Я полетел в Копенгаген и оттуда в Туле, испытывая все время тревогу, несмотря на подбадривание Туре Ельвика, что шансы на успех имеет только тот, кто планирует путешествие длительно и методично. Я услышал также об американской экспедиции, которая собиралась летом 1967 года достичь Северного полюса на мотосанях «бомбардье», о немецкой экспедиции, которая, также пользуясь механическим транспортом, предполагала направиться к полюсу с базы в северо-восточной Гренландии. Впервые 5 миллионов квадратных миль Северного Ледовитого океана в моем представлении оказались слишком тесными, а полюс – крайне бессмысленной целью.
4 РЕКОГНОСЦИРОВКА
Наш перелет в Гренландию в одном отношении не отличался никакими событиями, в другом – был слишком полон ими. В самолете нас так часто кормили, что не давали времени поспать, и Гренландский ледяной щит, над которым мне впервые пришлось пролетать в 1960 году, не привлек моего внимания. Я чувствовал себя совершенно измученным. Даже когда нам пришлось совершить непредвиденную посадку у Сондре Штром-фьорда и мы резко пошли на снижение, я был слишком уставшим, чтобы проявить какой-нибудь интерес. Шесть лет назад я плыл по этому фьорду на пароходе, везя собак, закупленных в поселках на западном побережье; здесь я выскакивал на берег и привязывал собак. Я видел и пыльную трассу, которая вела из гавани на военно-воздушную базу. На этом пути мне был знаком каждый фут.
Американская воздушная база в Туле теперь стала значительно больше, улицы в поселке просторнее, по ним свободно гулял ветер, а окрестные холмы, напротив, приняли более жалкий вид. Солнце зашло, и в полдень в Туле царили сумерки. Огоньки такси и грузовиков и огни электростанции выглядели желтыми светлячками на синевато-сером фоне, который казался промозглым, холодным и очень унылым. Перед штабом стояла металлическая елка; огни на ней были торжественно зажжены в тот день, когда по календарю солнце окончательно скрылось. Через одинаковые промежутки времени из репродукторов, установленных на крыше часовни, неслись записанные на пленку мелодии гимнов, исполняемых колоколами деревенской церкви. Люди, закутанные в огромные парких,[7] брели по улицам, заходя то в одно, то в другое отапливаемое помещение. Снегоочистительная машина проползла мимо автомобилей, опутанных электрическими проводами, по которым поступает ток для подогрева двигателей. Каждое здание соединялось с соседним кабелями высоковольтного напряжения и спасательными тросами, под которыми стремглав пробегали полярные лисицы. Вся база грохотала, из вентиляционных отверстий и дымовых труб пар поднимался вверх или уносился ветром вдаль. Однако, войдя в переднюю офицерского клуба, сняв тяжелую парку с меховым капюшоном, можно почувствовать себя, как в фешенебельном клубе где-нибудь в Америке. Там, в тонко благоухающей атмосфере, сидели за стойкой эллиптической формы молодые офицеры, попивая перед обедом аперитив, или же они собирались группами в четыре-пять человек за столиками и, закусив крабами и салатом, смотрели, как девицы танцуют «гоу-гоу».
На протяжении недели я каждый вечер несколько часов отдыхал в компании летчиков военно-воздушной спасательной эскадрильи, а днем пропадал в штабе базы, где мои планы изучались с величайшим интересом. Предложенная мне великодушная помощь глубоко тронула меня. Роджер и Аллан с частью нашего запаса жидкого топлива и с хижиной уже улетели в поселок Канак. Утром 10 ноября наступила моя очередь. Еще молодой (ему было около тридцати восьми лет) инспектор Орла Саннборг провел в Гренландии большую часть своей жизни и занимал здесь несколько влиятельных постов; он пользовался репутацией энергичного, но до щепетильности честного администратора. Он уже давно отделался от идеалистического и слегка покровительственного отношения к гренландцам, которое было свойственно менее опытным датским администраторам, и придерживался правил, внушенных ему искренней любовью к эскимосам, его подопечным, на языке которых он свободно разговаривал и чьи нравы и обычаи хорошо понимал.
