Я согласился. Сначала принюхался, а потом сделал осторожный глоток. Пузырьки, которыми была наполнена сладкая вода, от неожиданности ударили мне в горло. Я закашлялся, Алив засмеялась.

— Вкусно, — оценил я, — но как это можно пить не представляю. Альга?

— Воздержусь, — покачала головой жена.

— Не нужно просить Время — пусть злится, оно в своем праве. Но ты подкинула мне интересную идею.

— Рада это слышать. Еще вопросы?

— Что будет здесь дальше? Какой сложится жизнь Эрика? Почему мы так похожи с ним?

— Потому что ты — Рит. Самый настоящий и чистокровный. Ты даже более Рит, чем был Виктор… и отец Виктора.

Сердце пропустило удар.

Непохожий на отца. Нелюбимый. Вечные насмешки и шепотки за спиной.

Это не может быть правдой!

Алевтина вздохнула и откинулась на подушки, устремив усталый взгляд на пыльный балдахин.

— Ты ведь уже узнал, что Эрик когда-то был слугой Хель? В нем ее сила… она омрачает его разум. Его избранницу ты тоже наверняка оценил. Безумие, помноженное на две дурные головы, равняется самой счастливой семейной жизни, какую только можно вообразить. Серьезно, Оррен, не смотри на меня так скептично. Эрик и Вина проведут вместе шесть прекрасных десятилетий, а потом с разницей несколько дней отправятся в посмертие. Слабость к безумицам, Оррен, у вас семейная. Вот только дети… у них родятся мальчики — один копия Эрика, другой — Вины. И оба сумасшедшие с первого своего крика. Темная магия, знаешь ли, ни кого не щадит. Тогда Темный Мастер в последний раз призовет свою бывшую госпожу, моля о снисхождении. Хель заберет силу одного ребенка, поместив ее во второго. Так на долгие столетия разойдутся пути рода Ритов и Наместников, чтобы затем вновь соединиться в тебе, Оррен, и твоем брате. Эрик Рит — твой предок, так что не удивляйся фамильному сходству. И если тебе когда-нибудь станет интересно, откуда он пришел в этот мир, найди в своей библиотеке «Сказки Тихой госпожи».

М-да… пожалуй, мне потребуется много времени, чтобы осмыслить это.

— В нашем роду есть легенда о том, что Эрик некогда был простым рыцарем в свите князя Литта. И что Пресветлая мать наделила его своим даром, когда началась война с первым Наместником. А теперь выясняется, что их еще не существует. И вообще Наместники, ко всему прочему, такие же Риты. Как это вышло?

— Время… — пожала плечами Алив. — Правда забывается, факты искажаются, домыслы приукрашиваются. Людская память — забавная вещь. И было бы очень странно, если бы история дожила до твоего времени без изменений. Еще вопросы?

— Один. Последний.

Пресветлая почему-то рассмеялась.

— Три вопроса. Символично. Валяй. А то я чувствую, как натягиваются силовые линии этого мира. В других временах пришло время обрядов. Вам тоже нужно приступить к поискам сердца мира. Оно должно быть где-то совсем рядом!

Несколько долгих секунд я формулировал свой вопрос, а потом осторожно озвучил его, боясь прогневить творца:

— Почему ты всегда появляешься в разных обличиях? Каков твой истинный вид?

Алив закрыла глаза и ощутимо напряглась.

— Альга, оставь нас, пожалуйста! — деревянным голосом попросила Пресветлая, и я подумал, что, пожалуй, пожалею об этом вопросе. Но любопытство было сильнее.

Жена, успевшая задремать, лениво открыла глаза:

— Какие тайны… неужели ты страшнее Хель? Ладно, ладно, ухожу. И даже не буду просить Оррена все рассказать. Честно, — пообещала Альга и, плотнее завернувшись в теплый плед, ушла в коридор.

В комнате воцарилась неприятная тишина.

