— Не каждая птица поет в клетке, — негромко сказал Зимин.

Фройляйн фыркнула, но взгляда не отвела.

— Он каждый день бывал у нас в течение целого года после того, как вы с ней… расстались. В ее следующий день рождения он сделал ей предложение. Она отказала. И, разумеется, я вам этого не говорила.

Зимин оттолкнулся от стола и снова стал мерить шагами кухню. Опять остановился, теперь уже на расстоянии от экономки. Он все еще злился. Он все еще не мог понять, что происходит, и из чьей милости он живет в этом доме. Он все еще не слышал главного: Мари дала согласие быть его женой. Не раздумывая. Без сожалений ли? Потому что помнил, ярко и живо, совсем другое.

— У Мари насыщенная жизнь, — он мрачно смотрел на фройляйн Зутер. — Она бегает из-под венца, развлекается с безвестным капитаном у черта на куличках и отказывается стать женой добропорядочного бизнесмена. Я должен радоваться, что в этом списке оказываюсь удачливым замыкающим. Или нет?

Фройляйн непонимающе уставилась на Михаила и некоторое время молчала. Потом громко хохотнула, но и этот всплеск веселья закончился в одно мгновение. Она прищурилась, будто даже сквозь линзы очков плохо видела, и проговорила абсолютно серьезно:

— Первый и третий пункт вашего обвинения можно объединить в один. Это от Ральфа Ригера она сбежала пять лет назад.

— Так же, как второй и четвертый, — пробормотал удивленный Зимин и рявкнул: — Бред какой-то!

Это была заключительная вспышка его гнева. Он подошел к столу, сел и долго смотрел в свою полупустую чашку.

— Согласна. Бред, — через некоторое время проговорила экономка, тоже раздумывающая над чем-то. — Свидетельницей этого бреда я являюсь последние пять лет, и он меня совсем не радует. Так с чего бы мне относиться с симпатией хоть к одному из вас? Ни вы, ни Ригер счастливой ее не сделали.

— Я хотел жениться на ней пять лет назад. Она не позволила. То же я собираюсь сделать и теперь. И она согласилась.

Он потер лоб, будто это могло развеять дурацкие мысли. Она не пошла замуж за Ральфа, когда тот настаивал. Не пошла. И будет его, Зимина, женой. Теперь обязательно!

— Вот как? Тогда объясните мне, пожалуйста, зачем? После всего, что вы сейчас сказали — зачем вам это нужно?

— Тоже станете предлагать деньги, чтобы я отступился? Это такая национальная традиция?

— Боюсь, господин капитан, я все же зарабатываю несколько меньше вас, чтобы что-то вам предлагать, — немка нахмурилась. — Все, что я могу, это надеяться, что чудо все-таки произойдет. В противном случае Мари точно доведет себя до сумасшедшего дома. Она бывает очень упорна. В прошлый раз господин Дарт всерьез задумывался об обращении к психологам.

Зимин мрачно посмотрел на женщину.

— Простите меня, фройляйн Зутер. Я не должен был срываться на вас. Но я не знаю, что в действительности произошло пять лет назад. И, откровенно говоря, не до конца понимаю, что происходит теперь. Мне все время кажется, что Мария что-то не договаривает. Но могу уверить вас, что я люблю ее. И для меня важно, чтобы она была счастлива.

— Это у вас обоих не любовь. Это у вас обоих болезнь. А то, что Мари скрытна — так это не без вашего участия. Вы слышите этот кошмарный запах?

Что-то горело. Вероятно то, что было в духовке. Кажется, Михаил совершил еще один грех. Он определенно сбился, который по счету.

— Скажите, у меня есть хотя бы небольшой шанс завоевать ваше расположение?

Фройляйн Зутер недоуменно уставилась на него:

— А зачем вам мое расположение? Добивайтесь расположения Мари, если вдруг и правда… любовь.

После этого она проследовала к духовке и выключила ее.

— Надеюсь, вы любите овсянку? — мимоходом бросила она. — Раз уж с десертом не сложилось.

— Люблю. Но сегодня от нее откажусь. Спасибо за кофе, — Зимин поднялся, аккуратно придвинул на место стул. — Приятно было познакомиться, фройлян Зутер.

Он слегка кивнул и вышел из кухни.

Немка пожала плечами и проворчала:

— Болван! Еще и обиделся!