Округ Туле, находившийся в его ведении, чрезвычайно отдаленный: это последний аванпост полярных эскимосов, чьи предки пришли сюда из Северной Америки несколько тысяч лет назад. Пройдя по льду через пролив Смита, они двигались вдоль западного берега Гренландии, обогнули южную ее оконечность и направились на север вдоль восточного берега. Эскимосы, живущие в Туле, отрезанные от остальных западнобережных гренландцев заливом Мелвилл – царством бурной погоды и предательски опасных льдов, – оказались до некоторой степени в стороне от перемен, которые произошли на юге. Конечно, им известны эти перемены, так как вопреки укоренившемуся мнению они народ грамотный и прилежно читают газеты на своем языке. Для них ведутся радиопередачи, и чуть ли не во всех эскимосских домах есть радиоприемники. Не говоря уже об этих новых средствах связи, редко случается, чтобы они больше года не имели известий с юга, ибо, несмотря на опасности залива Мелвилл, всегда находятся смельчаки, которые пересекают его на собачьих упряжках, чтобы побывать в гренландских поселках Упернавик и Уманак. Из новостей, привозимых ими по возвращении, а также из газет все остальные узнают о происходящих переменах в образе жизни в других местах. Традиционное охотничье хозяйство эскимосов уступает место более доходной отрасли – рыболовству. Однако в округе Туле эскимосов поощряют заниматься охотой, хотя едва ли есть в этом необходимость: по природе они склонны к охоте; это народ гордый, вольнолюбивый.
Эту традиционную гордость мы вначале ошибочно приняли за надменность. Мы, правда, были предупреждены такими писателями, как Питер Фрейхен, что эскимосы считают белых людей, зимующих у них, несдержанными детьми, но все же они часто вызывали у нас недоумение. Однажды мы обосновались в поселке, и они без всякого на то повода пришли к нам в гости. Но их в сущности едва ли можно хулить за то, что они нарушили наше уединение, ведь мы, несомненно, служили для них неиссякаемым источником развлечения; и в самом деле, лишь немногие из них могли хранить серьезное выражение лица больше нескольких минут.
Местных датчан встречи с нами тоже забавляли, но они были более сдержанны и серьезны. Мы буквально как с неба свалились: прибыли без предварительного извещения. Правда, Орла Саннборг знал о нашем приезде, но инструкции, присланные из Копенгагена, предписывали ему сохранять наши планы в тайне. Клети, в которые была упакована наша разборная хижина, подвешенные на канатах внизу к вертолетам, осторожно сбросили на краю поселка при свете косых, уже прощальных лучей заходящего солнца, и наша красная хижина, несколько похожая на палатку, была спешно поставлена.
Вся обстановка, в которой происходила подготовка к нашему походу, должна была казаться датчанам весьма таинственной. Так, электромонтеру, который предложил провести в нашу хижину электричество, двое из наших вежливо сказали, что они предпочитают пользоваться керосиновыми фонарями; по поселку распространились слухи, что эти двое спят на упаковочных ящиках и готовят пищу на примусах. Они редко выходили из дому днем; но иногда, когда темнело, жители замечали, как эти два таинственных человека расхаживают по морскому льду и вдоль берега с какими-то связками под мышками и какие-то предметы торчат из их карманов. Через некоторое время в миле от поселка заметили небольшой костер, а спустя час или два эти двое, крадучись, возвратились к себе в хижину. Датчане пришли к заключению, что Роджер и Аллан, по-видимому, преступники, поэтому они редко посещают кого-нибудь и их почти не видно в поселковой лавке.
Я полагал, что ко времени моего прибытия мои товарищи подружатся с нашими соседями и завоюют некоторый авторитет. Но проблемы, с которыми они столкнулись, оказались неразрешимыми. Оба они по природе своей были малообщительны, а при покупке продуктов в местной лавке они не знали, как себя вести. Ни Роджер, ни Аллан не могли набраться мужества и смело спросить нужный им товар по-английски, а их попытки объясняться по-датски или с помощью коротких пантомим заставляли всех эскимосских дам смеяться до колик. Поэтому, когда я приехал, оба мои спутника были голодны, как волки, и образ жизни, который они вели, смертельно им надоел. У них было мало собственных продуктов, так как основную часть нашего груза доставил тот же вертолет, с каким прилетел я.
7
Парка (эским.) – верхняя эскимосская одежда из необработанных шкур. – Прим. перев.