Творец щелкнула пальцами, но, вопреки моим ожиданиям, осталась выглядеть также. Зато в ярком пятне света камина появилась проекция девочки лет одиннадцати на вид. И надо сказать, ребенок был… страшненьким. Низенькая, значительно ниже своих сверстников. Безобразно худая. Выпирающие ребра были видны через тонкое белое платьице. Так же выпирали и ключицы, и тазовые кости. Создалось стойкое ощущение, что девочка постоянно недоедает. Или даже голодает. Очень сутулая — поднявшись на ноги и обойдя трехмерное изображение, я увидел заметный горб. По-мужски узкие бедра, несоразмерно длинные руки с маленькими ладонями. На пальцах я заметил по лишней фаланге. Широкие плоские стопы. Редкие волосы девочки были подвязаны в тоненький хвостик. А вот сказать, какого они были цвета, я не мог. Преобладал, конечно же, рыжий. Но так же мелькнули и темные тона, и золотистые, и пара седых. Кажется, я даже различил несколько зеленых и синих прядей. Лицо тоже оставляло желать лучшего — глаза навыкате, придающие девочки болезненный, заторможенный вид, широкий жабий рот, низкий лоб и большие выпирающие уши.

М-да…

— Ты уже понял, кто это? — Алевтина без особого любопытства следила за тем, как я рассматриваю проекцию ребенка.

— Если бы не мой вопрос, я бы посочувствовал твоей младшей дочери. Но, так понимаю, это ты в детстве?

Кажется, Альга была не так далека от истины на тему красоты Хель.

— Такой меня увидело Поколение, когда нашло в огромном Лабиринте моего мира. Здесь мне тринадцать. Жалкое зрелище? Не отпирайся. А теперь попробуй представить, как, в таком случае, я выгляжу без иллюзии.

Я попытался. Получилась уродливая горбатая женщина.

Алив жутко усмехнулась. Проекция у камина исчезла. Зато появилась вместо творца.

Разве что волосы девочки резко укоротились, превратившись в едва прикрывающие уши пряди, платьице сменилось мужским костюмом, а удивленно-глупый вид — жестким прищуром.

Я смешался. Это такая шутка?

— Если бы, Рит, — а вот голос остался прежним — мелодичным, приятным. — Я бы многое отдала, чтобы Мироздание перестало шутить.

Девочка поднялась с кровати и, неловко подволакивая правую ногу, которая оказалась короче левой, прошлась по комнате, позволяя разглядеть себя в подробностях.

— Прошли тысячелетия, но я не меняюсь. Я всего лишь Отражение, Оррен. И я отражаю уродливую Множественную вселенную, с ее неравенствами, жестокостью и злобой; по сути — маленького капризного ребенка. Знаешь, иногда я завидую Хель. Она дурна, но хотя бы может показывать себя без иллюзии.

— Неужели ничего нельзя сделать? — спросил я и тут же пожалел, что не прикусил язык. Если бы было можно, самая могущественная из творцов сделала бы это.

— Знаешь, какого это? Видеть отвращение и брезгливость в глазах собственного мужа, которому тошно прикасаться ко мне, даже когда я натягиваю на себя иллюзию. Он-то знает правду…

Я не знал. Даже не догадывался. И не хотел.

— Мне жаль.

Алив кивнула.

Быть может, когда-нибудь наша Вселенная вырастет, станет лучше, и тогда Единый сжалится надо мной. Доброй ночи, Оррен. Я позову твою супругу. Вам необходим отдых.

Не прошло и минуты, как творец снова появилась в комнате, бросив под ноги императору скорчившегося перепуганного насмерть молодого мужчину.

Времени на расшаркивания не было.

— Где ты узнал о сердце мира? — серьезно спросил Кристиан. — Твоя песня… что послужило для нее материалом?

Все в покоях замерли, ожидая ответа.

Певец, кажется, ожидал, чего угодно, но только не подобного. Он вытаращился на непонятных психов, которые задействовали магию высшего порядка, а теперь спрашивали о такой глупости! Тем более, что песня не удалась — это признавал и сам автор.

— Йа-я… — протянул он дребезжащим голосом, — путешествовал.

— Молодец, — оскалилась Хель, — где?

Певец сглотнул и быстро залепетал:

— Я знал, что эти земли прокляты, знал, что туда нельзя! Но столько легенд! Болото так манило!

— Болото? — осторожно переспросила Элизабет, понадеявшись, что ослышалась.

Остальные обменялись не менее пораженными взглядами.

— Хелины топи, — подтвердил певец, — там были девушки-тени. Обнаженные…

Тут мужчина мечтательно закатил глаза и улыбнулся.

Крису пришлось его встряхнуть.

— Ближе к теме!

Тот вздрогнул и продолжил рассказ:

— У них в руках были яркие искры — будто болотные огоньки. И девушки красиво плясали и пели про сердце мира: «Лишь тот, что подтвердит свое право, сможет изменить судьбу…» Я побоялся, что они заметят меня и сбежал… вот и все, я больше ничего не знаю! Честно! Пощадите!