Делает честь всему голозадому племени, — вслух произнесла Алиса и, вспомнив о собственной голой заднице, поползла искать свою одежду. Конечно, ей следовало спуститься к Папе-Папе, пока он не надрался и не устроил потасовку у своей жены, обнаружив кого-нибудь на своем супружеском ложе. Но она знала, что на это требуется время, а потому не спеша оделась и уютно устроилась с чашечкой вчерашнего кофе. Потом налила себе еще одну. Она нуждалась в допинге, для того чтобы общаться с Папой-Папой, увешанным подарками, в столь ранний час. Он умел выкидывать непредсказуемые номера. Как-то утром явился с живой росомахой на поводке, обменяв ее на седло в Миссуле. Алиса предупредила его, что росомахи трудно приручаются, но он заверил ее, что эту выкормили из соски. После того как зверюга искусала его дочерей, потом жену, а потом и его самого укусила за член, Папа-Папа вытащил ее во двор, привязал к столбу и расстрелял из «узи». С каким-то патологическим удовольствием он выпускал очередь за очередью, объясняя встревоженным зрителям, что ему это помогает. К тому моменту, когда Алиса притащила полицейских, Папа-Папа уже целился в одну из своих покусанных дочерей, обвиняя ее в том, что она спровоцировала бедную тварь. Он умел надираться.
Видимо, Папа-Папа прибыл вечерним паромом с остальной толпой ПАП из Эйака и провел ночь в казино. ПАПы и их сородичи стекались из самых отдаленных и сомнительных мест со всего побережья, привлеченные в Квинак слухами о киношных деньгах и появлением казино. Именно это и заставило его так быстро вернуться. Обычно он исчезал не меньше чем на полгода.
Одна из многочисленных жен Папы-Папы проживала вместе с тремя его дочерьми в коттедже номер 5. А может, дочерей было четверо — Алиса никогда точно не знала этого. Они всегда исправно платили. Девочки время от времени работали на консервном заводе вместе с остальными детьми, а их мать вырезала всякие безделушки из орголита, которые продавала на фабрику художественных промыслов в Ситке. Все ее поделки представляли из себя обычный псевдоэтнографический хлам — медведи, киты, тюлени, но были среди них и по-настоящему трогательные вещицы. Порой в ее резьбе сквозили строгие чистые линии, которые действительно были свойственны искусству ханов. Разве что ханы никогда не работали по орголиту. Их традиционным промыслом считалось плетение из кедровой коры и изготовление коробов, но какой здравомыслящий турист захочет накрываться одеялом, сделанным из луба? Или таскать за собой огромный деревянный короб? Туристам нужны компактные вещи, которые можно было бы продемонстрировать соседу за кофейным столиком — типа «Видишь, это оригинальное местное произведение». Орголитовые фигурки вполне удовлетворяли этому требованию.
Жена Папы-Папы продавала около трех таких фигурок за год. И они были сделаны с достаточным вкусом, чтобы приносить хорошие деньги на художественных аукционах, проводившихся в дни равноденствия. Как правило, Папа-Папа появлялся именно около этого времени, чтобы потребовать свою долю дохода и устроить на нее пьянку, соответствующую званию вождя. После недельного запоя и домашних потасовок его обычно выставляли вон, и он уползал по берегу к своей следующей семье, как краболовное судно ползет, проверяя длинную цепочку расставленных ловушек. Впрочем, Алиса сомневалась, что на этот раз сможет вынести его присутствие в течение недели. На этот раз у нее были дела поважнее.
Покончив со второй чашкой кофе, она проверила внизу автоответчик. Ни от Кармоди, ни от этих шутов гороховых из Скагуэя не было ни слова. Единственные сообщения были оставлены представительницей «Дочерей ПАП». Она десять раз напомнила Алисе, что наступает Неделя Национальной Гордости, и «Дочери» приглашают всех чистокровных дам принять в ней участие. В самом конце этих пространных излияний следовало сообщение от ее сына с указанием номера на яхте; Алиса набрала его, и с другого конца ей тоже ответил автоответчик.
