— Она очаровательна. Я бы не удивился, окажись и сам Чарли к ней неравнодушен, — сказал Кингсли.

— Ну, на экране все так и есть. Какая у них, наверное, чудесная жизнь. Такая роскошная и совершенная. Как бы я хотел стать актером кинематографа!

— Думаю, эта мечта роднит вас со всеми молодым людьми и девушками.

— Ну а я хотела бы увидеть хоть одну героиню, которая не была бы беспомощной инженю, — сказала сестра Муррей. — Кстати, лейтенант, капитан Марло расследует смерть вашего друга виконта Аберкромби.

Лицо молодого человека исказилось от боли.

— Что же вы расследуете? Он погиб в бою, — сказал он.

— Я в этом не сомневаюсь, — ответил Кингсли. — Насколько хорошо вы знали виконта?

— Не оченьхорошо, но мы вместе служили, правда, недолго. Он много помогал мне. Я новичок, знаете ли. Алан объяснял мне, что к чему. И конечно же он был очень знаменит.

— Вам это в нем нравилось?

— О боже, а кому бы это не понравилось! Вы только представьте — он был знаком с самим Айвором Новелло! Господи! Это прекрасно,вы согласны? Он рассказал мне, что они как-то вместе ужинали в «Савое», и когда они вошли туда, оркестр заиграл «Да здравствует Англия». Редко жизнь дарит нам такие восхитительные моменты, правда?

— Да, пожалуй, — согласился Кингсли. — Вы ведь навещали виконта, пока он был здесь, в замке Бориваж?

— Ну да, навещал. Знаете, чтобы поддержать… в смысле, как приятеля. Я подумал, он обрадуется. Девушки здесь не могут утешить парня, не так ли?

— Разве? — ответил Кингсли, пристально глядя на Стэмфорда.

— Лейтенант Стэмфорд пришел в мой поэтический кружок вместе с виконтом Аберкромби, — сказала сестра Муррей. — Это было в день его смерти. Или возможно, я должна сказать, в последний день, когда его видели в живых…

— Он погиб в бою, — быстро сказал Стэмфорд.

— Конечно.

— Я часто думаю… в смысле, если бы мы только знали… — На секунду казалось, что Стэмфорд заплачет. — Это все так ужасно.

— Когда вы в последний раз видели виконта Аберкромби? — спросил Кингсли.

— О… после кружка, кажется. Да, после того как мы ушли от сестры Муррей.

— Посетители должны покидать помещение до шести вечера, — добавила сестра Муррей.

— И вы ушли?

— Да… конечно. А что мне еще оставалось?

Кингсли не ответил, продолжая смотреть на молодого человека. Молчание нарушила сестра Муррей:

— Лейтенант Стэмфорд тоже поэт, верно, лейтенант?

Стэмфорд покраснел и смущенно зашаркал ногой.

— Ну, как сказать… Вроде того. В смысле, я хотел бы им стать.

— И как продвигается ваше творчество?

Молодой человек покраснел еще сильнее.

— Ну, вообще-то, мисс Муррей, я кое-что написал.Знаете, как вы мне и советовали.

— Ну и молодец.

— Да, я думаю, смерть Алана, в смысле, капитана Аберкромби… это подвигло на творчество. Помните, вы сказали, что хотели бы прочитать мои стихи, когда они появятся? Вы говорили серьезно?

В руках у Стэмфорда была маленькая кожаная папка, в таких обычно носят ноты.

— Разумеется, серьезно.

Стэмфорд повернулся к Кингсли:

— А вы знали, что сестра Муррей публиковала стихи в «Манчестер гардиан»? Разве не восхитительно?

— Да, разумеется, — ответил Кингсли.

— Конечно, я уверен, что ничто написанное мноюникогда не будет опубликовано, — быстро добавил Стэмфорд, продолжая заливаться краской. — Но об этом ведь так приятно думать.

— Несомненно.

— Ну, хм… вообще-то я прихватил с собой пару стихов. Но, разумеется, если вы не…

— Давайте их сюда, лейтенант. Не стоит зарывать свой талант в землю, — сказала сестра Муррей.

Стэмфорд открыл в нотную папку, засунул внутрь руку и вытащил небольшую пачку аккуратно исписанных листков.

— Пожалуйста, — сказал он. — Если они вам понравятся, я пришлю вам еще.

