«Этот приют – мечта маньяка», – осознал Ивар. И привезет этого маньяка не кто иной, как он, сотрудник службы охраны детства офицер Ивар Содерквист.

Они миновали тоннель, составленный из нескольких коротких отрезков в скалах. До деревни оставалось километров пять. Скоро серпантин кончится…

«По возрасту, как мой Эрик…»

Стрелка на спидометре лежала на шестидесяти километрах в час. В зеркале заднего вида замер черный силуэт без лица.

«Да, именно так, – подумал Ивар. – У зла нет лица. Это не Эрик, это просто фигура в тире…»

– Скажи-ка… – спросил он, плавно нажимая на газ.

«Шестьдесят шесть».

Мальчика откликнулся не сразу:

– Что?

– Скажи, а здесь вот, – Ивар сделал неопределенный жест рукой. – В этих горах…

«Семьдесят пять…»

– …здесь тролли есть?

– Здесь… – Попутчик всерьез задумался.

«Восемьдесят два…»

– Да, здесь они есть. Только мало, – обыденно сказал он. – Зачем тебе это, человек?

«Девяносто…»

– Просто тебя к ним хочу отправить! – заорал Ивар, выкрутил руль и бросил джип во тьму, прямо на узкую ленту отбойника.

* * *

Ящерица смотрела на нее. Не моргала. Дженни постучала по стенке аквариума, но рептилия не реагировала. Мириам подошла и накинула покрывало на аквариум. Развернулась и ушла в свой угол. Дженни вздохнула. Знакомство с любимцем Мириам явно не заладилось. Как, впрочем, и остальные знакомства.

В комнате висела тяжелая тишина. Мириам читала книжку, Лаура обиженно сверкала на Дженни бессмысленно-красивыми глазами. Никто и слова не проронил. После того утреннего происшествия все девочки в приюте объявили ей бойкот. Никто не разговаривал с ней, не обращался и даже не глядел на нее. Между собой обитательницы приюта общались по-норвежски, так что Дженни оказалась в полной изоляции.

Так прошло два дня. Дженни была в совершенном восторге. Ей здесь ОЧЕНЬ нравилось. Больше всего на свете Дженни мечтала, чтобы ее оставили в покое и не лезли ей в душу – с разговорами, вопросами или претензиями.

Она встала у окна. Ветер нес крупные хлопья снега мимо стекла – из темноты на свет фонаря, а потом вновь в темноту.

«Бойкот страшен тому, кто хочет жить в коллективе, кому нужны друзья. А мне ничего не надо. Я сама по себе. Искра в темноте, я снежинка на ветру, я клинок в ножнах…»

Что-то притянуло ее взгляд на границе света и тьмы, там, где пустота выбрасывала из себя снег. Там что-то стояло, на этой зыбкой границе, и разглядывало ее. Дженни чувствовала, что взгляд невидимых глаз обращен именно на нее. Она потянулась, чтобы взглянуть ясным взоромна нежданного гостя, но передумала.

«Все бессмысленно. Все погибли. Нет, теперь я буду жить, как человек!»

Она отвернулась от окна и вышла из комнаты. Кто бы там ни был, ей все равно. Она – обычный человек.

«Лаура, глупая девчонка, – подумала Дженни. – Меня нельзя трогать – теперь я ядерная мина…»

Она не знала, что делать. Такого безысходного падения в пропасть она никогда не испытывала. Обычно ей помогали тренировки – до седьмого пота, до изнеможения и сладкой дрожи в мышцах. Чем больше сил тратило тело, тем больше ясности возникало в уме.

Дженни с превеликим удовольствием отправилась бы на пробежку, но за окном зима, Норвегия и снег по колено. Краем уха она слышала от Анни, что в подвале есть спортзал. Она прошла по коридору, спустилась на первый этаж, затем двинулась вниз. Все встречные смотрели в сторону, и Дженни это устраивало.

Надписи на дверях были на чудно?м норвежском языке – с точками над буквами, черточками и прочими дополнениями к старому доброму латинскому алфавиту. Она стала открывать все двери подряд, и спортзал оказался за последней, самой неприметной дверью.

Там было темно, просторно и гулко. Ни души. В узкие окошки под потолком скреблась вьюга. Дженни включила свет – по потолку протянулись, потрескивая и чуть слышно хлопая, нагреваясь, лампы дневного света.

Такого она не ожидала. Думала, будет пара канатов, турник, маты, шведская стенка. Но батут, гимнастический брус, кольца и даже небольшой – метра на три, скалодром?

