даже отвалит тебе за этот редкий вид полкуска, все равно, будь уверен, Папийон, свой интерес он при этом соблюдет.
— Ты прав, он тот еще жулик. А как насчет того, чтобы обдурить его?
— Как это?
— Давай приделаем два крылышка от самца к самке или наоборот.
После нескольких попыток мы сработали существо, прикрепив два крылышка от самца к великолепной самке, причем так ловко, что операции вовсе не было заметно — сделав надрезы в ее тельце и вклеив в них концы крыльев с помощью разбавленной балаты. Держались они так прочно, что можно было свободно приподнять бабочку за крыло. Я словно ненароком поместил ее в стеклянную коробочку вместе с другими бабочками, типичными для дешевой, двадцатидолларовой коллекции. Клиент клюнул на приманку. Не успел он кинуть на коробочку взгляд, как тут же возжаждал купить ее и поспешил ко мне с двадцатидолларовой купюрой. Но я сказал, что коллекция не продается, я будто бы обещал ее одному шведу. В течение двух последующих дней американец раз десять держал в руках коробочку. Наконец, не в силах больше выносить эту пытку, он предложил:
— Продайте мне одну бабочку, ту, что в середине, за двадцатку, а остальное можете оставить себе.
— А что в ней такого особенного, в этой средней? — спросил я и присмотрелся. И тут же воскликнул: — Господи, да это же гермафродит!
— Серьезно?.. Гм, да, действительно. А я не был уверен, — пробормотал янки. — Через стекло разве разглядишь... Вы не возражаете, если я ее выну? — Он начал разглядывать бабочку со всех сторон. — Ну, и сколько вы за нее хотите?
— Вы что, забыли, как предлагали мне пятьсот за точно такой же экземпляр?
— Да я много чего кому обещал, разве упомнишь... Я не хочу выгадывать за счет незнания человека, который поймал этот экземпляр.
— Пятьсот долларов или ничего.
— Идет. Придержите ее для меня. Просто сейчас со мной всего шестьдесят долларов. Завтра принесу остальное. Дайте мне расписку и выньте ее, пожалуйста, из коробочки.
— Ладно, куда-нибудь припрячу.
Назавтра, не успели мы открыть двери своего заведения, как появился этот потомок Линкольна. Он еще раз осмотрел бабочку, уже с увеличительным стеклом. У меня прямо сердце ушло в пятки, когда он ее перевернул. Но обошлось, похоже, он был удовлетворен осмотром. Заплатил, уложил бабочку в коробку, которую специально принес, попросил еще одну расписку и ушел.
Два месяца спустя за мной явилась полиция. Они увезли меня в комиссариат, где префект, прилично, кстати, говоривший по-французски, объяснил, что я арестован, поскольку один американец обвиняет меня в мошенничестве.
— Какая-то бабочка, которой вы якобы приклеили крылья, — сказал полицейский. — И, похоже, неплохо погрели на этом деле руки, речь идет о пятистах долларах Часа через два появились Индара и Куик с адвокатом.
Он прекрасно говорил по-французски. Я твердил, что ничего ни о какой бабочке не знаю. Я не ловец и не коллекционер, просто продаю иногда коробки с коллекциями по просьбе одного своего клиента, охотника за бабочками. Янки сам предложил мне пятьсот долларов, я ему ничего не навязывал. Как бы то ни было, если бабочка настоящая, он все равно нагрел меня, так как, по слухам, за такой экземпляр платят до двух тысяч.
Десять дней спустя я предстал перед судом. Адвокат выполнял параллельно роль переводчика. Я заново пересказал всю историю. В подтверждение ее правдивости адвокат представил суду каталог-ценник бабочек, где указанный экземпляр был оценен в полторы тысячи. Американец проиграл иск и должен был оплатить все судебные издержки, услуги моего адвоката плюс еще двести долларов сверху.
