Следующий улов оказался еще больше — четыре огромных самца и столько самок, что они сбились со счета. Дальше было больше. Они работали механически, без лишних слов, как раз так, как нравилось Айку. Потом включилось радио, из которого полилась обычная рыболовецкая чушь, так что ни тот, ни другой не обращали на него особого внимания. Обычно рыбаки не сообщали о своих удачах, чтобы не привлекать конкурентов; впрочем, неудачи тоже не афишировались. Правду скрывали ото всех, кроме своих партнеров по квоте, а им информацию передавали с помощью кодов, смысл которых, однако, для всех был прозрачен. Братья Вонг, к примеру, сообщали друг другу, что улов «пестрый», и подслушивающие понимали, что те пользуются двойной уловкой: «пестрый» слишком легко переводилось как «хороший», поэтому все догадывались, что на самом деле у них ни то ни се.

Несколько раз они слышали, как Алиса Кармоди выясняла, не видел ли кто-нибудь «Коломбину», и разные голоса отвечали ей «нет». Грир попытался ответить, но ржавый передатчик только жужжал. И Айк сказал, что пусть теперь она подергается.

— Увидимся при разгрузке на базе. То-то у нее глаза на лоб вылезут.

К полудню борт отяжелел, и они не стали рисковать снова забрасывать сеть. Радио отключилось. Начался прилив, и вода стала прибывать. Грир предложил встать на якорь и, прежде чем преодолевать отмель, подождать, пока не станет поглубже. Но Айк лишь ухмыльнулся и развернул судно.

— Чертов кобель, — упрекнул его Грир. — Тебе просто не терпится показать всем наш улов.

— Ты чертовски прав, — прокричал в ответ ему Айк и дернул дроссель. Впереди уже виднелась V-образная стремнина кофейного цвета, огибавшая обломки шпангоута. Осадка у них была гораздо больше, и Айк, засомневавшись, чуть притормозил. Он знал, что Грир прав. И все же ему хотелось выпендриться. Все эти самцы. Разбойники здесь оказались взаперти, вероятно, с самого начала весны и дожидались, когда вода в Утиной канаве поднимется. Такие огромные рыбины не встречались в открытом море, они уходили вглубь задолго до открытия путины. Он дал полный газ.

— Держись! — прокричал Айк через плечо. — Проскочим,

Они не проскочили. Заскрежетал киль, и винт завяз. Айк попытался дать задний ход, но не успел — мотор чихнул и заглох. Он поставил на нейтралку и попробовал снова завести его, но аккумулятор еще не подзарядился. Айк распахнул люк и принялся дергать за трос, но мотор лишь чихал и жужжал.

В прорези люка появилась рябая физиономия Грира.

— Херово? — с невинным видом осведомился он.

— Иди сюда, — распорядился Айк. — У нас еще есть шанс выбраться, если сейчас поймаем волну.

— О'кей, — откликнулся Грир, поднимая брови. И оба принялись дергать трос. Мотор чихал и жужжал, чихал и жужжал, пока из каждой щели не начало брызгать топливо и обоих не начало тошнить от поднимавшихся паров.

— Знаете, мистер Соллес, я думаю, его залило.

— Естественно, залило! — Айк почувствовал, что у него кружится голова. Благодаря всему этому напрягу чай Грира здорово ударил ему в голову. Айк нерегулярно принимал дурь, поэтому обычно она его не пронимала. — Нам придется вытащить заглушки и продуть карбюратор.

— Будет сделано, сэр! — Грир начал вылезать из тяжелого неопрена; зачем нужен спасательный костюм, если под тобой суша? К тому же какой хороший механик станет работать в спасательном костюме?

Гриру пришлось вытащить заглушки и дважды продуть карбюратор, прежде чем тот вернулся к жизни. К этому времени ревущий прибой задрал нос карбаса, и они начали крениться влево. Айк взялся за штурвал и нажал на газ. Ил и грязь полетели вверх, но судно не тронулось с места. Айк дал задний ход. Судно проползло несколько ярдов, и стержень винта со скрежетом врезался в дно, и они встали. Айк остановил движок и услышал, как в голове у него пропело: «А я тебя предупреждал, фа-фа-фа-фа!» Они не только сели на мель, но и сделали это в непосредственной близости от основного фарватера, так что вскоре им предстояло стать посмешищем для всей флотилии. Хорошенький спектакль! И он еще собирался надрать всем задницу!

