Просто Луиджи очень щедро угостил их, вот и все. К тому же комиссар уже пропустил две рюмки кальвадоса в предместье Сент-Оноре.

Мегрэ не был пьян, да и Люка не был пьян. Но не думал ли Люка, что его шеф в подпитии? Он что-то странно глядел на него снизу вверх, пока они пробирались сквозь толпу.

Люка не был с ним утром на улице Акаций, он не слышал слов Поччо, вернее, не присутствовал на уроке, который тот преподал комиссару. Поэтому Люка не мог понять, в каком настроении сейчас находится Мегрэ.

Луиджи им тут же прочел небольшую лекцию о боксерах. Получилось все как-то само собой. Мегрэ, поглядывая на фотографию Чарли, спросил как бы невзначай:

— Вы его знаете?

— Да! Этот паренек мог бы прославиться на весь мир. В своем весе он несомненно был лучшим. Причем он много работал, чтобы этого добиться. А потом в один прекрасный день этот идиот влип в какую-то дурацкую историю, и федерация запретила ему выступать на ринге.

— Ну и что с ним сталось?

— То же, что и со всеми этими парнями. Тысячи мальчишек в Чикаго, в Детройте, в Нью-Йорке, во всех больших городах начинают заниматься боксом в надежде стать чемпионами. А сколько бывает чемпионов в каждом поколении, комиссар?

— Не знаю. Конечно, немного.

— Да и чемпионство их длится недолго. Тот, кто не растратил все деньги на крашеных блондинок и на «кадиллаки», открывает ресторанчик или магазин спортивных товаров. Ну, а остальные, которые считают, что всего уже добились и не способны работать головой из-за полученных ударов, умеют лишь одно — бить, и находятся люди, которые нуждаются в их услугах. Так эти парни становятся телохранителями или сообщниками. Вот что случилось с Чарли.

— Мне говорили, что он стал убийцей.

— Вполне возможно, — сказал Луиджи, нисколько не удивившись.

— Вы давно его видели?

Мегрэ задал этот вопрос с самым невинным видом, потягивая рюмку виски и не глядя на Луиджи. Он знал Луиджи, а Луиджи знал комиссара. Они ценили друг друга. Однако в ту же секунду атмосфера в баре изменилась.

— Он в Париже?

— Как будто.

— Почему вы им интересуетесь?

— Да так… ничего особенного…

— Я никогда не видел Чарли Чинаглиа, потому что уехал из Соединенных Штатов задолго до того, как он приобрел известность, и что-то не слыхал, что он приехал в Европу.

— Я думал, что кто-нибудь мог вам это сказать. Он несколько раз был у Поччо. А ведь вы оба родом из Италии.

— Я из Неаполя, — уточнил Луиджи.

— А Поччо?

— Он сицилиец. Это примерно то же, что спутать марсельца с корсиканцем.

— Я все думаю, к кому, кроме Поччо, Чарли мог обратиться, приехав в Париж? Он приехал не один, а вместе с Тони Чичеро.

Вот тогда-то Луиджи и налил ему еще рюмку виски. Вид у Мегрэ был рассеянный, говорил он вяло, невнятно. Люка, который хорошо знал повадки своего шефа, говорил в таких случаях, что комиссар «удит рыбку в мутной воде». На этот прием иногда попадались даже сотрудники Мегрэ.

— Это чертовски запутанная история, — процедил Мегрэ сквозь зубы и вздохнул. — Не говоря уже о том, что здесь замешан и другой американец, по имени Билл Ларнер.

— Билл не имеет с ними ничего общего, — торопливо заявил Луиджи. — Билл настоящий джентльмен.

— Он бывает у вас?

— Заглядывает изредка.

— А предположим, что Биллу Ларнеру нужно скрыться. Как вы думаете, куда бы он пошел?

— Что ж, предположим, как вы говорите, потому что я не допускаю и мысли, что с Биллом может случиться подобное. Но в таком случае он, уверяю вас, так скроется, что его никто не найдет. Однако, повторяю, Билл не имеет ничего общего с теми двумя типами.

— А Чичеро вы знаете?

— Встречал его имя в американских газетах.

— Гангстер?

— Вы что, комиссар, в самом деле занялись этими гангстерами?

