Само по себе выходило, что Кукловод обеспеченный человек, ведь бальные платья из лионского шелка стоили баснословные деньги, а он нарядил в них не меньше трех «кукол» за последнее время. В газетах, конечно, писали, что платья могли быть украдены, перекуплены у старьевщика, только Джек не верил в такое. На сестре было платье самого лучшего качества, явно неношеное – очень красивое. Да и не верилось, чтобы какой-то бедняк носился по лавкам старьевщика, скупая бальные платья…

Джек весь день провел в этих раздумьях и теперь, измаявшийся бездельем, решил проследовать за джентльменом в черном плаще. Все какое-то разнообразие! Да и кто он такой, знать бы не помешало. Просто так…

Джек отклеился от стены соседнего дома и последовал за мужчиной. Крался за ним, едва сам себе позволяя дышать и обмирая, стоило незнакомцу остановиться и запалить сигарету. В свете уличных фонарей тот пускал в воздух сизые облачка дыма и неторопливо шествовал дальше…

Джек, увлекшийся слежкой за незнакомцем, не сразу расслышал шаги позади. Осторожные, едва слышные, в пропитанном влагой воздухе они раздавались особенно четко. «Показалось», – подумал он было, едва их услышав, но вскоре с ужасом убедился, что за ним, действительно, кто-то шел.

В тот момент осознания его сердце едва не взорвалось в груди: так отчаянно застучало по ребрам, что стало сложно дышать. Он задохнулся на миг влажным воздухом, залепившим гортань…

Кукловод!

Кукловод выслеживает его!

«Беги, Джек, беги!» Голос сестры взорвал его барабанные перепонки, и парень бросился наутёк. Несся, совсем потерявшись в туманном мороке ночи и собственных страхов…

Он понял вдруг, что теперь все зависит лишь от скорости его ног...

Джек плохо спал этой ночью: странные сны, витиевато сплетенные из вымысла и реальности, заставляли его метаться в постели, шептать обрывки невразумительных фраз, вскрикивать – нервное напряжение не оставляло его даже во сне. То утопленница с голубыми глазами сестры задорно смеялась, нашептывая: «Какой же ты милый, глупышка. Ничего-то со мной не случится!», то уже сама Энни, бледная, вымокшая до нитки, протягивала к нему бескровные руки и говорила: «Посмотри на них, Джек: разве так выглядят руки благородной девицы?», а потом уходила в туман, подобно страшному призраку...

Джек проснулся в поту.

Мысль, еще вчера теплящаяся на задворках сознания, выкристаллизовалась с определенной ясностью: руки, так называемой, Аманды Блэкни не были руками благородной девицы!

Как же они с мистером Мейбери не обратили на это внимание?

Джек вскочил, подумав, что просто обязан свидеться с Мейбери и поделиться догадкой. Да он и сам, верно, уже догадался о совершенной ошибке… Руки утопленницы выглядели точь-в-точь как руки Ханны, продемонстрированные ему на Смитфилдском рынке: грубые, с изъеденной щелоком кожей и въевшейся в трещинки угольной пылью. Такое не объяснить двумя баржами, обезобразившими лицо… Руки служанки – ее визитная карточка.

– Уходишь? – зашевелилась на старом матрасе мать Джека. – Рано еще, поспи малость.

– Мне нужно, мам. – Он пригладил вздыбленный чуб. – Ты главное не волнуйся! Я вернусь, прикупив нам еды.

Она улыбнулась:

– Как же мне не волноваться, малыш… Ты хоть и вымахал, словно шпала, а все еще сущий ребенок. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось… – Глаза ее заблестели. Джек понял, что она вспомнила Энни… – Береги себя.

– Как всегда, мам.

С такими словами Джек вышел за дверь и сбежал по хлипким ступеням, стенавшим под его незначительным весом расстроенной скрипкой. В коридоре воняло мочой и кислой капустой, а еще безысходностью и тоской, въедавшихся в кожу похлеще угольной пыли – обитатели Уайтчепела носили в себе и то, и другое, как печати на измученных лицах.

В одной из квартир надрывно плакал ребенок…

Джек давно привык к узким грязным улочкам родного района, перегороженным телегами и лотками торговцев, между которыми тенями сновали жители мрачных трущоб. Он и сам был одним из этих теней, и однажды сольется с серыми стенами, словно призрак… Но с какой-то детской наивностью, неизбывной даже в этой клоаке порока и нищеты, он мечтал сделаться кем-то большим, чем просто одним из сотни выброшенных на свалку жизни бедняг, населявших этот район.

