– Смор!

– Фиат волюнтас туа…

Вихрь льда и света воздвигся над Арветом, и он был живым, этот вихрь, полным ярости, алые гневные зарницы пробегали по нему.

– ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ!

Саам попятился.

– Я дал тебе приют! Я скрыл тебя от врагов!

Трещины рассекли стены, Дженни, Арвет, Бьорн полетели на пол, а потом свод с грохотом раскололся, лавина льда и призрачного света обрушилась на них. Девушка успела вздернуть руки – бесполезный инстинктивный жест, просто рефлекс перед неминуемой смертью. Но смерти не было. И свода не было.

Над ними качалось черное небо, загроможденное частыми звездами – чистыми и холодными. Меж них дрожало и струилось что-то живое, трепещущее, нити света протягивались от звезды к звезде, словно небеса играли во вселенские крестики-нолики.

Сколько она смотрела на ночь и небо – секунду, две? Над ними, вытесняя все иное, заполняя мир, нависло чудовищное лицо, составленное из лезвий синего льда, из морщинистого, спрессованного сотнями лет снега, лицо, на котором пылали хрустальным пламенем глаза. Ярость, ненависть… и страдание увидела в них девушка.

– ЛЮДИШКИ!

«Он не великан, – поняла Дженни. – Не тролль, не хранитель ледника, он и есть ледник! Это Сморстабббрин, зверь древнего льда, западный страж Йотунхеймена…»

Арвет и Бьорн катались по полу, зажимая уши, их немилосердно трясло, а невообразимый лик Сморстабббрина приближался. Дженни встала на ноги – удержать равновесие ей помогла только цирковая выучка и любимый шест от носилок чаклингов. Девушка бросила взгляд окрест, и вот тогда ей стало по-настоящему страшно.

Горы лежали под ними, горы и облака, а они стремительно возносились вверх, и не пол уже был под ногами, а чудовищно широкая когтистая лапа. Ледяной дракон вставал над горами Йотунхеймена, держа на ладони трех человек:

– ВЫ ВСЕ УБИВАЕТЕ!

Дженни подняла шест. Да, бессмысленно, да, бесполезно, но что ей оставалось?

– Разве пришел последний час? – Девушка вздрогнула. Это голос Бьорна!

– Разве волк уже проглотил Солнце?

Юноша даже не пытался встать. Он сидел на корточках, зажимал нос. С ладони капали густые редкие капли и так же медленно гнусаво цедились слова.

– Зачем ты проснулся, Сморстабббрин? Рог еще не трубил и корабль мертвецов еще не причалил.

– ВЫ… – Грохот голоса был невыносим, но девушка почувствовала, что накал пламенных глаз ослабел. Где-то глубоко внутри себя Смор остановился, прекратил разгонять ураган гнева.

– Отпусти нас! – попросила Дженни. – Арвет не хотел.

– Он разрушитель! – сказал западный страж Йотунхеймена. – Вся ваша проклятая порода… вы уничтожаете все, чего касается ваш алчный взгляд! Вы чума этого мира! Вас не должно быть!

– Отпусти нас! – хрипло потребовала девушка и ударила шестом под ноги. Их всех закачало.

– Именем Магуса, именем Договора!

– Я НЕ ЗАКЛЮЧАЛ ЭТОГО ДОГОВОРА! – Пламя вновь взвилось в глазницах Сморстабббрина.

– Отпусти нас, – настаивала Дженни. – Отпусти, Смор. Ты же все знаешь. Про меня. Пожалуйста…

Смор склонился, приблизил свое циклопическое лицо – наблюдать это было невыносимо, чудилось, что на землю валится комета, колоссальный кусок космического льда раздвигает небосклон, выгоняя облака и сам воздух. Огромный глаз навис над ней. Дженни бы легко провалилась в его зрачок, если бы он существовал в этой пропасти холодного света.

Смор думал.

– Я отпущу вас… но с условием, Дженни Далфин, – прогрохотал он. – Ты никогда не поднимешь руку против Первых, дочь Магуса.

Дженни с радостью согласилась бы на что угодно, лишь бы спастись. К тому же дед говорил, что этих Первыхуже и не осталось на Земле. Но ее остановило предчувствие.

– Нет, – помотала она головой. – Все может случиться. Я не могу. А вдруг от этого будет зависеть моя жизнь? Или жизнь моих друзей?

Смор задумался на мгновение:

– Обещай, что когда придет время, ты встанешь на сторону мира.

– Что? – не поняла девушка.