«Да, хорошо быть трудным подростком в Норвегии», – Дженни разбежалась, оттолкнулась, взлетела на бревно. Остановилась, сняла обувь, бросила на мат. Застыла, раскинув руки, собираясь перед трюком.

Раз, и прошлась колесом – сначала вперед, потом назад. Соскочила с бревна, покрутилась на турнике, пару раз поднялась на канате и одолела скалодром. Через пятнадцать минут, когда она хорошенько взмокла, пришло время для настоящих трюков.

Дженни запрыгнула на брус. Она хотела выполнить заднее сальто – тот самый элемент, который разучивала с Эдвардом и Эвелиной в последний мирный день своей жизни. Когда она еще не знала о Магусе, Договоре, Первыхи колдунах. Когда еще жила обычной жизнью обычной цирковой девчонки…

«Есть в мире вещи необратимые. – Дженни закрыла глаза, дала темноте обнять себя. – Смерть и рождение, предательство и любовь. Нельзя сказать – я пошутила, нельзя попросить кого-то умного и всемогущего, чтобы он исправил твои ошибки. Что сделано, то сделано. Ты совершила выбор, и этот выбор изменил тебя». Дженни чувствовала линию гимнастического бруса. Тонкая прямая пролегала под ее ступнями, тянулась назад и манила.

«Заднее сальто, без страховки и партнера, – отстраненно подумала она. – Что я делаю?»

«Лечу», – ответила она и подпрыгнула.

Движения ее были отточены сотнями тренировок, она подлетела вверх от сильного толчка и закрутилась назад.

…ударилась о брус коленом, потом лицом, слетела на маты, скорчилась в маленький комочек. Втянула воздух со свистом. Боль была страшная.

– Ты в порядке?!

Дженни разлепила глаза. У края матов стояла девушка. Невысокая хрупкая блондинка с длинными, слегка вьющимися волосами. Красивая. Спортивный костюм на ее ладненькой фигурке смотрелся отлично.

– Ты что вытворяешь? – Девушка даже о бойкоте забыла. – Лежи, не вставай! Сейчас принесу аптечку.

Дженни поднялась, провела рукой по лицу. Пальцы были в крови. Болел нос, ныли разбитые губы, быстро опухала щека. Ну и видок, наверное, у нее.

– Не надо… – Дженни, не мудрствуя, вытерла лицо и руки футболкой – все равно это тряпье из шкафов Бьерна она больше носить не может.

– Тебе надо прилечь. – Девушка коснулась ее плеча. – Возможно, сотрясение…

– К черту, – отозвалась Дженни. Запрокинула голову, чтобы унять носовое кровотечение. Губы саднило, а она улыбалась кровавой улыбкой длинным лампам на потолке.

Она была счастлива. Едва кровь унялась, Дженни снова подошла к брусу.

– С ума сошла?! Ты же разобьешься. Мало тебе одного раза?!

– Как зовут? – хрипло спросила Дженни.

– Ольга…

– Принеси водички. После тренировки так пить хочется.

Дженни легко запрыгнула на брус.

– Йоханна! – На пороге появилась Ольга – белая, как пейзаж за окном. – Йоханна, она покалечится!

– Наконец-то, – отозвалась Йоханна, нехотя приглушая звук. В наушниках затихла композиция панк-рок-группы «Бешеные муравьи». – А про кого речь?

– Эта новенькая! Она больная на всю голову! – выпалила девушка. – Там в спортзале такое…

Девушка двинулась дальше по коридору.

– Вот сорока, – проворчала Йоханна. – Разве это новость – что у этой англичанки тормоза сорваны?

Йоханна сняла наушники и пошла вниз. Еще на лестнице она услышала, что в спортзале людно.

– Да что там творится?

В зале собрались все девушки. А в центре зала летала Дженни. Если бы Йоханна разбиралась в гимнастике, то поняла бы, что она отрабатывает передние и задние сальто, курбеты, фляки, один за другим, без перерыва. Но Йоханна понимала только, что англичанка крутится по спортзалу, как заведенная.

– Это паркур? – ошеломленно спросила она у Ольги. Та была самой главной спортсменкой в приюте. Не вылезала из спортзала. Все мечтала взять медаль на олимпийских играх по художественной гимнастике, глупая. Впрочем, Карл Фридрихсон, поджарый дядька лет пятидесяти, который два раза в неделю приезжал к ним вести спорткружок, утверждал, что у Ольги есть данные для гимнастки, говорил, что та летает, как «ангел», и сулил ей блестящее будущее. Все у Ольги было бы хорошо, если бы не вооруженное нападение на школьного учителя.