Алиса держала в руке свечу, и при ее мерцающем свете черты, которые вряд ли кто мог видеть без волнения, обрели в глазах влюбленного юноши невыразимую прелесть.

— Что это все значит, Алиса? — спросил он. — Что грозит вашему отцу? Где он?

— Не теряйте времени на расспросы, — отвечала она. — Если хотите спасти его, следуйте за мной.

И она побежала вниз по винтовой лестнице, которая вела в комнату майора, но на полпути свернула в боковую дверь и прошла вдоль длинного коридора к более широкой лестнице. У ее подножия стоял Бриджнорт в окружении четырех-пяти друзей, но их едва можно было различить в дыму от пожара, охватившего всю прихожую, и от выстрелов их собственных ружей.

Джулиан сразу понял, что если он собирается вмешаться, то это надо делать мгновенно. Он прорвался сквозь группу своих врагов, прежде чем его успели заметить, и бросился в гущу рудокопов, заполнивших прихожую, уверяя их, что он в полной безопасности, и уговаривая удалиться.

— Нам нужно еще немного поубавить это Охвостье, — отвечал Ланс. — Я очень рад, что вы живы и здоровы, но вот лежит Джо Раймгеп, убитый наповал, как олень в удачную охоту, да и еще кое-кому из наших не поздоровилось. Мы должны отомстить и поджарить этих пуритан, как зайцев!

— Тогда вам придется поджарить и меня вместе с ними, — сказал Джулиан, — потому что, клянусь богом, я не покину этой комнаты, ибо дал майору Бриджнорту слово не искать свободы насильственными средствами.

— Ну и черт с тобой, будь ты хоть десять раз Певерил!-крикнул Дитчли. -Добрые люди из-за него на смерть лезут, а он еще против них! Разводи-ка огонь посильнее, спалим их всех вместе!

— Нет, нет, друзья, прислушайтесь к голосу рассудка и покончим дело миром, — сказал Джулиан. -Мы все здесь в тяжком положении, и вы его только ухудшите своим неповиновением. Лучше помогите потушить пожар, не то он всем нам дорого обойдется. Опустите оружие. Предоставьте нам с майором уладить дело, и, я надеюсь, мы сможем удовлетворить обе стороны. Ну, а коли это не удастся, я буду драться вместе с вами. Но что бы ни случилось, я никогда не забуду вашей услуги в эту ночь.

Он отвел Дитчли и Ланса Утрема в сторону, пока все остальные ждали, чем окончатся переговоры, и, от души поблагодарив их за все, что они для него сделали, попросил в знак дружбы к нему и к его отцу разрешить ему самому договориться об условиях его освобождения из плена; с этими словами он вложил в руку Дитчли пять или шесть золотых, чтобы храбрые рудокопы Бонадвенчера могли выпить за его здоровье. Лансу же он сказал, что очень ценит его усердие, но оно может пойти на пользу роду Певерилов, только если ему предоставят действовать по его усмотрению.

— Что ж, — ответил Ланс, — по мне, пусть так, мистер Джулиан, ибо это не моего ума дело. Мне только и нужно, чтобы вы выбрались целым и невредимым из Моултрэсси-Холла, а не то мне будет хороший нагоняй от тетушки Элзмир, когда я вернусь домой. По правде говоря, и затевать-то все это не очень хотелось, по, когда рядом со мной убили беднягу Джо, я подумал, что надо бы расквитаться. Впрочем, предоставляю все вашей милости.

Во время этой беседы обе стороны дружно тушили огонь, который мог бы оказаться для них гибельным. Общие усилия наконец увенчались успехом, ибо все действовали единодушно; и казалось, что вода, которую подносили из колодца в кожаных ведрах и лили в огонь, вместе с пожаром гасила их обоюдную вражду.

Глава XXVI

Необходимость — лучший миротворец

И мать изобретательности, — ты

Одна поможешь нам прийти к согласью!

Неизвестный автор

Пока продолжался пожар, обе стороны, как мы уже сказали, действовали дружно, подобно враждующим сектам иудеев во время осады Иерусалима, когда они вынуждены были объединиться против общего врага. Но едва последнее ведро воды было вылито на тлеющие уголья, как вражда, подавленная в сердцах чувством страха перед общей опасностью, снова вспыхнула ярким пламенем. Обе стороны, смешавшиеся было в одну толпу, занятую общим делом, тотчас отпрянули друг от друга и разместились в противоположных углах прихожей, угрожающе бряцая оружием и словно ожидая знака начать новое сражение.

