– Что за страсти египетские?! – провозгласил нежданный спаситель, округляя глаза. – Еще чуть-чуть и ты сделался б трупом, – попенял он парнишке осуждающим тоном. – Что этот тип хотел от тебя? – Грир ткнул бесчувственного Берроуза ботинком под ребра. – Тот самый франтик, из чужаков…

Джек, которого только теперь отпустило, клацнул зубами, обхватив плечи руками.

– Он полагает, что я причастен к убийству Сюзанне и краже похищенных денег, – рассказал он. – Говорит, они спрятаны в этой пещере…

– Эээ, – крякнул Грир, задумчиво почесав макушку, – это, знаешь ли, скверное дело, приятель... Что если он поделится этими мыслями в городе, и народ явится сюда с обыском?

Джек возмутился:

– Ты, как обычно, только о своей шкуре и думаешь, а он, между прочим, считает убийцей МЕНЯ, меня, а не кого-то другого... Как думаешь, что случится, поведай Берроуз об этой догадке констеблю? Этому Льюису с соломенными мозгами...

– Полагаю, мало тебе не покажется, – хмыкнул Грир, глядя на тело у своих ног. И посерьезнев: – Наверное, стоит связать его, спрятав в пещере на какое-то время. Не хотелось бы, чтобы он наделал проблем... нам обоим, сам понимаешь.

– А потом что?! Мы не сможем держать его связанным вечно.

Паника совершенно некстати накрыла Джека. Быть оклеветанным, обвиненным в чужом преступлении… Не иметь ни возможности, ни моральных сил объясниться с мисс Блэкни, оправдать себя – это ли не наказание?

– Вечно и не придется... я полагаю, – задумчиво отозвался его собеседник. – Просто дождемся, пока отыщется настоящий преступник, а потом его выпустим. Вот и всё!

Джек вцепился пальцами в волосы.

– Как ты не понимаешь, усилиями констебля Льюиса он никогда не найдется! Этот безмозглый тупица способен лишь поедать жирный пудинг, запивая его темным элем.

Грир казался задумчивым, как никогда... Наклонившись, чтобы поднять выпавший у Берроуза револьвер, он нерешительно произнес:

– Предположим, я кое-что видел...

– Что именно? – Джек подался вперед, превратившись в один вопросительный знак. И горящий надеждою взгляд.

Эмос Грир ответил не сразу.

– Человека… рывшего яму неподалеку, – произнес наконец тем же нерешительным тоном.

– На поле Андерсенов?

– Я полагаю.

– И ты знаешь, кто это был?

– Знаю. Вот только ты, Джекки, мне не поверишь! – и Грир, взвалив Берроуза на плечо, пошел ко входу в пещеру. – Пойдем, – позвал он приятеля, – обмозгуем... Да и этого надо связать, – указал на Берроуза. – Пока не очухался…

Полный нетерпеливого ожидания, Джек метнулся за Эмосом Гриром и последовал за обоими в темноту Призрачных пещер.

Рассвет еще только занимался, а Джек, миновав окраину Хартберна, толкнул дверь съемной квартиры Берроуза. Ключ от нее был реквизирован из кармана последнего, пока он, бесчувственный, лежал связанным в пещере.

И теперь, ступая по коридору, Джек отчетливо слышал в своей голове слова Грира: «Пусть миссис Хилл полагает, что её постоялец отбыл ранним утром под пение петухов. Мало ли что взбредет в голову молодому повесе!»

Джек не знал, было ли это решение верным, но, складывая в дорожную сумку комплект сменной одежды Берроуза, его томик стихов с пропавшим куда-то письмом, станок для бритья и неказистую табакерку, он очень наделся, что спасает свою шею от виселицы. Все-таки, обвиненный в убийстве и краже, да не кем-то, морским офицером, пусть даже и бывшим, он рисковал не только своим добрым именем – жизнью.

Итак, последний раз окинув опустевшую комнату взглядом, Джек вышел и запер дверь на замок, опустив ключ в цветочный горшок. Авось миссис Хилл увидит его… И так, с чужим саквояжем и тяжелым грузом на сердце, он направился к дому, надеясь припрятать вещи Берроуза в своей комнате, пока не проснулись миссис Уиггинс и Сара-Энн, только потом он мог приниматься за вторую часть их с Эмосом Гриром плана.

Тот не был особенно заковырист, однако требовал проникновения в чужое жилье.

