— Если вы позволите мне высказать свое мнение, милорд, — заметил Джернингем, — то я скажу, что, как бы часто вы ни меняли свои намерения, во всей Англии нет человека, у которого каждый раз нашлись бы такие веские причины для оправдания своих поступков.

— Я и сам так думаю, Джернингем, — сказал герцог. — Быть может, оттого я и меняю их. Человек любит оправдывать свои поступки и находить для них веские причины. А сейчас иди. Или нет, постой. Мне понадобится золото. Оставь здесь кошелек, что я тебе подарил, а я дам тебе взамен вексель на ту же сумму с процентами на два года на имя старого Джейкоба Даблфи.

— Как угодно вашей светлости, — ответил Джернингем, у которого едва хватило почтительности скрыть досаду, когда ему пришлось отдать блестящее содержимое кошелька, уже лежавшего у него в кармане, за долгосрочный вексель — в последнее время они не всегда оплачивались в срок. Он тайно, но торжественно поклялся, что двухгодичным— процентом герцог не отделается за то, что отнял у него кошелек.

Когда недовольный слуга вышел из комнаты, он встретил на площадке великолепной лестницы самого Кристиана, который с непринужденностью старого друга шел в гардеробную герцога без доклада. Джернингем, сообразив, что такое посещение будет весьма не вовремя и некстати, попытался остановить гостя, сказав ему, что герцог нездоров и находится в спальне. Он умышленно говорил громко, чтобы Бакингем, услышав его, успел, если пожелает, уйти в спальню, как в последнее убежище, и запереться там.

Но герцог сейчас не пожелал прибегнуть к этой уловке, хотя прежде весьма часто к ней прибегал, когда хотел избежать визитов, даже если сам приглашал людей на определенный час и по важному делу, и закричал из гардеробной, приказывая своему камергеру тотчас ввести к нему его доброго друга господина Кристиана и укоряя его за то, что он не сделал этого сразу же.

«Знай Кристиан герцога так, как я, — подумал Джернингем, — он скорее согласился бы, чтобы на него прыгнул лев, как это делает лондонский дрессировщик, чем войти к моему господину сейчас, когда он так же опасен, как лев».

Он впустил Кристиана в гардеробную, а сам остался у двери, чтобы быть наготове, когда его позовут.

Глава XXXVIII

«Когда погибель ходит по пятам,

Чего уж там вздыхать по пустякам!» -

Так капитан журил слезливых дам,

Заахавших над пойманным дельфином.

«Весь мир законом держится единым:

Сейчас мы их едим; но — виноват! -

Коль мы потонем, нас они съедят!

Убийцу укокошить можно смело,

А вора обобрать— святое дело!»

«Морское путешествие»

Кристиан хорошо знал свет, причем с самой скверной его стороны, но прием, оказанный ему герцогом, не вызвал у него даже смутного подозрения, что появление дьявола было бы сейчас приятнее хозяину дома, нежели посещение его «старого друга». Пожалуй, только чрезмерная учтивость Бакингема к столь давнему знакомому могла показаться несколько необычной.

С трудом выбравшись из области банальных любезностей, которые столько же относятся к делу, сколько, по словам Мильтона, Limbo Patrum note 82 — к осязаемой и материальной земле, Кристиан с присущей ему грубой бесцеремонностью, обычно маскировавшей его лицемерие и изворотливость, спросил герцога, давно ли он виделся с Чиффинчем или с его подругой.

— Давно не видел их обоих, — ответил Бакингем. — А разве вы у них не были? Я полагал, что вы будете больше беспокоиться о выполнении вашего великого плана.

— Я два раза ездил туда, — ответил Кристиан, — но мне не удалось повидать эту важную чету. Боюсь, не хитрят ли они со мною.

— За что, клянусь небом и звездами, вы не преминете им отомстить, мистер Кристиан. Я хорошо знаю ваши пуританские правила, — сказал герцог. — Мщение, должно быть, сладко, если столь многие почтенные и благоразумные мужи предпочитают его всем другим наслаждениям, доступным бедным грешникам мира сего; единственное, что может с ним соперничать, — это взыскание денег по заемному письму с должника, получившего наследство.