Вокруг было тихо. Ветер спал, и волны мягко набегали на неровный берег. Айк беззлобно изрыгал ругательства.

— Даже не знаю, что сказать мумии, облепленной рыбьей чешуей, — наконец с невинным видом наморщил лоб Грир. — Пошли вниз. Могу поспорить, я найду чем размочить эти грязные бинты, а также чем разбавить эту чертову дурь.

Никто, включая Администрацию по контролю за применением законов о наркотиках, не знал,что конкретно представляет из себя эта дурь и как она действует. Заварку всегда следовало приобретать в два захода у двух разных дилеров. Обычно она выглядела как мешочки с разными сортами чая — черным и травяным зеленым. Оба мешочка нужно было залить горячей водой и держать десять-пятнадцать минут, не доводя до кипения, после чего их ингредиенты соединялись в наркотик. Но даже тогда выделить его было невозможно. Варево содержало слишком много других алкалоидов, присутствующих в любом чае — кофеин, мяту, настой ромашки — так что никто из ведущих фармакологов мира не мог воспроизвести его формулу. В результате чего для поставщиков сложился идеальный рынок.

Поговаривали, что это еще один волшебный продукт Новой Германии. Немецкие ученые выбрасывали на прилавки много чудес. Поэтому не было ничего удивительного в том, что и из-под прилавка они продавали чудеса. Как известно, «СПИД» был изобретен в Третьем Рейхе. Гитлер пристрастился к кокаину и опасался, что торговые пути из Перу могут оказаться под угрозой, если война, не дай Бог, кончится. Поэтому на всякий случай ему нужна была замена. Метамфетамин оказался ближайшим аналогом, который смогли разработать его химики. Но это было еще до появления дури.

Считалось, что разные части формулы дури разрабатываются в разных секретных лабораториях — одна во Франкфурте, а другая в Берлине. Кое-кто из канаков, живших неподалеку от алеутов, утверждал, что эти лаборатории видели в Сибири. Вероятно, восточно-германский филиал. Еще одна лаборатория, по слухам, располагалась в бункере под военным заводом на Тайване. И с тех пор как все психогенные вещества растительного происхождения были генетически уничтожены, Дурь на Аляске превратилась в основной источник наркозависимости. Особенно много ее потребляли во время изнурительных лососевых путин. И чем меньше ее оставалось, тем агрессивнее становились рыбаки. Они начинали совершать налеты в моторных лодках, нацепив портупеи поверх прорезиненных штанов. И для того, чтобы защитить свой улов, требовалась недюжинная сноровка.

Исаак Соллес и Эмиль Грир были постарше и не относились к этому агрессивному племени. Айк практически прекратил пользоваться стимулятором. А Грир в течение целого дня мог смаковать одну кружку, как кофе. Только дурь была лучше, чем кофе: с ней можно было вкалывать до упора. а потом спокойно заснуть и проснуться свежим и отдохнувшим. Просто при таком отдыхе не снилось никаких снов. Пожалуй, это было самым неприятным побочным эффектом. А единственным осложнением при отвыкании был легкий насморк и некоторая нервозность, проходившая через несколько дней после глубокого сна. Насморк не сильно осложнял жизнь, а нервозность снималась алкоголем.

В одном из вывернутых ящиков кубрика Грир обнаружил бутылку «Сиграма». Айк приволок две баночки «Доктора Лайта». И пока Грир срезал с головы Айка последние бинты, они выпили бурбон и теплую колу.

— Чушь, старик. Нет у тебя никакого сотрясения. Ничего особенного, только шишка. А я-то думал, ты действительно ранен.

Крылышки пластыря были отклеены точно таким же образом, как они и приклеивались — с помощью человеколюбивого алкоголя. Закончив, Грир отошел в сторону и внимательно осмотрел царапины на щеках и шее Айка.

— Значит, коты? Что-то не похоже. Кажется, у вас там было что-то еще. Ну-ка признайся старику Эмилю.

— Сначала я хотел бы узнать, что происходило в моем фургоне до того, как я появился.

— Bay! Bay! Так это она тебя так исцарапала? Луиза Луп? — Грир поболтал остатки жидкости в своей кружке и, довольный тем, что ему наконец-то удалось спровоцировать Айка, уселся на единственную табуретку. — Ну надо же, аи да Лулу.