– Эй, красавчик, не хочешь вкусить прелести жизни? – окликнула его от стены потасканная девица, задирая грязную юбку.

– В другой раз, – кинул Джек на ходу, ощутив стыд за несчастную, что сама давно утратила это чувство.

С Темзы несло отвратительными миазмами…

Но здесь, среди трущихся по углам проституток, пьяного хохота из таверн и плача детей Джек хотя бы не ощущал дыхания Кукловода, преследовавшее его с прошлого вечера… Он сам толком не понимал, откуда пришла эта уверенность, но знал точно: тот наблюдает за ним. Передернув плечами, быстрым шагом он миновал Корнхилл-стрит и здание Английского банка, вышел на веселую Пикадилли-серкус, а оттуда «зайцем» на запятках проезжавшего кэба добрался до Гросвенор-сквер.

Вот и дом с траурным венком на двери… А коляски Мейбери нет. Как жаль, что он не знал адреса этого джентльмена! Придется околачиваться вокруг, дожидаясь его приезда.

И Джек ждал, изнемогая от нетерпения, а, когда Мейбери все-таки появился, буквально бросился под копыта его лошадям, не в силах удержаться на месте.

– Сэр... мистер Мейбери, мы ошибались! – закричал он, уворачиваясь от разъяренного возницы. – Эта утопленница – не ваша кузина. Вы должны осмотреть её руки, и всё сами поймете!

Мейбери вышел из экипажа, смерив Джека пристальным взглядом.

– Снова ты, – сказал он с видимым недовольством. – Шел бы ты подобру-поздорову. На этой улице траур. Ни к чему тебе здесь ошиваться…

– Но, сэр, – охладила пыл Джека отповедь Мейбери, – руки утопленницы...

– … Мисс Блэкни, хотел ты сказать.

– Руки мисс Блэкни, – с готовностью подхватил он, – вряд ли могли быть с грубо обрезанными ногтями и кожей, загрубевшей от тяжелой работы. Моя сестра всегда говорила, что руки определяют происхождение… По ним легко отличить леди от горничной. А руки утоп… той, что вы посчитали кузиной, были руками служанки. Припомните сами…

Джек замолчал, понимая, что, либо его огреют прогулочной тростью, либо прислушаются. Он надеялся на второе…

– Она долго пролежала в воде… – наконец, сказал Мейбери. – А еще эта баржа.

Джек замотал головой. Он нутром чуял, здесь что-то не так...

«Скажи про Берроуза», – шепнул внутренний голос.

– Берроуз, сэр, откуда мы знаем, что он не дождался мисс Блэкни? – выпалил он. – Вдруг он именно тот, кто нам нужен? – Джек замолчал с многозначительным видом, позволяя своему собеседнику самому дойти до правильной мысли.

И тот усмехнулся:

– Берроуз – наш Кукловод, ты на этой сейчас намекаешь? Ну уж нет, никогда не поверю. Это ничтожество если на что и способно, так только на пьяный дебош и растраты. Слышишь, парень, выбрось это из головы! – серьезно посоветовал он. – У тебя разыгралось воображение. Точка. – Мейбери сделал шаг к двери.

– И все-таки руки утоп… этой девушки, сэр, они наводят на мысли, – не унимался Джек. – Я бы на вашем месте задался вопросом, кто подкинул цепочку вашей кузины обычной служанке.

Мужчина нахмурился обернувшись.

– Ты много на себя берешь, мальчик, – одернул он парня. – Угомонись… Полиция знает, что делает, а Риверстоуны и без того настрадались. Ни к чему длить их агонию!

– Но, сэр, Кукловод…

– Почему ты на нем так зациклен? – не выдержал Мейбери. – Ведешь себя странно. Я могу ведь подумать худое…

Джек стиснул зубы и вскинул голову.

– Он сестру мою убил, сэр, – признался он сиплым голосом. – В платье вырядил, волосы причесал… Такой красивой я Энни ни разу в жизни не видел, но это не значит, что я прощу его, сэр. Он – убийца! И я ненавижу его всем своим сердцем. И если мисс Блэкни сейчас у него… – голос Джека сорвался.

Энни, прежде, чем её нашли мертвой – он нашел её мертвой! – пропадала больше трех суток. Джек с матерью все глаза просмотрели, даже в полицию заявляли, но там, конечно, на них внимания не обратили. Мол, сбежала с каким-нибудь ухажером, скоро объявится.