— Вы шутите, милорд, а…

— А вы все же собираетесь мстить Чиффинчу и его милой приятельнице. Но сделать это нелегко. Чиффинч умеет так разнообразно угождать своему господину, а его маленькая подруга умеет так удачно служить ширмой и так умело сама устраивает свои дела, что, по совести, на вашем месте я бы не становился на их пути. Что из того, что их дверь оказалась закрытой для вас? Мы все поступаем иногда точно так же и с нашими лучшими друзьями, и с назойливыми кредиторами, и со скучными гостями.

— Если ваша светлость настроена шутить, — заметил Кристиан, — то вы знаете мое терпение. Я подожду, пока вам не вздумается говорить более серьезно.

— Серьезно? — переспросил герцог, — Почему же нет? Я только и жду, когда вы заговорите о серьезном деле, ради которого пришли ко мне.

— Очень коротко, милорд; отказ Чиффинча видеть меня и несколько напрасных посещений вашего дома убеждают меня в том, что либо наш план потерпел неудачу, либо вы намерены осуществить его без меня.

Эти слова Кристиан произнес особенно выразительно.

— Без вас? Лишить добычи вдохновителя всего дела было бы глупостью, да и предательством. Слушайте, Кристиан, мне очень жаль, что приходится неожиданно сообщать вам дурные вести, но, если вы хотите знать худшее и не стыдитесь подозревать в предательстве своих лучших друзей, я вынужден говорить. Ваша племянница вчера утром покинула дом Чиффинча.

Кристиан пошатнулся, как от сильного удара. Лицо его так побагровело, что герцог подумал, не хватил ли его апоплексический удар. Но, призвав на помощь свое редкостное самообладание, по оставлявшее его в самых тяжелых обстоятельствах, Кристиан сказал ровным голосом, неестественно противоречившим выражению его лица:

— Должен ли я понять, что, отвергнув покровителей, назначенных ей мною, молодая девушка нашла убежище в доме вашей светлости?

— Сэр, — серьезно возразил Бакингем, — вы приписываете мне честь, которой я не заслужил.

— Милорд, — сказал Кристиан, — я не из тех, на кого производят впечатление подобные притворные фразы. Мне известны способности вашей светлости, и я знаю, что для удовлетворения минутной прихоти вы не задумаетесь испортить дело, над которым сами же усердно трудились. Но, положим, вы преуспели в своем намерении и смеетесь над моими попытками соблюсти интересы как вашей светлости, так и других. Скажите мне лучше, как далеко зашла эта шалость, и мы поищем средства все исправить.

— Клянусь честью, Кристиан, — сказал герцог со смехом, — вы самый обязательный из всех дядюшек и опекунов. Пусть племянница ваша переживет столько приключений, сколько невеста короля дель Гарбо у Боккаччо — вам все равно. Чистая или опозоренная, она будет лишь ступенькой к вашей карьере.

Индийская пословица гласит: «Стрела презрения пробивает даже панцирь черепахи», и это особенно верно, когда совесть говорит объекту насмешки, что насмешка справедлива. Кристиан, уязвленный упреком Бакингема, тотчас принял надменный и угрожающий вид, никак не соответствующий тому долготерпению, в котором он не уступал самому Шейлоку.

— Вы сквернослов и недостойны своего звания, — вскричал он, — и таким я представлю вас всему свету, если вы не загладите нанесенную мне обиду!

— А каким же представить мне вас, — заметил герцог Бакингем, — если козявка, подобная вам, недостойна даже быть замеченной такими людьми, как я? Как назвать последнюю вашу затею, которая вызвала столь неожиданное недоразумение?

Кристиан не промолвил ни слова — то ли от бешенства, то ли от внутреннего убеждения в своей правоте.

— Полно, полно, Кристиан, — продолжал герцог, улыбаясь. — Мы слишком многое знаем друг о друге, нам ссориться опасно. Мы можем ненавидеть друг друга, обманывать друг друга — так водится при дворах, -но изобличать друг друга… какое недостойное слово!

вернуться

Note82

Обитель отцов (итал., лат.).