Когда разноцветное сияние приблизилось на достаточное расстояние, Алиса вылезла из джипа и подошла к самому краю пристани. Она по-прежнему куталась в черное резиновое одеяло, хотя ей и не было холодно. Из-за Пиритов вставало солнце, согревавшее ей спину и плечи, но Алису забавлял тот вид, который она собой являла — строгий и бесцветный символ ожидающей женщины, особенно по сравнению с этим павлиньим судном, возвращающимся домой!

Мешок Грира разметался по дну катера, как экзотическая лиана. Повсюду виднелись переплетающиеся соцветия пурпурного, пунцового и других смешанных цветов. Расстегнутый спасательный костюм раздулся, как парус. Голова гребца, как чалмой, была замотана льняной рубашкой пастельного цвета, рукава которой были завязаны под подбородком, так что оставалась лишь узкая прорезь для глаз, как у бедуина, захваченного песчаной бурей. Мореплаватель сидел посередине катера и греб двумя половинками сломанного шеста, которые были привязаны к уключинам. Лопастью правого весла служил кусок деревяшки, а лопастью левого — парусиновая туфля. Когда катер приблизился к причалу, Алиса увидела, что на нем находится довольно впечатляющее количество разнообразных пассажиров. На заостренном носу толпилась возбужденная стайка белок, кротов, опоссумов, мешотчатых крыс, бурундуков, пара молодых енотов, белохвостый олененок и целая толпа еще каких-то мелких тварей.

— Это похоже на Ноев ковчег, — крикнула Алиса.

— Как продвигается дело спасения утопающих? — Маленькие мокрые грызуны уже выпрыгивали за борт и вовсю гребли к причалу.

— Неплохо. Я насчитал сто тридцать четыре души.

— Неплохой улов для начинающего спасателя.

— Сто тридцать пятой была хромая куропатка.

— Айк размотал рукава рубашки, дав катеру самостоятельно пристать к берегу. — Но я ее зажарил на зажигалке Грира и съел вчера на ужин. Олененок был следующим на очереди.

Он поднял весло с парусиновой туфлей, и Алиса успела ухватить его как раз в тот момент, когда еноты, разбрызгивая воду, бросились к берегу.

— Хорошо, что вы тут устроили стрельбу из ракетниц, — промолвил Айк.

— А то мы с ребятами немного заплутали в этом тумане. — Все его лицо было покрыто багряными ссадинами и волдырями от солнечных ожогов.

— Квинак всегда готов гостеприимно встречать туристов. Но ты только посмотри на себя!

Кто бы мог подумать, что ты такой стиляга. Похоже, в этом сезоне входят в моду броские цвета. Айк был не в состоянии найти подобающий ответ. Последним на причал выскочил олененок, неуклюже последовавший за предшественниками. Но Айк двигался еще более неуклюже и, выбравшись из лодки, обхватил Алису, норовя на нее опереться.

— Пошел, пошел! Отвяжись от меня! Я дала себе честное слово, что не стану переживать. Отстань, говорю, мерзкий тупица… Черт, Соллес, как я рада тебя видеть.

— И я тебя, женщина. Ты классно выглядишь. Над их головами с хриплыми криками взлетели вороны. Самый младший, Джек, спланировал вниз и, воспользовавшись предоставившейся возможностью, сцапал пару-тройку мокрых грызунов, чтобы отпраздновать победу.

Углубленное изучение Квинака следует начинать с севера Тихого океана, с той оффшорной зоны, которую морские биологи, геологи и федеральные чиновники называют океанической средой. Это огромная синяя наковальня, где выковывалась цепочка жизни со звеньями столь же многочисленными и бесконечными, сколь огромна и неповторима сама наковальня.

Благодаря исключительности своего местоположения воды Квинака до сих пор относительно не загрязнены и свободны от вторжений Триден-тов. На поверхности воды все еще процветают диатомовые водоросли и фитопланктон, а в морских глубинах — зоопланктон. Результаты жизнедеятельности всего этого микроскопического мира постепенно опускаются на черное дно, называемое абиссальными глубинами, и смешиваются там с минералами и илом. Затем эта питательная смесь выносится на берег в следующую зону, называемую нереидной, где становится завтраком для бактерий, простейших и креветок, которые, в свою очередь, идут на завтрак малькам, а уж те служат обедом для более крупной рыбы — сайды, трески, тихоокеанской сельди и окуня, толстолобика и морского ерша, белокорого палтуса и камбалы, ну и конечно же, для звезды здешних мест — тихоокеанского лосося.

