— Ты знаешь, о чем я говорю. Я имею в виду идиота, за которого ты вышла замуж.
Лиана подняла глаза и посмотрела на дядю холодным, жестким взглядом, изумившим его.
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, дядя Джордж. Надеюсь, ты меня понял.
— Не смей так со мной разговаривать, девочка. Ты совершаешь ошибку и сама прекрасно это понимаешь.
— Ничего подобного. Я замужем одиннадцать с половиной лет и продолжаю любить своего мужа.
— Да он же нацист! Неужели ты сможешь жить с ним после этого?
Лиана отказалась отвечать на этот вопрос.
— Бога ради, он в шести тысячах миль отсюда, а ты здесь, и здесь твой дом. Если ты сейчас подашь на развод, твою просьбу удовлетворят очень быстро, учитывая особые обстоятельства. Ты можешь даже поехать в Рино и покончить с этим через полтора месяца. А потом вместе с девочками начнешь тут новую жизнь, здесь, в своем доме.
— Это не мой дом Я здесь только потому, что мне больше некуда деваться, потому что Франция оккупирована. Наш дом там, где дом Армана, и мы вернемся к нему, как только кончится война.
— По-моему, ты сошла с ума.
— Тогда давай больше не будем говорить об этом, дядя Джордж. Есть вещи, которых ты не знаешь.
— Например?
— Я бы не хотела этого обсуждать. — И как всегда руки у нее были связаны, и она не могла благодарить за это Армана. Но она уже привыкла жить среди недомолвок.
— Все это чушь, и ты сама прекрасно это знаешь. Я, кстати, тоже знаю немало. Например, я знаю, почему ты уехала из Вашингтона — девочек исключили из школы, никто тебя никуда не приглашал, ты превратилась в парию. — Лиана подняла на него глаза, полные страдания. Дядя говорил правду.
— Хорошо еще, что тебе хватило ума приехать сюда, где ты можешь вести нормальную, приличную жизнь.
— Однако не в том случае, если ты будешь называть моего мужа нацистом, — промолвила она усталым, измученным голосом — Если ты станешь это делать, история повторится. Не могу же я менять место жительства каждые пять месяцев. Если ты будешь рассуждать таким образом, девочкам придется расплачиваться за это точно так же, как это произошло в Вашингтоне.
Она не стала спрашивать дядю, откуда он получил свои сведения, у него были связи повсюду, так что на самом деле это не имело значения. Он говорил правду, но и в том, что говорила Лиана, была истина.
— А что, ты считаешь, я должен говорить? Что он прекрасный парень?
— Ты не обязан ничего говорить, если он тебе не нравится. Но если ты станешь о нем распространяться, попомни мои слова, ты будешь плакать так же, как плакала я, когда девочки вернутся домой с измазанными краской волосами, в разорванных платьях и со свастиками на спинах.
Слезы выступили на ее глазах, и дядю охватила волна сострадания.
— Они так обошлись с нашими девочками? — Лиана кивнула.
— Кто же?
— Их одноклассницы. Маленькие девочки из хороших семей. И директриса сказала, что она не сможет их наказать.
— Я бы убил ее.
— Я тоже была готова ее убить, но это не решило бы проблем. Как она верно сказала, родители говорят, а дети слушают, и она права. Поэтому, если ты будешь говорить, дядя Джордж, за тобой станут повторять другие, а расплачиваться придется детям. — То, что ей самой приходилось расплачиваться, она во внимание не принимала. Дядя надолго задумался и, наконец, медленно кивнул.
— Я понял. Все это мне не по душе, но я понял.
— Вот и хорошо.
— Я рад, что ты позвонила мне, — нежно промолвил он.
— И я рада, — улыбнулась Лиана. Они никогда не были близки, но сейчас она была благодарна дяде за все. Он дал ей кров, когда она отчаянно нуждалась в нем. Жизнь здесь шла так размеренно, война отошла в такую даль, что о ней забывали. Почти забывали. Забыть совсем было невозможно, но война отодвинулась куда-то далеко-далеко.
Потом они еще немного поболтали на менее опасные темы и наконец разошлись по комнатам. И когда Лиана легла в свою старую кровать, она заснула таким благодатным сном, каким не спала уже много лет.
