— Вы сделали упор на замечательные качества наших служащих, но совершенно не обрисовали, как, извините, эти качества отражаются на покупателях. Нам бы что-нибудь доходчивое, бытовое.

— Это поправимо, извините, — передразнила я ее. — Записывайте.

После чего выдала душещипательную сцену с малоимущей бабулей, спасшей любимую вишенку при помощи купленного в фирменной торговой точке по доступной цене средства. Пресс-секретарь одобрила, но продолжала привязываться дальше. Она безжалостно требовала изменений даже невинного пассажа, служащего комплиментом шефу и его сподвижникам. Мне ничего не оставалось, кроме как одарить соответствующим взглядом начальника. Он держался молодцом, то бишь тщательно скрывал, что снабдил меня только теми сведениями, которые и составили первый вариант рекламной статьи. Более того, он расписывал деловые достоинства девицы, превознося ее, по-моему, не по достоинствам. На утонченное издевательство это похоже не было. «Любовница?» — подумала я, но не зациклилась. Нужны мне тайны здешнего немадридского двора.

Смекнув, что упоминать стоило лишь учтивых продавщиц, я быстренько сварганила блюдо, которое пришлось по вкусу. Пресс-секретарь облизнулась, владелец фирмы благосклонно закивал. Мы дружески простились, обменялись уверениями во взаимности полученного удовольствия, договорились не останавливаться на достигнутом. Но я — это я. Многие при мне произносили сию фразу победительно и непримиримо. Я же скорее стесняюсь врожденной нестандартности. Наверное, другие от своей индивидуальности имели материальную выгоду или моральное удовлетворение. А я лишь синяки да шишки. Как бы там в теории ни было, на практике я слепо брела по длинному узкому коридору. И терзала себя вопросом: «Почему в рекламном материале нельзя использовать такой выигрышный факт, как наличие у небольшой торговой фирмы надежной научной базы? Почему шеф наговаривает кучу слов на одну статью, его ассистентка и подчиненная нацелена на совсем другую и он не пытается настоять на своем? Не встречались мне еще такие покладистые шефы. Я ведь не льстила им. От такого козыря отказались».

За недоуменными размышлениями я и не заметила, как дошагала до выхода. Толкнула дверь. И вытаращила глаза. Маленький торговый зал, крохотный кабинетик… Но передо мной было просторное помещение, заполненное людьми в белых халатах. Ничего себе — десять человек в штате! Пробирки, реторты, колбы… Типичная химическая лаборатория. Это слева. А справа вообще полз какой-то конвейер, обрамленный трудягами. Ко мне метнулся мощный детина, униформой какающий под химика.

— Сюда нельзя, — уведомил он меня.

Кое-чему я жизнью обучена. Поэтому не стала вытаскивать редакционное удостоверение, а скромно спросила:

— Простите, где здесь туалет? Никак не найду.

— Я знаю, где мужской, — усмехнулся он и вытеснил меня за порог.

Напоследок я услышала его вой: «Кто не запер изнутри, а?»

Я сориентировалась. Вместо того чтобы ткнуться в дверь, расположенную прямо по курсу, я тронула притулившуюся сбоку. Видно, редко она бывала не на замке…

— Вик, я тогда не придала значения своему открытию. Естественно, пятеро кандидатов и докторов не листовки-вкладыши сличают. Разумеется, у любой фирмы есть секреты, тайны и заморочки. Ежу понятно, что вваливаться в лабораторию каждому любопытному не положено, — громко обратилась я к полковнику, который, похоже, впал в спячку под мои воспоминания.

— Ты в курсе, что у ежа только одна извилина? Но я рад, ты хоть что-то понимаешь, — быстро откликнулся Измайлов. — Сейчас докажешь мне, будто они производят наркотики в центре города?

— Не обязательно. Это вышло бы очень литературно.

— Какой прогресс! — воскликнул Вик.

— Твоими молитвами, милый, — разыграла полную покорность я.

Он доверчиво пристроил голову на мое плечо и готовился куда-нибудь пристроить руки.

— Но, Вик, Некорнюк мог открыть новый препарат, уничтожающий колорадского жука, оформлять авторство, требовать денег. Он мог взбунтоваться, скажем, против того, что они производят удобрения по бросовым ценам, подделывают упаковку и гонят, как дорогостоящий импорт. И опять же требовать денег.