Все мы — и индусы, и заключенные, и члены семьи — отметили оправдательный приговор анисовой домашнего приготовления. Явившиеся на праздник родственники Индары жутко пыжились и гордились, что членом их клана является такой замечательно ловкий человек, как я. Поскольку уж кого-кого, а их не проведешь — они с самого начала были уверены, что я подклеил бабочке чужие крылышки.
Так и должно было случиться — мы продали ресторан. Индара и Дайя оказались слишком хороши собой. Их «стриптиз», впрочем, далеко никогда не заходящий, производил на здоровенных, изголодавшихся по женщинам моряков куда большее впечатление, чем если бы девушки разгуливали по залу раздетыми донага. Мои официантки успели заметить одну закономерность: чем ближе оказывались их полуприкрытые грудки к посетителям, тем больше чаевых те давали. Поэтому они нарочно наклонялись совсем низко над столиком, выписывая счет или давая сдачу. После точно рассчитанной паузы, когда глаза моряков уже начинали лезть из орбит, чтобы лучше разглядеть все эти прелести, они выпрямлялись и говорили: «А как насчет чаевых?» Бедняги, совершенно обескураженные, тупо соображали, как вести себя дальше, но чаевые давали исправно.
И вот однажды случилось то, чего я всегда опасался. Огромный веснушчатый и рыжеволосый детина остался неудовлетворен лицезрением полуобнаженного бедра Индары. Когда в разрезе на миг мелькнули трусики, он протянул волосатую лапу и схватил мою Принцессу словно клещами. У нее в этот момент оказался в руке полный кувшин воды, который она не замедлила обрушить рыжеволосому на голову. Кувшин разлетелся на куски, моряк рухнул на пол, стащив при этом с Индары трусики. Я бросился поднимать его, но его друзья поняли этот жест превратно — решили, что я собираюсь его бить, и не успел я и пикнуть, как один из них врезал мне прямо в глаз. Хотел ли этот морской волк, любитель бокса, заступиться за своего приятеля или просто возжаждал поставить мужу хорошенькой женщины синяк под глазом — кто его знает. Как бы там ни было, но уж слишком самоуверенным парнем при этом оказался — стал передо мной во весь рост и, размахивая кулаками, закричал
— Бокс, парень, бокс!
Удар по яйцам — мой излюбленный прием в этом виде спорта — заставил его распластаться на полу. И разгорелась драка. На помощь мне из кухни поспешил Ван Ху и приложил «боксера» по голове палкой для размешивания теста. Куик орудовал длинной двузубой вилкой. Некий парижский громила, завсегдатай танцевальных залов на Рю де Лапп, использовал стул вместо клюшки. Удрученная потерей трусиков, Индара поспешно покинула поле брани.
Финальный счет: пятеро янки получили серьезные ранения в голову, другие — парные дырки в разных частях тела — от вилки. Кругом все было залито кровью. Негр-полицейский с лоснящимся черным лицом заблокировал собою дверь, чтобы никто не мог выйти. И очень правильно поступил, в этот момент подъехал джип американской военной полиции. Размахивая дубинками, они пытались ворваться внутрь, так как видели, что их моряки все в крови, и, конечно же, жаждали отомстить. Но черный полицейский оттеснил их и телом загородил дверь со словами:
— Полиция ее величества!
И только когда подъехала английская полиция, нас вывели и запихали в черный фургон. В полицейском участке выяснилось, что, если не считать синяка у меня под глазом, никто из наших не пострадал, поэтому заверениям, что действовали мы исключительно в целях самообороны, веры было мало. Неделю спустя, уже во время суда, объяснение наше было наконец принято, и всех нас выпустили, за исключением Куика, который получил три месяца за оскорбление действием.
После этого в течение двух недель произошло еще шесть драк, и мы почувствовали, что дальше так существовать просто невозможно. Моряки не расстались со своей мечтой отомстить, и так как сами они не появлялись, а приходили какие-то совсем незнакомые личности, то различить, где друзья, а где враги, было невозможно.