Бриджнорт остановил эти грозные приготовления.

— Джулиан Певерил, — сказал он, — ты свободен! Иди куда хочешь, ибо ты отказываешься от моего пути, хотя он безопаснее и почетнее твоего. Однако мой тебе совет — как можно скорее очутиться подальше от Англии.

— Ралф Бриджнорт! — воскликнул один из его сообщников. — Ты совершаешь дурной и трусливый поступок. Неужели мы намерены без сопротивления возвратить этим исчадиям Велиала пленника, захваченного тобою в честном бою? Нас здесь довольно, чтобы победить, ибо правда на нашей стороне, и мы не должны освобождать это змеиное отродье, не изведав оружием воли божьей.

Шум одобрения сопровождал эти слова, и не вмешайся снова Гэнлесс, сражение, вероятно, разгорелось бы с новой силой. Но он отвел воинственного пуританина к окну и, по-видимому, представил ему настолько убедительные доказательства его неправоты, что тот, возвратясь к остальным, сказал:

— Наш друг разъяснил мне мое заблуждение, и я, видя, что его мнение совпадает с мнением достопочтенного майора Бриджнорта, полагаю, что мы можем возвратить свободу этому молодому человеку.

Поскольку возражений не последовало, Джулиану оставалось только поблагодарить и наградить тех, кто так усердно ему помогал. Прежде всего он заручился словом майора не взыскивать с рудокопов за учиненный ими бунт; затем обратил к ним несколько добрых слов, выражая признательность за службу, и сунул в руку Ланса У трема горсть золотых, дабы они могли весело провести следующий день. Они хотели бы остаться охранять своего молодого господина, но, опасаясь новых беспорядков и полагаясь на обещание майора, Джулиан отпустил их, попросив одного Ланса задержаться до его отъезда из МоУлтрэсси-Холла. Перед самым своим отъездом, однако, он не мог преодолеть желание поговорить наедине с Бриджнортом и, подойдя к нему, сказал об этом.

Выразив свое согласие кивком головы, Бриджнорт повел Джулиана на небольшую террасу, примыкавшую к дому; там он остановился и с обыкновенной своей невозмутимостью и важностью молча ожидал, что скажет ему Певерил.

Джулиан был смущен таким холодным обращением и не знал, как ему с достоинством и тактом начать говорить о том, что у него было на сердце.

— Майор Бриджнорт, — произнес он наконец, — вы сами были любящим сыном и можете понять мое беспокойство… Мой отец! Что ждет его?

— Что повелит закон, — ответил Бриджнорт. — Если бы он следовал моим советам, то жил бы сейчас спокойно в доме своих предков. Теперь судьба его не в моей власти и еще менее — в вашей. Она зависит от решения парламента.

— А что будет с моей матерью?

— Она, как и всегда, выполнит свой долг и в том найдет себе отраду, — ответил Бриджнорт. — Верьте мне, я совсем не питаю злых умыслов в отношении вашего семейства, хотя так может показаться сквозь дымку враждебности, окутавшую ваш дом. Я могу торжествовать как человек, но как человек я должен также помнить в час своего торжества, что и враги мои тоже когда-то торжествовали. Не хотите ли вы еще что-нибудь сказать мне? — продолжал он после минутного молчания. — Вы уже не раз отвергали мою помощь. О чем еще говорить нам с вами?

Эти холодные слова, казалось, прекращали дальнейшие объяснения. Но хотя теперь всякие расспросы были, по-видимому, неуместны, Джулиан не мог сдержать вопроса, давно его беспокоившего. Он уже шагнул было к двери и вдруг воротился.

— Ваша дочь… — сказал он с сильным волнением. — Майор Бриджнорт, мне бы следовало просить у вас… Прошу прощения за то, что упоминаю ее имя… Смею ли я спросить о ней?.. И пожелать ей всяческого счастья.

— Я польщен интересом, который вы к ней проявляете, — ответил Бриджнорт, — но вы уже избрали свой путь и должны быть в дальнейшем чужды друг другу. Возможно, я желал, чтобы это было не так, но прошло то время, когда вы могли бы соединиться, если бы последовали моему совету. Что касается ее счастья, если это слово прилично нашему земному странствию, то уж я постараюсь позаботиться о нем. Она сегодня же в сопровождении верного друга покидает Моултрэсси-Холл.