Но ведь Ричард не знает, кто она такая. Савидлин по крайней мере относится к Кэлен дружелюбно. Он пригласил ее с Ричардом в свою маленькую хижину, где жил с женой Везелэн и сынишкой Сиддином. Он отвел гостям место на полу, там они спали. Даже если их пустили в дом по настоянию Савидлина, Везелэн гостеприимно встретила Кэлен и не проявляла холодности даже в отсутствие мужа. Вечером, когда темнело и работа останавливалась, Сиддин, широко распахнув глаза, усаживался перед Кэлен на полу, и она рассказывала ему о замках и королях, о дальних странах, о страшных зверях. Потом малыш забирался к ней на колени, обнимал и просил рассказать еще. У нее слезы наворачивались на глаза при мысли о том, что Везелэн не тянет сына прочь и настолько добра, что не выказывает страха. Когда Сиддин шел спать, Ричард и Кэлен рассказывали гостеприимным хозяевам о своих странствиях в Вестландии. Савидлин был из тех, кто уважает победу в честном бою, и, так же, как сын, широко раскрыв глаза, слушал их рассказы.

Птичий Человек казался довольным новой крышей. Когда он увидел достаточно, чтобы сообразить, что это будет за конструкция, то улыбнулся, медленно покачав головой. На шестерых старейшин работа произвела меньшее впечатление. Для них несколько капель дождя, время от времени сваливавшихся прямо на нос, казались предметом, недостойным внимания. За свою долгую жизнь они успели к этому привыкнуть, а теперь появился чужак, который показал, насколько они были глупы. Когда-нибудь, когда умрет один из шести старейшин, Савидлин займет его место. Кэлен жалела, что он не может стать старейшиной прямо сейчас. Такой сторонник им бы очень пригодился.

Она с тревогой думала о том, что произойдет, когда крыша будет закончена, что случится, если старейшины откажутся принять Ричарда в Племя Тины. Он так и не пообещал ей не причинять им зла. Хоть Ричард и не такой человек, который решится применить насилие, все же он Искатель. На карту поставлено больше, нежели жизнь нескольких людей, гораздо больше. Искатель должен об этом помнить. И она, Кэлен, тоже должна помнить об этом.

Кэлен не знала, что произошло у него в душе после того убийства, стал ли он более тверд и жесток. Однажды совершенное насилие меняет взгляд на мир. Привычка убивать заставляет по-другому относиться ко всему. Легче становится убить снова. Это она знала слишком хорошо.

Кэлен жалела о том, что он тогда пришел на помощь и ему пришлось совершить убийство. У нее не хватило духу сказать, что в этом не было необходимости. Она могла бы и сама справиться с последним из квода. В конце концов, один человек не представлял для нее опасности. Потому-то Рал и посылал за Исповедницами квод: если одного поразит дарованная ей сила, трое других убьют и его, и Исповедницу. Но в одиночку у нападавшего почти не было шансов. Пусть он был силен, она могла опередить его. Она просто отскочила бы в сторону, уклонившись от удара, и прежде чем он успел бы вновь поднять меч, Кэлен коснулась бы его, и он стал бы ее покорным рабом.

Кэлен знала: она никогда не сможет сказать Ричарду, что ему не нужно было убивать того человека. При мысли, что он сделал это ради нее, спасая, как он думал, ее жизнь, Кэлен становилось еще хуже.

Она была уверена, что следующий квод уже, возможно, идет по их следам. Они неумолимы. Тот, кого убил Ричард, знал, что ему предстоит умереть, знал, что у него нет ни единого шанса в одиночку против Исповедницы, и все же пришел. Они не остановятся. Они не знают, что значит остановиться. Они думают только о своей цели.

И наслаждаются тем, что делают с Исповедницами. Как Кэлен ни старалась, она не могла забыть Денни. Не могла забыть, что сделал с сестрой квод.

Прежде чем Кэлен успела вырасти, ее мать поразил страшный недуг. Целители оказались бессильны. Мать умерла слишком быстро. Исповедницы жили сплоченно. Когда одну настигала беда, это касалось всех. Мать Денни взяла на себя заботы о Кэлен. Девочки – лучшие подружки – считали себя сестрами. Это помогло смягчить боль утраты.