Но и эти звезды разделены на две касты. На нижней ступеньке лестницы расположена кета, также называемая собачьим лососем, так как когда-то ее сушили и кормили ею ездовых собак.

Впрочем, это было еще до того, как аэросани вытеснили собак на задние сиденья пикапов.

Следующую ступень занимает серебристый лосось. В старое время его добывали довольно много у берегов Орегона, Вашингтона и Британской Колумбии как в промышленных целях, так и ради удовольствия. В наши дни большинство аляскинских рыбаков выбрасывает его за борт, полагая его ловлю пустой тратой времени.

— Меня не интересует серебро, — уверенно поясняет Старый норвежец, — мне нужно золото.

Золото имеет три разных вида: розовый лосось, также называемый горбушей, чавыча, называемая царем благодаря своему величественному виду и размерам (вес ее иногда достигает пятидесяти фунтов), вследствие чего ее еще иногда называют морским львом, и самый драгоценный из всех красный лосось. Переливчатое мясо этой рыбы ценится настолько высоко среди гурманов, что теперь она редко попадает на стол простого американца; чаще всего ее перепродают японским дилерам суши, или весь улов закупается израильтянами еще до того, как он поднят на борт. На аукционах в Анкоридже унция красного лосося продается по тридцать долларов, то есть пятьсот-семьсот долларов за двенадцатифунтовую рыбину!

Так что не удивительно, что Голливуд заинтересовался этим последним бастионом лососины.

Третья и последняя морская зона. Эти прибрежные отмели служат местом обитания хитонов, морских ежей и морских звезд, королевских крабов, морских червей и медуз, морских огурцов и прочих мелких тварей, ползающих по склизкому дну.

Когда-то эти места изобиловали морскими моллюсками, но цунами 1994 года увеличило осадок на восемь дюймов, и он закупорил их источники питания. С тех пор моллюски исчезли.

По поверхности воды в этих местах плавают малые поганки и нырки, старые скво и утки-каменушки, турпаны и морская чернеть, стаи шило-хвостов и крякв, королевских и обыкновенных гаг, здесь располагаются колонии тупиков и буревестников, больших и красномордых бакланов, юрких куликов и богатый ассортимент разномастных чаек, серо-голубых и прочих.

Над линией прибоя снуют плавунчики, соро-чаи, бескрылые гагарки, глупыши и буревестники, малые качурки, поганки и чомги.

Продвигаясь от побережья вглубь суши, можно встретить воробьев, вьюрков и красногрудых зябликов, белых дроздов и черноголовых синиц, белокрылых клестов, оливковых мухоловок и дятлов в красных шапочках, которые выглядят точь-в-точь как Вуди. И поют точно так же, как он — эки-ти-эк-эк, экити-эк-эк! Это единственное место на континенте, где они все еще встречаются в диком виде. Ниже сорок восьмой широты их постепенно истребили вместе с первозданными лесами. Вуди обменяли на картонные громкоговорители, изготовленные в Корее.

Дальше в горах водятся сойки и тетерева, краснохвостые и мохноногие ястребы, совы и филины, белохвостые куропатки и пеночки-веснички. Еще выше парят соколы, сапсаны и скопы и носятся наскальные ласточки. На самых высоких вершинах, как и положено им по статусу, царят лысые орлы. Впрочем, статус этот достаточно номинален, так как и им приходится бороться за пропитание, вступая в схватки с воронами и чайками.

В пресноводных ручьях и озерах водятся плоские черви и речные раки, пресноводные устрицы и улитки. Среди камышей шныряют личинки комаров и стрекоз, которым не терпится достичь кровожадной зрелости.

Всеми этими личинками питается озерная, радужная и золотистая форель, арктический хариус, черные рыбы, белые рыбы, сиги, северная щука и малая щука, колюшка с тремя колючками и колюшка с девятью колючками, никчемный голавль и Каролинская поганка; и аборигены считают всю эту пресноводную живность самой вкусной.