— Спала как убитая, — сообщила она дяде Джорджу на следующее утро.
После того как он ушел, она сделала несколько звонков, но отнюдь не старым друзьям. Теперь она почти никого здесь не знала, а о школе для девочек дядя уже договорился. Начиная со следующего понедельника они пойдут в школу мисс Берк. У Лианы на уме были еще кое-какие планы, и к вечеру она уже все устроила.
— Что ты сделала? — оцепенев, переспросил дядя Джордж.
— Я сказала, что устроилась на работу. Что в этом такого страшного?
— Ну, разумеется! С тобой с ума сойдешь. Если тебе уж так хочется что-то делать, вступила бы в клуб «Метрополитен», или в женский вспомогательный корпус, или еще куда-нибудь.
— Но я хочу приносить пользу. Я буду работать в Красном Кресте.
— За деньги?
— Нет.
— Слава тебе, Господи. — Этого он бы не перенес. — Не знаю, Лиана. Ты странная девочка. Зачем тебе работать? Каждый день?
— А чем, ты считаешь, я должна заниматься? Сидеть здесь и считать твои проплывающие мимо корабли?
— Они такие же мои, как и твои, и вреда бы тебе это не принесло. Ты измучилась и страшно похудела. Почему бы тебе не отдохнуть, не поиграть в гольф, теннис или еще во что-нибудь?
— Этим я могу заниматься в выходные дни вместе с девочками.
— Ты чокнутая, и, если не одумаешься, к старости станешь совсем сумасшедшей! — Но втайне он гордился ею, о чем и не преминул сообщить на следующий день своему приятелю, они играли в домино в клубе Тихоокеанского союза, и он хвастался своей племянницей, попивая виски с содовой.
— Она потрясающая женщина, Лу. Интеллигентная, спокойная, уравновешенная, во многих отношениях она очень похожа на моего брата, и такая умница. На ее долю выпали тяжелые испытания в Европе. — Он рассказал, что она была в Париже во время оккупации, правда, памятуя о словах Лианы, скрыл, что она замужем за человеком, который связался с нацистами.
— Она замужем? заинтересовался приятель, и Джордж понял, что рыбка клюнула. Он хотел помочь Лиане. Он размышлял об этом уже несколько дней и теперь точно знал, как это сделать.
— И да, и нет. Она ушла от мужа. И думаю, скоро отправится в Рино. Она не видела его уже полгода. — В общих чертах это соответствовало действительности. — И не имеет ни малейшего представления, когда увидит его снова. — Это тоже соответствовало истине. И наконец главное. — Я бы хотел познакомить ее с твоим сыном.
— А сколько ей лет?
— Ей тридцать три, и у нее две очаровательные дочки.
— У Лаймена тоже. — Приятель Джорджа выиграл и откинулся с улыбкой на спинку кресла. — Ему тридцать шесть, в июне стукнет тридцать семь.
К тому же Лаймен считался лучшим адвокатом города и был чертовски красивым, по крайней мере в глазах Джорджа. Этот респектабельный человек из прекрасной семьи жил в Сан-Франциско. Он идеально подходил Лиане, а если он ее не устроит, вокруг было множество других, не хуже его.
— Попробую что-нибудь организовать, — сказал Лу.
— Может, мне устроить небольшой обед? На следующий день Джордж переговорил со своей секретаршей, потом сделал несколько звонков и, наконец, однажды вечером, когда Лиана вернулась из Красного Креста, сообщил эту новость ей. Лиане нравилась работа, она была в приподнятом настроении, тем более что сегодня она получила письмо от Армана, пришедшее на старый вашингтонский адрес в день их отъезда и пересланное сюда. Тон письма был спокойным, и казалось, Арман не подвергается никакой непосредственной опасности, о чем она постоянно тревожилась.
— Как прошел день, дядя Джордж? — Лиана поцеловала его в лоб и села, чтобы выпить вместе с ним. Жизнь здесь стала такой легкой, что Лиана даже чувствовала себя неловко, вспоминая об Армане, который каждый день рисковал жизнью, зажатый враждебными правительствами, которым одновременно служил. Она знала, какой груз он взвалил на свои плечи, а она сидит здесь в роскошном доме, наслаждается жизнью в окружении прислуги и заботливого дядюшки.