Как и ее мать, Денни была хрупкой, болезненной. У нее не было той силы, которой обладала Кэлен. Кэлен стала ее защитницей, хранительницей, помогая в ситуациях, когда требовалось больше сил, чем Денни могла почерпнуть внутри себя. Освободив свою магическую силу, Кэлен могла восстановить ее за час или два. Денни требовалось на это несколько дней.

Однажды Кэлен отлучилась, чтобы принять исповедь убийцы, приговоренного к повешению. Миссия, которая должна была быть поручена Денни. Кэлен отправилась вместо сестры, желая оградить ее от этой мучительной церемонии. Денни не выносила исповеди, не выносила вида затравленных глаз преступника. Порой она плакала несколько дней после церемонии. Денни никогда не просила Кэлен заменить ее, не стала просить и на этот раз. Но одного взгляда было достаточно, чтобы заметить ее облегчение, когда Кэлен сказала, что пойдет вместо нее. Кэлен тоже не любила исповеди, но она была сильнее, разумнее, более склонна к размышлениям. Она понимала, что ее доля – быть Исповедницей, и принимала это. Она – это она. Это не причиняло ей такой боли, как Денни. Кэлен всегда ставила разум выше сердца и нередко выполняла за сестру грязную работу.

На обратном пути Кэлен услышала тихие стоны, доносившиеся из кустов у дороги. Стоны смертельной боли. К своему ужасу, она обнаружила Денни, распростертую на земле. Было очевидно, что сестра только что высвободила магическую силу.

– Я… шла встретить тебя… Мне хотелось пройтись с тобой до дома, – проговорила Денни, когда Кэлен уложила голову сестры себе на колени. – Это квод. Прости. Я достала одного из них, Кэлен. Я коснулась его. Ты могла бы гордиться мной.

Кэлен, ошеломленная, поддерживала голову Денни. Она успокаивала сестру, уверяя ее, что все будет в порядке.

– Пожалуйста, Кэлен… опусти мне платье… – Ее слабый голос доносился из какого-то невероятного далека. – Руки не слушаются меня.

Справившись с ужасом, Кэлен поняла почему. Руки Денни были жестоко переломаны. Они беспомощно висели вдоль тела, согнутые там, где не должны были сгибаться. Из уха сочилась кровь. Кэлен натянула на сестру то, что осталось от пропитавшегося кровью платья, стараясь как можно лучше укрыть девушку. У нее кружилась голова. Что они с ней сделали! Удушье мешало ей говорить. Кэлен изо всех сил сдерживала рыдания, чтобы не испугать сестру еще больше. Она знала, что ради сестры должна быть сильной в этот, последний раз.

Денни шепотом позвала Кэлен, и та нагнулась еще ниже.

– Это сделал со мной Даркен Рал… Его здесь не было, но это сделал он.

– Я знаю, – сказала Кэлен как можно мягче. – Лежи тихо, и все будет хорошо. Я отнесу тебя домой. – Она знала, что это ложь, знала, что Денни не выживет.

– Пожалуйста, Кэлен, – прошептала сестра, – убей его. Останови это безумие. Жаль, что у меня не хватит сил. Убей его ради меня.

В Кэлен кипел гнев. В первый раз ей захотелось воспользоваться своей властью, чтобы причинить боль, чтобы убить. Она оказалась на грани того, чего раньше с ней никогда не случалось. На грани гнева. Гнев поднимался из самых глубин ее существа. Трясущимися руками она провела по испачканным кровью волосам сестры.

– Я убью Рала, – пообещала Кэлен.

Денни обмякла в ее объятиях. Кэлен сняла с себя костяное ожерелье и надела его Денни на шею.

– Я хочу, чтобы оно стало твоим. Оно защитит тебя.

– Спасибо, Кэлен, – улыбнулась Денни. Из ее широко открытых глаз текли слезы и катились по бледным щекам. – Но теперь уже ничто не сможет меня защитить. Позаботься о себе. Не дай им до тебя добраться. Они наслаждаются этим. Они причинили мне столько боли… и они упивались этим. Они смеялись надо мной.

Кэлен закрыла глаза, не в силах смотреть на страдания сестры. Она качала Денни, целовала в лоб.

«Помни меня, Кэлен. Помни наши игры».

– Тяжелые воспоминания?

Кэлен вскинула голову, внезапно пробужденная от своих мыслей. Рядом с ней стоял Птичий Человек. Он подошел незаметно, бесшумно. Кэлен кивнула, отводя глаза.