– Его нужно заставить признаться, иначе не сработает, Джек, – опять зазвучал голос Грира в его голове. – Согласись, ты и сам с трудом веришь тому, что я рассказал, другие тем более усомнятся... И стоит этому парню услышать предъявленное ему обвинение, как он, божась и клянясь, станет отнекиваться от смерти девчонки. Он-де не трогал её и в глаза даже не видел… Ему поверят, Джек. Еще как поверят!

– Что же нам тогда делать?

– Вынудить его сделать признание, как я уже и сказал. Вот, – мужчина протянул ему три золотых соверена, – жертвую своим кровным ради общего блага: подложи эти монеты в дом Уиллиса Андерсена, и тот не отбрешется.

Засунув вещи Берроуза под кровать в своей комнате, Джек наспех позавтракал и, подхватив школьный ранец, снова вышел из дома. Идти на уроки он, ясное дело, не собирался: три соверена прожигали карман, и он, мечтая поскорее избавиться от монет, направился к ферме Андерсенов.

«Проникнуть в дом удобнее всего со стороны сеновала, там хлипкая щеколда на двери – ее легко поддеть любым тонким прутиком – а служанка туговата на ухо... Она напевает во время готовки и вряд ли что-то услышит. Просто дождись, когда миссис Андерсен выйдет из дома, и делай, что должен...»

Джек не стал уточнять, откуда Гриру известны такие подробности, полагал, что это вполне очевидно с его-то воровскими наклонностями, и сейчас, затаившись в темном углу за овином, выжидал подходящий момент с ледяными руками и громко стучащим сердцем. Вспомнилось, как он однажды подвизался с ворами, и что из этого вышло… С того раза парень зарекся против подобного. И теперь будто бы предал себя самого и инспектора Ридли, обещая ему быть достойным оказанного доверия… Успокаивал себя тем, что это не кража, а доброе дело, но сердце все же не унималось.

Наконец с посеревшим лицом вышла из дома и проследовала в коровник хозяйка. Двигалась она словно сомнамбула, толком не понимая, что делает, машинально… Джеку сделалось совестно за их с Эмосом план, но отступать было некуда, и он, оббежав дом по кругу, оказался у запертой двери. Поддел щеколду, скользнул мимо кухни, где гремела посудой служанка, в сторону спален и, оказавшись в хозяйской, огляделся в поисках места для трех золотых соверенов.

Грир сказал, яму на поле в ночь исчезновения девушки рыл мистер Андерсен, её, Сюзанны, отец. Поверить в такое было непросто, и Джек не сразу поверил, но жизнь в трущобах научила его верить в невероятное, принимать человеческую натуру в самых страшных ее проявлениях, допускать невозможное… Плохое случалось там, как ни крути, много чаще хорошего.

А потому, приподняв вышитый край покрывала, парень сунул монеты под матрас и поспешно ретировался той же дорогой, которой пришел. Ни одна живая душа его не заметила...

«Потом направляйся к индюку Льюису и, выставив себя простачком, расскажи о ночной прогулке к реке, когда якобы ты и заметил копавшего в поле Уиллиса Андерсена. Скажи, что именно потому ты и вздумал пройтись к этому полю, где обнаружил монеты и тело погибшей. В общем, парень, ты и сам знаешь, как и что говорить! Удачи, приятель».

Джек знал. Продумал каждое слово дорогой к пабу, негласному штабу констебля Льюиса, а потому легко завладел вниманием посетителей заведения и констебля, поведав свою выдуманную историю.

– Ну это ты, парень, загнул, – жуя, высказался констебль, дослушав его рассказ до конца. – Чтобы родной отец загубил собственное дитя… Не бывать этому! Не поверю, – категорично заявил он. – Это всё грязные домыслы, порождения дьявольского ума. Там, в ваших столицах, еще, быть может, возможно такое – Лондон – клоака, как ни крути! – но здесь, в нашей глубинке, люди добрее и проще. – И он, поглощая яичницу, смачно шамкнул губами, отринув саму мысль о подобном.

– Ну так всякое может случиться…

– Не случится, – возразил Льюис категорическим тоном. И дернул рукой, прогоняя парнишку: – Шел бы ты, мальчик, отсюда: нечего забивать наши головы детскими байками. Пшёл, пшёл... Работать мне надо, – и он поддел вилкой кусочек поджаренного бекона.