В целом, мир воды и луны, созданный кистью Ли Бо, имеет свою специфику. Он недоступен грязи, далек от бренной суеты, пронизан светом и в то же время полон жизненных сил. В раздумья о космосе не вторгаются печаль и гнев, деспотические и трагичные поползновения, никакое высокомерие. Он естествен и чист, спокоен и гармоничен, просторен и оживлен.

Гармония среди конфликтов

О специфике двух сторон индивидуальности (или художественного стиля) Ли Бо давно ведутся споры. Особого внимания заслуживают взгляды Чжу Си, в первую очередь тот факт, что он ставит рядом Ли Бо и Тао Юаньмина [29]: «В поэзии Ли Бо не только неистов, но также и изящен и мягок. Сколько, например, мягкости в строке „Уж боле нет былых Великих Од“ [30]. Стихи Тао Юаньмина все называют простыми, лишенными украшательств, в каком-то смысле они необузданны, но их необузданность слух не режет. Он открывает себя, воспевая Цзин Кэ [31]. Каким-то образом так и говорят люди, тяготеющие к простоте» (Чжу-цзы юй лэй. Т.8. Пекин, 1994. С.3325). У Ли Бо и Тао Юаньмина индивидуальности совершенно разные, но мудрый Чжу Си привлек внимание к другой стороне. Об этом высказывании Чжу Си современный исследователь Пэй Фэй [32]говорит: «Оно показывает две сферы эстетики Ли Бо — возвышенно-прекрасное и нежно-прекрасное… Конфликтное (субъективное и объективное) порождает возвышенно-прекрасное, гармоничное (субъективное и объективное) порождает нежно-прекрасное» (Ежегодник «Чжунго Ли Бай яньцзю». Ч.1. Цзянсу, 1990, с.25).

Ли Бо, вне всякого сомнения, — наиболее типичный представитель необузданного, возвышенно-прекрасного индивидуального стиля в истории китайской литературы. Это вызвано в первую очередь противоречиями между его жизненными ценностями и реальным общественным состоянием ( «Сей бренный мир не отвергаю я, / Он сам меня отринул, мир людской»— стихотворение «Провожаю Цая, человека гор»), субъективно-объективными конфликтами. Эта сторона поэзии Ли Бо изучена достаточно глубоко. Здесь речь пойдет о поэтике «другой стороны» его поэзии.

Оценка, данная Чжу Си поэтическому стилю первой строки стихотворения «Уж боле нет былых Великих Од» как «изящно мягкого», заслуживает внимания. С точки зрения эмоциональной окраски строка наполнена пафосом и целеустремленностью, так что охарактеризовать ее как «изящно мягкую», боюсь, трудно. Возможно, Чжу Си имел в виду выражение в ней литературных концепций. В этом стихотворении Ли Бо излагал поэтику согласно «Канону поэзии», а также заявил, что, подобно Конфуцию, «отсекавшему» стихотворения, должен составить современную историю.

Для конфуцианцев «Канон поэзии» — классический образец нежной и душевной поэзии, и, естественно, он «изящно мягок», с точки зрения Чжу Си, возможно, это и есть причина той оценки, какую он дал поэтическому стилю Ли Бо. Нет никакого сомнения в том, что гармоническая часть поэзии Ли Бо соответствовала поэтике конфуцианцев. Тут необходимо заметить, что в двух строках этого стихотворения «Воспряла Древность только в доме Тан, / Все снова стало ясным и простым» Ли Бо славит ситуацию при Танах, когда с реставрацией древних эпох политика стала ясной, а общество стабильным, и с одобрением отзывается о поэтическом стиле, «ставшем ясным и простым», что Ли Бо считал наиболее важным в своих социально-политических идеалах и эстетических устремлениях. По разбросанным в его стихотворениях намекам эту формулировку можно понять как почитание чистой и гармоничной красоты естественности. В стихотворении № 35 «Духа старины» написано:

Вот песня — складно, только нет в ней правды,
Как в мошке, что ребенок малевал;
Другой, свой дух растратив без пощады,
Макаку из шипов сооружал.
Искусно, только что же толку в оном?
Роскошно, только пользы миру нет.