Ливень. Мари любила ливни. Любила протягивать ладони дождю и чувствовать, как капли бьются о кожу. Так и теперь, по-детски высунула руку из окна автомобиля и смотрела, как с неба падает вода. Холодное лето. Холодное, а внутри нее поселилась тысяча солнечных зайчиков. Вот так. Всего-то за два дня, во время которых она успела понять, что все в ней живо — и ее память, и ее любовь. Восхитительно холодное лето.

Она ехала в офис Дональда не потому, что ей это было нужно, как прежде, а вопреки тому, что все это вдруг сделалось ненужным. Она потеряет DartGlobal. И от этой мысли становилось легче дышать. Со вчерашнего вечера. Потому что тогда, когда Миша проговорил по-русски такое простое «Машка, все потом», она вдруг решилась — поверить. По-настоящему, до конца. Безо всяких оговорок и сомнений. Все остальное было не в счет.

— Ну, наконец-то! — буркнул Дональд, едва она вошла в офис.

— Зачем было поднимать меня в такую рань? — Мари отряхнула мокрые волосы. — Компанию это уже не спасет. Я все решила. Избавляемся от активов, за их счет гасим долги перед банками, рассчитываемся с акционерами, ликвидируем юридическое лицо и становимся свободны. Каков план?

— Потрясающий. Кофе будешь?

— Нет, спасибо, я спешу.

Дональд озадаченно посмотрел на нее и тихо сказал:

— Боюсь, что поговорить нам все же придется. Серьезно и долго.

— Я не готова к длинным разговорам, потому лучше все-таки серьезно, но коротко. Что там у тебя?

— Как скажешь, — Дональд подошел к своему столу и взял папку. — Вот здесь то, о чем ты просила после пожара. Все, что мы могли, мы сделали.

Она замерла и перевела взгляд на адвоката.

— Результаты?

— Ральф Ригер.

Мари вздрогнула. В глазах ее было неверие — да и как можно было в это поверить?

Покупка БалтТраста — это одно. Но «Клелия»…

«Я мечтаю увидеть «Клелию» и тебя капитаном на ней».

Может быть, все просто?

Мари побелевшими губами прошептала:

— Но… зачем?

— Не спрашивай, пожалуйста, — отмахнулся Дональд. Конечно, «зачем» — ей и самой слишком хорошо известно, к чему углубляться? Он вручил ей папку. — Хватит, чтобы размазать его по стенке. Мы можем пустить это в ход в любой момент, как только скажешь.

Проблема была в том, что Мари не была уверена в том, что готова «пустить это в ход».

— Есть еще кое-что, о чем ты должна знать, — вдруг добавил Дональд. Сказал так, будто с обрыва шагнул в пропасть.

— Ты полагаешь, этого недостаточно?

— Полагаю, что в свете того, кто сопровождал тебя на презентации нового лайнера, это окажется важнее пожара. Относительно… пакета фотографий из Дувра.

Мари сглотнула и медленно кивнула.

— Хорошо, я слушаю.

— И все-таки кофе… с коньяком, давай?

Она любила ливни. Да, она любила. Промокла до нитки и продолжала любить. Крыльцо чужого офиса. Знакомая много лет улица. Рыдания, замершие в груди — если она и промокла, то не от слез. Вдох — выдох.

Потом такси. Бесконечная дорога по городу. Чуть не поскользнулась на тротуарной плитке. Туфли дурацкие. Каблуки. Никаких больше каблуков. Потом лестница. Комната. Балкон. Миша.

— Я тебя люблю, — голос был охрипшим, будто она простудилась.

Он улыбнулся, услышав ее признание, и поднялся к ней. Притянул к себе. Поцеловал.

— Я тоже тебя люблю. Чего тебе дома не сидится в такую погоду? Не хватало еще, чтобы ты простудилась.

«Домомучительница живьем съест», — весело подумал он.

После милой беседы с милой фройляйн Зутер Михаилу безумно хотелось коньяка. Просить у экономки не стал. Наверняка, за это он будет сразу отправлен на костер.

Побродив по дому, он обнаружил кабинет, в котором оказался небольшой бар. Плеснув в бокал ароматный напиток, Зимин залпом выпил. За окном по-прежнему хлестал дождь. Прихватив в кабинете какую-то первую попавшуюся книгу, он пошел на любимый балкон госпожи д'Эстен. Расположившись в кресле, приготовился читать.