– Ты не примешь сторону Первых. И не примешь сторону детей Полудня. Ты будешь истинной дочерью Магуса – той, что вечно разделяет и оберегает оба мира.

Дженни склонила голову. Едва ли она когда-нибудь будет решать судьбы планеты. Ей бы выжить…

– Да, обещаю.

Дракон встряхнул лапой, и они полетели в темноту, цепляясь скрюченными пальцами за стылый воздух, обгоняя собственный крик. И ночь поглотила их.

Сморстабббрин заворочался, грохоча позвонками льда, со скрипом и скрежетом пластины его панциря занимали прежнее, определенное ходом времени место, он возвращался на свое ложе, и затихал удивленный гул гор, смолкал звон недоумения соседних стражей Йотунхеймена – Фаннарёкбрин, Тверрёббрин, Буккехольбрин, Свеллносбрин… Они вновь засыпали, погружались на дно всепобеждающего потока времени, который стирает горы и возносит вверх дно морей.

Но Сморстабббрин не спал. Слишком много мыслей разбудила в нем эта человеческая девочка, слишком много воспоминаний, и еще – до сих пор болела рана, оставленная ее спутником. Зачем они существуют, эти люди, для чего нужна их природа, для чего они существуют – не сознающие своей силы, не понимающие сами себя, глухие к миру, в котором живут?

«Эта девочка, Дженни Далфин, песчинка в часовом механизме мира, отлаженном и безупречном. А может быть, она последняя песчинка на чаше весов? Мир был отдан людям, и как они с ним распорядились? Прошлое рвется обратно, разделенная природа человека жаждет восстановиться, и барьер между Той и Этой стороной готов рухнуть. Но не потому, что в Скрытых землях кто-то слишком сильно его подталкивает. Эти глупые высокомерные Первыедумают, что держат судьбу мира в руках, но на самом деле они лишь играют свои роли. Нет, мир созрел к переменам и готов упасть в руки, как яблоко. Опять яблоко, то самое, что сбило с толку Адама. Мир трепещет и ждет выбора своей судьбы. И возможно, этот выбор ляжет на плечи одной девочки…»

– Отвезите ее со спутником туда, куда они укажут, – распорядился Смор, и чаклинги послушно зашуршали, потекли в путь.

Глава 31

Чудовищная трапеза придала охотникусил. Он двинулся дальше. Он искал Дженни Далфин. Когда-то его звали Клаус Хампельман, и он был куклойи шефом безопасности Альберта Фреймуса, главы ковена Западной Англии. Теперь же он – охотник, и у него всего лишь одна добыча – Дженни Далфин. Он будет гнать ее до края мира и дальше. Но сейчас Дженни вне его досягаемости – она здесь и одновременно не здесь, сокрыта в этих льдах, словно в потайном кармане пиджака фокусника. Давняя сила этих мест пока еще непреодолима для него. Что ж… надо ждать. Всего лишь ждать – и обязательно найдется лазейка. Охотникуселся на черный камень, источенный водой и ветром, его трещины складывались в причудливое лицо. Наверное, в представлении людей так мог бы выглядеть тролль, которого застало солнце. Охотникзасмеялся.

– Кусок камня. – Он потянулся. – Здесь нет троллей. Никого нет. Даже мышей. А жаль. Закусить не мешало бы… Теперь уже чем-нибудь живым.

Слабое зимнее солнце несильно, но надоедливо жгло незакрытые участки лица. Он бы предпочел идти по следу ночью, а днем отлеживаться под снегом. Но нельзя было терять времени. Девчонка уходила все дальше. Охотникшироко зевнул, обнажая заостренные зубы, и решил, что имя… имя «Клаус» он себе оставит. Он привык к нему.

Слабый шорох привлек его внимание. Тот, старый мистер Хампельман, никогда бы не услышал его, не почуял бы в воздухе тонкий шлейф терпкого мышиного запаха. Где-то под снегом шуршал лемминг. Жирный норвежский лемминг!

Охотникоблизнулся. Да уж, прежний шеф безопасности не унизился бы до того, чтобы полевать ^[30], как какая-то тощая норвежская лисица. Но консервы, готовые армейские пайки, газовая горелка, снайперская винтовка и арктический спальник остались далеко позади, притороченные к снегоходу. Сейчас у него только узкий обоюдоострый кинжал, с черною рукоятью и в черных же ножнах на плоской металлической цепи. Этот дедовский кинжал – единственное, что оставил себе после преображенияохотник Клаус. Теперь он сам себе оружие, смертоносное и безотказное.