То есть он считал, что приукрашивать текст — все равно что малевать мошку, как это делают дети, это потеря правды природной естественности.

Эта мысль глубинно связана и с эстетикой Чжуан-цзы. «Недеянием небо достигает чистоты, недеянием земля достигает покоя. При слиянии недеяния их обоих развивается [вся] тьма вещей» (Чжуан-цзы. Глава «Высшее счастье» [33]); «В покое становятся мудрецом, в движении — царем. [Того, кто] не действует, почитают; с тем, кто безыскуственен и прост, не сможет состязаться в красоте никто в Поднебесной» (Чжуан-цзы, Глава «Путь природы»). Чжуан-цзы тут говорит о том, что чистота неба и земли сводится для человека к возвращению к природе как корню всего. В главе «Рыболов» он также объясняет понятие «истинного»: «Истинное — высшая искренность, высшее чистосердечие. Без искренности, без чистосердечия нельзя взволновать других… При истинном внутри волнение проявляется и во внешнем — вот чем ценно истинное… Истинное воспринято от природы, естественное нельзя изменить. Вначале мудрецы уподоблялись природе, ценили истинное, не связывали себя обычаями». Так называемое «истинное» делает акцент на необходимости следовать природе без фальшивого украшательства, имея ничем не связанные «данные небом» естественные чувства, и природное, не фальшивое, чистое, истинное есть основа прекрасного в человеке.

Эстетические идеалы и художественный стиль поэзии Ли Бо испытали на себе влияние Чжуан-цзы, что проявилось не только в сильной, патетичной части его поэзии, но и в глубоких ощущениях чистого и гармоничного. В стихотворении «Так подумалось мне на закате в горах» Ли Бо писал:

На облаке я долго возлежал,
Став постоянным гостем дивных мест.
И насыщалась красотой душа,
Покуда диск закатный не исчез.
Над башней монастырскою — луна,
Среди камней открылся ток ручью.
Чиста душа становится, ясна,
Вот — истина, которой я хочу!

«Чистота», «истина», обретенные в пустоте и тишине под луной, облаками, среди ручьев и камней, — это глубочайшее созвучие между душой человека и горами и водами природы и то самое «постижение Дао», с чем «не может состязаться в красоте никто в Поднебесной», о чем писал Чжуан-цзы.

Конфуций строку «простое используется для узорчатого» из «Канона поэзии» прокомментировал Цзы-ся так: «Узор шитья затмил простого шелка гладь» («Лунь юй», гл.3 [34]). То есть это означает, что простое первично по отношению к раскрашенному, белое первично по отношению к многоцветному. Красота простого, сущностного — важнее прочего. У конфуцианцев «чистое» (цин) обычно рассматривается как символ высоких человеческих качеств. Оно редко связывается с «истинным» (чжэнь).

Чжуан-цзы превозносил красоту чистоты как природы, так и человека, сливая это воедино с подлинным, не искусственным, он ставил акцент на красоте природы, «следующей небу, уважающей истинное» и не созданной никаким внешним воздействием. Конфуцианцы же соединяли прекрасное с добрым. Так что концепция «чистого» и «истинного» у Ли Бо ближе к позиции даосов, представленной философией Чжуан-цзы.

После династий Вэй-Цзинь [35]с появлением «учения о сокровенном» и буддизма эстетические взгляды на природу изменились. Адепты «учения о сокровенном» еще теснее слили «путь природы» Чжуан-цзы с красотой гор и вод, акцентируя чувственную красоту внешней формы. Буддисты, высший мир видя в забвении, в очищении сердца, отстранении от бренного, акцентировали пустоту и тишину природных гор и вод, от внешнего мира в ощущениях уходили в «истинно сущее» пространство гармоничной души. При всех различиях своих взглядов адепты «учения о сокровенном» и буддисты одинаково стремились к чистому покою гор и вод.