— Что все мои заявления могут быть приобщены к делу и использованы против меня? Ладно, пусть так. Насчет показаний миссис Трейл — я не был в павильоне в двадцать. минут двенадцатого во вторник. Я ушел, как только Алтея увела мать в дом.

— Вы настаиваете на этом?

— Это правда.

— Миссис Трейл слышала, как миссис Грэхем назвала ваше имя. Она готова повторить под присягой, что та сказала: «Как вы посмели, Николас Карей!»

Николас кивнул.

— Да, она такое говорила, когда вошла в павильон. Но во второй раз она не могла видеть, кто там. Все, что она могла видеть или слышать, — что там кто-то есть, и она тут же решила, что это я.

Фрэнк подумал: «Резонно. Может быть, и правда».

А вслух произнес:

— У нее в кармане пальто нашли фонарик.

Николас хохотнул. , — Это не довод! Если бы она пользовалась фонариком, он бы упал и откатился. Он не мог бы оказаться в кармане.

— Если только убийца не положил его туда.

— Господи, Эбботт, какие же нервы должны быть у этого типа?! Павильон стоит совсем близко к дороге, любой может проходить мимо — шла же миссис Трейл, — а миссис Грэхем кричала. Могли быть и другие вполне подозрительные звуки. И вы допускаете, что человек, который только что задушил ее, станет мешкать? Вы можете представить, как он рыщет в поисках фонаря, находит, засовывает его ей в карман… Я — нет. Кстати, если он это сделал, на фонаре есть отпечатки его пальцев, а если он их стер, то нет никаких отпечатков. Если же его положила сама миссис Грэхем, там ее отпечатки, и я полагаю, полиция это проверила.

Фрэнк кивнул.

— Очко в вашу пользу. Так и есть. Теперь вернемся к тому, что вы делали после того, как мисс Грэхем увела миссис Грэхем в дом. Куда вы двинулись — вверх, к вершине холма, или вниз?

— Вверх. Моей первой мыслью было вернуться в Гроув-Хилл-хаус. Это рядом, вы знаете, — вверх по Хилл-райз и за угол. Я дошел до угла и вдруг понял, что не хочу туда идти. Не имело смысла, потому что я все равно не смог бы заснуть. Я пошел вниз по Хилл-райз, перешел через Бельвью-роуд. Там между домами есть проход, его называют Нырок. Его не застраивали, потому что это самый короткий путь с горы туда, где раньше был луг и фермерские земли.

Я прошел его и повернул налево. Дальше не могу сказать определенно. За пять лет там столько всего понастроили.

Я не думал о том, куда иду. Набродившись, я решил, что пора подниматься. Пошел наугад вверх, полдороги не знал, где я. Потом услышал бой часов на церкви и понял, куда забрел. Я был примерно в десяти минутах ходьбы от Гроув-Хилл-хауса. Не могу сказать, во сколько я туда пришел. Но точно за полночь, потому что уличные фонари уже не горели. Я открыл своим ключом. На часы не посмотрел и не слышал, чтобы они били. Я устал, как собака. Даже свои ручные часы снимать не стал, только разделся и повалился на кровать. Хотите верьте, хотите нет, но это правда.

Что ж, может быть. Фрэнк Эбботт готов был поверить.

Голос Николаса Карея, сама манера речи были заряжены какой-то нервной энергией. Как будто у него была потребность все рассказать, и поскорее. Нет-нет, ни намека на агрессивность. Просто у него было что сказать, и он торопился это высказать. При этом у него был вид человека, который изо всех сил напрягает память, старается вспомнить все предельно точно.

Фрэнк Эбботт сказал:

— Ладно, значит, ваше заявление таково. Как я понимаю, вы готовы его написать и подписаться?

— Прямо сейчас. Если хотите, напечатаю.

Он сел за туалетный столик, придвинул к себе машинку, вставил чистый лист и начал печатать, очень быстро, чувствовался долгий опыт. Он переводил строку, не задерживаясь ни на одном слове. Закончив, вынул лист из машинки, достал из кармана ручку и поставил под текстом витиеватый росчерк. Потом вернулся на свое место на кровати, попутно вручив листок Фрэнку.

— Вот, это все, что я смог вспомнить.

Эбботт пробежался глазами по тексту. Великолепно, ни одной опечатки, слово в слово то, что он говорил. Похоже, Карей настойчиво вспоминал, что делал, уйдя из павильона, и результат этих усилий прочно отложился в памяти. Теперь уж он этого не забудет.

Николас сказал:

— Что-нибудь еще?