«Привет, мам! — промурлыкал записанный го-лос. — Десять утра, а ты до сих пор не встала? Ай-ай-ай. А я еще не ложился и хочу напомнить тебе, что сегодня приезжает наша прославленная труппа. Днем. Им потребуется как минимум два коттеджа. А лучше три». И звук цыкающего поцелуя. Алиса уставилась на автоответчик. Наша прославленная труппа? Два коттеджа? Какого черта, что он несет? Она смутно припоминала, что Ник ей говорил что-то об аренде номеров несколько месяцев назад, но она пропустила это мимо ушей, приняв за очередное проявление его южно-калифорнийского сарказма. Если ей не изменяла память, никакие кинокомпании ничего у нее не заказывали. Она пролистала записную книжку, двигаясь назад во времени. И… Три месяца тому назад ею было получено короткое сообщение от компании «Мастерская лис», а также чек для подтверждения телефонного звонка. Сложенный депозитный чек так и лежал необналиченным в записной книжке, а из сообщения явствовало, что прибытие семьи Йоханссенсов следует ожидать первого числа. А в регистрационном журнале Алиса нашла и запись, сделанную ее собственной рукой, почерком, который был ей присущ до поглощения первой чашки кофе: «Восемь, может, больше человек, подтверждено». Алиса посмотрела на часы. Все правильно — первое число и почти что полдень. Она потерла физиономию. Никогда еще ей не доводилось спать так долго. В отличие от большинства обитателей города, она не принимала дурь, так с чего это вдруг она впала в такой летаргический сон? Ее внутренний будильник всегда поднимал ее вовремя, даже когда ей не нужно было дежурить по заводу или выходить в море. Но за последнюю неделю, с тех пор как она подписала договор на создание декораций к фильму, а Кармоди исчез вместе с Соллесом и его подручным, похоже, у этого будильника начались выходные.
Она стерла записи на автоответчике, перемотала кассету и поспешила обратно по узкой винтовой лестнице, чтобы допить остатки кофе. Достав подковообразный план своих коттеджей, Алиса положила его на колени и принялась изучать сквозь пар, поднимавшийся от чашки. Ладно, с одним коттеджем трудностей не будет — номер 4, его занимал старый норвежец, который задолжал уже больше чем за месяц. Сам он исчез несколько месяцев тому назад, заявив, что ему все надоело и он уезжает в Ном на собачьи бега
— «На пару недель, не больше. Вернусь к началу путины». Звонки в Ном не пролили света на его местонахождение. Поговаривали, что старый скандинав наконец потонул, и его квоту следует выставить на аукцион, но по-настоящему этим слухам никто не верил. Он уже не раз исчезал и всякий раз снова появлялся на своем крохотном суденышке, возвращаясь из самых немыслимых мест — то из Сиэтла, то из Лимы, то из Пуэрто-Валларты, а однажды даже с Гавайев. Никто не понимал, как ему это удается — находить дорогу обратно без каких-либо приборов. «Все дело в новом Японском течении, — объяснял норвежец. — Просто надо плыть по течению».
А второй коттедж номер 7 предстояло забрать у юной безработной пары, сбежавшей из Канады, чтобы «пустить новые корни». Но они были слишком скромны, чтобы околачиваться на причалах и бороться за работу. Они не платили уже восемь недель. Парниша производил впечатление честолюбивого крепыша. Он показывал собственные фотографии, когда работал моряком на сейнерах по добыче тунца, так что он явно должен был обладать умением и сноровкой, но он слишком стеснялся своего плохого английского. Он не мог себя заставить даже отправиться на поиски работы. Поэтому большую часть времени пара проводила в постели под грудой одеял перед телевизором. Алисе было жалко их, но поощрять такую жизнь дальше означало лишь оттягивать неизбежное. Сюда часто приезжали южане с тем, чтобы пустить новые корни, но это мало кому удавалось. Единственная успешная пересадка, которая приходила ей на ум, была связана с Гриром, который жил здесь уже десять лет, но и ему все еще не удавалось пустить корни.
Хуже всего было с третьим коттеджем. Алиса, попивая кофе, раскрыла свой календарь заказов. Но только она успела приступить к всестороннему взвешиванию своих возможностей, как внизу, прямо под ней, раздался выстрел, за которым последовал высокий женский крик. Затем раздались еще два выстрела и новые крики. Они явно доносились из обители жены Папы-Папы.