— Жду не дождусь, — ответила Муррей. Кингсли было ясно, что ей это неинтересно, но Стэмфорд ничего не заметил. Он был в восторге и, пробормотав еще несколько слов благодарности, попрощался и ушел.

— Вот это чтиво мне определенно не по нраву, — сказала Муррей. — Совершеннейшая чушь. Пойду еще выпью.

После этого сестру Муррей немедленно окружили офицеры, очевидно желавшие провести несколько минут в компании женщины, пусть даже и бескомпромиссной суфражистки. Кингсли воспользовался возможностью и попытался собрать побольше мнений об Аберкромби от своих коллег-офицеров.

«Милый парень, гораздо спокойнее, чем я думал» — таково, казалось, было общее впечатление.

— Он прибыл к нам, после того как Лондонский полк разорвало в клочья на Плаг-стрит, мы его недолго знали, — сказал один офицер.

— Да, мы ожидали увидеть более важного, надменного типа и все такое, — добавил другой офицер. — Он ведь знаменитость, да еще и виконт, и вообще все дела. И отец у него заправляет у тори в парламенте. Вообще-то он казался довольно замкнутым. Как ни крути, а сюда загремел. Еще не диагностированный, но все же «нервный».

— Я думаю, дело в том, что его старое подразделение пришлось расформировывать, это его и подкосило, — сказал третий.

— И все равно не могу понять, как он умудрился погибнуть в бою, — добавил второй офицер. — Мы все слышали, что его отправили сюда.

Вечеринка довольно скоро закончилась. Солдаты уже давно разошлись, одни мечтали поспать вдали от взрывов снарядов, другие подкрепиться чем-нибудь покрепче, чем чай в «кафе», или даже отправиться в «Заведение номер один под красным фонарем». Офицеры тоже начали расходиться, поскольку виски кончилось, а сестры разошлись по комнатам. Кингсли не видел сестру Муррей с того момента, как оставил ее с офицерами, и поэтому отправился обратно в свою комнату. Он не спал в кровати с той ночи в гостинице у вокзала Виктория и мечтал о неудобной койке в «Кафе Кавелл», словно это была кровать с пуховым матрасом под балдахином.

Дождь уже прекратился, и ночь была теплая. Светила почти полная луна, дорога была светлая, поэтому Кингсли решил срезать путь и пройти через игровые площадки. Однако вскоре снова начал накрапывать дождь. Облака закрыли луну, и вдруг стало очень темно. Кингсли пришлось идти, вытянув перед собой руки, и он очень пожалел, что свернул с гравиевой дорожки.

В этот момент его окликнули, и Кингсли остановился.

— Люблю дождь, а вы? — Это была сестра Муррей. — В смысле, я знаю, что это кошмар для войск, но здесь, в этом прекрасном замке, наполненном лишь болью и грустью, я иногда думаю, что только он и не утратил чистоты.

Должно быть, она давно шла за ним, и Кингсли не слышал ее шагов потому, что шли они по мягкому, упругому дерну. Она подождала, пока он дойдет до первых деревьев, прежде чем подойти к нему. Он едва различал в темноте ее силуэт.

— Рядовой Хопкинс не убивал виконта Аберкромби, капитан.

— Почему вы так уверены?

— Я просто это знаю.

Он по-прежнему не видел ее, но чувствовал, что она близко. Тучи густо заволокли луну, и темнота стала почти непроницаемой.

— Вам нужно возвращаться в замок, — сказал он. — Я могу сопро… в смысле, проводить вас до двери?

— Я же сказала, что люблю дождь. К тому же так резко стемнело. Нужно дождаться, пока облака не развеются, или мы заблудимся и переломаем себе ноги.

Да, ночь и правда стала темнее, а дождь усилился. Казалось, что они застряли надолго.

— Нет ничего прекраснее запаха дождя в лесу, — сказал голос, раздавшийся теперь прямо перед ним. Наверное, их разделял всего какой-то фут.

— Зачем вы шли за мной?

— Вы меня заинтересовали. Пойдемте, нужно встать под деревья.

— Я не представляю, где они находятся.

— Я представляю, я ем много моркови.

Он почувствовал прикосновение ее руки, крошечной, но уверенной и цепкой. Кингсли позволил провести себя за руку под деревья, куда дождь не проникал — разве что отдельные крупные капели, падавшие, когда вода скапливалась на листьях у них над головами.

— Почему это я вас интересую, сестра Муррей? — спросил Кингсли, когда они снова остановились в темноте. Она так и не отпустила его руку.