Луиджи был уже не так дружественно настроен, как вначале. И хотя он подчеркнул разницу между собой — неаполитанцем — и сицилийцем Поччо, он стал вдруг говорить с комиссаром тем же тоном, что и Поччо.

— Вы ведь побывали в Штатах, верно? Тогда вы сами должны понять, что такие дела не по плечу французской полиции. Сами американцы не в силах справиться со всеми этими бандами. Я не знаю, зачем приехали в Париж те, о ком вы говорите, если они действительно приехали. Раз вы это утверждаете, я не могу вам не верить, хоть меня это и удивляет. Но так или иначе, дела этих людей нас не касаются.

— Даже если они убили человека?

— Француза?

— Не знаю.

— Если они кого-то убили, значит, им поручили это сделать и вы никогда не соберете против них улик. Заметьте, я не знаю ни того, ни другого — оба они сицилийцы. Что же касается Билла Ларнера, я продолжаю утверждать, что он не имеет с ними ничего общего.

— А вы не помните, в связи с чем американские газеты писали о Чичеро?

— Скорее всего, в связи с racket6. Вам этого не понять. Во Франции не существует настоящих организаций преступников, как там. У вас здесь нет профессиональных убийц. Представьте себе, что в Париже какой-нибудь парень обойдет торговцев своего квартала и заявит, что им необходима охрана от бандитов и что отныне охранять их будет он за вознаграждение в столько-то тысяч франков в неделю. Что сделает торговец? Обратится в полицию? Расхохочется в лицо этому типу? Так вот, а в Америке никто не рассмеется, и только идиоты обратятся в полицию. Потому что, если они сообщат что-либо полиции или откажутся платить, в их лавке вскоре взорвется бомба, либо их расстреляют из пулемета, когда они будут возвращаться домой.

Луиджи все больше воодушевлялся. Можно было подумать, что он, как и Поччо, гордится своими соотечественниками.

— Но это еще не все. Предположим, полиции удастся схватить одного из этих парней. Почти всегда найдется судья или какой-нибудь политический деляга, который поможет ему выкрутиться, даже если шериф заупрямится и не захочет его выпустить на свободу: с десяток свидетелей будут клятвенно утверждать, что в момент свершения преступления этот бедняга находился на другом конце города. А если какой-нибудь честный свидетель решит утверждать обратное, да еще окажется настолько безумным, что вовремя не возьмет назад свои показания, с ним наверняка в день процесса произойдет на улице несчастный случай. Теперь вам понятно?

В бар вошел высокий белокурый парень и встал у стойки в двух метрах от Мегрэ и Люка. Луиджи ему подмигнул.

— Мартини?

— Мартини, — кивнул пришедший и с любопытством принялся разглядывать французов.

Мегрэ уже дважды высморкался. В носу свербило, глаза слезились. Неужели он заразился гриппом от Лоньона!

Люка все ждал момента, когда шеф что-то ответит. Но комиссар не возражал Луиджи, словно ему нечего было сказать.

Дело в том, что он начинал терять терпение. Вот Поччо посоветовал ему все это бросить — ну ладно, это еще куда ни шло: хозяин ресторана на улице Акаций имел, видимо, веские причины давать такой совет. Это ясно… Но когда здесь, в элегантном баре, такой человек, как Луиджи, говорит ему примерно то же самое, — нет, это уже слишком!

— Представьте себе, комиссар, что американский детектив приезжает в Марсель и пытается покончить там с блатным миром. Как вы думаете, что из этого получится? А марсельские бандиты — дети по сравнению с…

Понятно, понятно! Как знать, быть может, если бы Мегрэ отправился к американскому консулу или даже к самому послу, то услышал бы примерно то же: «Не занимайтесь этим, Мегрэ, этот орешек вам не по зубам». Одним словом, ему объясняли, что у него не та квалификация, чтобы заниматься подобными делами.

Он залпом допил виски и продолжал мрачно молчать, чувствуя, что Люка сильно разочарован и не может понять, почему комиссар не поставит Луиджи на место.

Даже когда они вышли на улицу. Люка все еще не решался спросить об этом Мегрэ, который не остановил такси и не направился к автобусной остановке, а, засунув руки в карманы, молча шагал по тротуару. Они уже прошли довольно большое расстояние, когда, обернувшись к Люка, комиссар сказал зло, словно споря с кем-то:

вернуться

6

racket (англ.) — шантаж, вымогательство