— Хватит, — сухо предупредил Измайлов и сцепил оставшиеся бесхозными пальцы.

— А девушку, ну, пресс-секретаря, зовут Галей Кара-Ленской. Эффектно, да? — торопливо вставила я. — И попутчицу Балкова звали Галей. По срокам меня впервые занесло в фирму «Во саду ли, в огороде» в день отбытия Сергея. Она на первой встрече отсутствовала. Тебя ничего не настораживает?

— Кроме твоего болезненного воображения — ничего, — пресек мои измышления Измайлов.

Выполол, будто сорняк. Умертвил, как гусеницу. О, черт, долго теперь меня растениеводческие ассоциации будут преследовать…

Этот день я опишу детально. Ведь он был последним перед чередой суток, воспоминания о которых вызывают дурноту.

Сергей Балков избрал меня консультантом в своих сердечных делах, кажется, навсегда. Вик изворачивался, дескать, парень должен самостоятельно с феминами разбираться, а тут некоторые нахалки претендуют на всезнайство и оказывают медвежьи услуги.

— Понимай Балков в женщинах самую малость, бежал бы от твоих разговоров по душам без оглядки, — гремел полковник. — Тоже мне «друг любезный Полина».

— Ревнивец, — отмахивалась я.

Сама такая, — хмурился Вик.

Но примерно через неделю после установления личности утопленника я стала подозревать, что Измайлов был прав: мужчине пристало вариться в собственном любовном соку. Во всяком случае, не стоит рассказывать всего. Сергей позвонил в полдень и уныло спросил:

— Поль, как бы ты отнеслась к мужику, который страстно желал дать даме по харе и не дал? Не потому что аристократ. А потому, что мент при исполнении.

У меня похолодело в животе. Я вспомнила брошенную ненароком Измайловым фразу: «Хороший мент всегда при исполнении». И наконец-то прониклась истинной причиной нетронутости его карающим кулаком своей собственности… Нет, все-таки у меня лицо.

— С позиции всеобщего человеческого несовершенства желание вмазать гадине в ухо допустимо. Баб не принято бить, потому что они физически слабее, — менторски просветила я Балкова.

— А каратистки? — пытливо уточнил дотошный Сергей.

И тут у меня не одна кожа, но и внутренности позеленели. Я представила себе спортсменку, загоняющую лейтенанта в постель боевыми самурайскими кличами и высокими прыжками с грозно вытянутой ногой. Бедняга, ему что, пришлось при исполнении не ударить, а лечь?

— Что стряслось, Сережа? — с сочувствием поинтересовалась я. И Балков доверчиво поведал. Поскольку к расследованию убийства Ивана Савельевича Некорнюка Сергея пока не привлекали, он третьи сутки торчал в баре — выполнял какое-то старое задание. Дожидался вероятных контактов, стрелял глазами и прял ушами. Она вошла неожиданно, кивнула жеребцу-бармену и направилась прямиком к сыщику. Беззастенчиво оглядела его, наклонилась к занывшему от предвкушения милицейской удачи темени и хрипловато прошептала:

— Пойдем со мной. Вопросов не задавай, будто ты меня дожидался.

Сергей бодро покинул рассадник городских преступлений и последовал за красоткой. Фигура у нее была точеная, ноги прямые и длинные, но Балков на подобную чушь внимания не обращал. Он радовался тому, что его легенда сработала. Он отдавал себе отчет — позади него идет тренированный коллега, подстрахует в случае чего.

Она направилась во двор соседнего с баром дома, поднялась на третий этаж и молча пропустила Сергея в просторную переднюю. Затем поманила дальше в шикарную столовую, усадила за сервированный стол и велела:

— Угощайся, мечи за обе щеки, говори о погоде. Сейчас на тебя кое-кто посмотрит. Потом будем действовать по обстоятельствам. В общем, ты нанят, и твой труд подлежит оплате.

Сергей напряг в себе профессионализм — от инстинктов до навыков — и принялся за бутерброды с икрой. Минут через пятнадцать хлопнула входная дверь и на пороге возник типичный братан. На его широкой физиономии угнездилось выражение коварного торжества. Но оно тут же улетучилось при виде Балкова, сменившись брезгливой растерянностью.