— Да. Вы дали показания о своих перемещениях ночью во вторник. Думаю, я должен вам сказать, что они совершенно не совпадают с другими показаниями.

Николас усмехнулся.

— Не собираюсь подлаживаться под то, что скажет кто-то другой.

— Миссис Харрисон утверждает, что вы пришли в одиннадцать.

— Миссис Харрисон ошибается.

— Боюсь, она так не считает. Она категорически утверждает, что вы вернулись в Гроув-Хилл-хаус в одиннадцать и провели с ней большую часть ночи.

Николас Карей вскинул тонкие черные брови.

— Очень неумно с ее стороны. Полагаю, она думает, что таким образом гарантирует мне алиби.

— Значит, это не правда?

— Разумеется. Я помолвлен с Алтеей Грэхем. Если бы не случилось всего этого кошмара, в среду мы бы уже поженились. Нелепая история!

Тут Фрэнк не мог с ним не согласиться. Николас продолжал, в сердцах повысив голос:

— Нелепая история, а она — нелепая женщина! Думаю, лучше вам сказать: она уже предлагала мне эту идею, и я ее отверг. Это полная чушь! Я вернулся уже заполночь. У меня был ключ, и я сразу прошел в свою комнату. Не встретил ни души. Бедняга Джек! Ему можно посочувствовать, что подцепил такое сокровище! Если она собирается всем рассказывать эту байку, ему будет очень больно, больнее не бывает. Он хороший парень, но ему иногда не хватает пороху, он не справится… Честно говорю вам, Эбботт, вся эта история — пустая болтовня.

— И вы настаиваете на своем заявлении?

— Категорически настаиваю.

Глава 32

Мисс Силвер была на чердаке «Лоджа». Дело в том, что перед ленчем позвонила миссис Джастис и спросила, как себя чувствует Алтея, и нельзя ли к ней зайти в два часа.

Отказать старой и доброй подруге, такой доброй и заботливой, было невозможно.

Мисс Силвер оставила их вдвоем и отправилась на чердак. Со вчерашнего дня ее преследовала мысль, что хорошо было бы покопаться в книгах, о которых говорила Алтея. Посмотреть, что там есть об истории Гроув-Хилла, но до сих пор ей не представлялось такой возможности.

Однако Луиза — чуткая женщина, мать, с ней можно спокойно оставить Алтею. Выразив сочувствие, она не станет мусолить подробности трагедии. Она уже сообщила мисс Силвер, что Софи прислала фотографии близнецов и что Алтее, вероятно, будет интересно их посмотреть. Так что мисс Силвер могла спокойно рыться в книгах мистера Грэхема.

Чердак был просторный и хорошо освещенный, книги не были связаны в пачки. После смерти мистера Грэхема сюда перенесли книжные шкафы, которые раньше загромождали столовую. Сам бы он очень рассердился на это, но вдова решила, что теперь может делать так, как ей удобнее. Большая часть книг находилась в двух шкафах, а те, что не уместились, стояли стопками на полу. Книги по истории, видимо, представляли для бывшего их хозяина наибольший интерес. Среди них были воспоминания восемнадцатого века на английском и французском языках — «Жизнь Сэмюэла Джонсона» Босуэлла[4] в старинном издании, альбом с прекрасными гравюрами соборов, случайный том из собрания «Древние аббатства и замки», «Романтика французской революции» Ленотра[5], обзор девятнадцатого века леди Шарлотты Бьюри, мемуары графини де Буань[6]. Все эти книги стояли на нижней полке одного шкафа. Мисс Силвер надеялась, что среди них попадутся и те, что она ищет, но надежды не оправдались, и поскольку она не знала ни названия, ни автора, задача ей предстояла нелегкая. Все, что она знала от Алтеи — что книги лежат на чердаке и что в одной из них говорится об истории Гроув-Хилл.

вернуться

4

Босуэлл Джеймс(1740 — 1795) — английский писатель. Книга «Жизнь Сэмюэла Джонсона» (1709 — 1784) — образец мемуарной литературы.

вернуться

5

Ленотр (1857 — 1935) — французский историк, автор трудов о французской революции.

вернуться

6

Графиня Адель де Буань (урожд. д'Осмон, 1781 — 1866) — дочь известного дипломата маркиза д'Осмона, жена генерала де Буаня, светская дама, язвительная мемуаристка, чьи записки (первое изд. 1907 — 1908) отличаются исключительной подробностью, хронологической широтой материала (от царствования Людовика XVI до царствования Луи-Филиппа) и остротой характеристик. Им многим обязан Марсель Пруст, наделивший некоторыми чертами реальной графини де Буань свою маркизу де Вильпаризи.