— Он не был способен на такое. Даже для представителя Земного дома он был слишком…

— Но он попытался.

Выразительные глаза устремились на Пала-тона.

— Кто же ты такой?

— Всего-навсего тезар.

Она отвернулась и вновь дотронулась до трупа, покачав головой.

— Даже если ты сам этого не знаешь, мне говорит об этом его смерть, — она медленно поднялась. — Чоя, не знающий самого себя — загадка.

Пересохший рот Палатона словно покрылся пылью. Он не мог познать себя, не зная, кем был его отец. Но он знал себя достаточно, чтобы предсказать собственное поведение и реакции, и никто в его Доме не пытался разгадать его.

— Я ничего не делал, — он решительно покачал головой. — Он привез меня сюда и направил на меня оружие. Я побежал, чтобы спастись. А что еще мне оставалось делать?

— Ничего, — Йорана задумчиво кивнула. — Вероятно, он убил бы и меня. Мне казалось, я хорошо знаю Дарба… — она резко сменила тон. — Я позабочусь о трупе. Ты сможешь уехать один?

— Если это необходимо.

— Это совершенно необходимо. Император готовится к обещанному тобой полету. Тебе придется поспешить. — Йорана отвернулась, и Палатон вышел из ангара, оставив ее скорбеть в одиночестве и исполнить необходимый ритуал.

У двери он подобрал свой рюкзак и направился к машине. Неподалеку стояла машина, на которой прибыла Йорана. Забравшись на сидение и просмотрев записи на экране, Палатон понял, что Дарб изменил координаты и имя водителя — согласно новой информации, Палатон вел машину.

Он откинулся на спинку сидения и минуту пребывал в неподвижности, не закрыв дверцу, слушая, как снаружи завывает ветер, и думая, что делать дальше.

Палатон потянулся и захлопнул дверцу. В памяти машины он обнаружил координаты аэродрома и скорректировал настройку. Пусть думают, что он заблудился и немного поплутал. Дарб исправил координаты — никто никогда не узнает, что он был здесь.

Из ангара вышла Йорана и задержалась у окна.

— Я стерла ауры. Когда труп обнаружат, то решат, что с ним расправились хищники. Вскоре этот аэродром будут сносить и перестраивать. По состоянию трупа будет трудно установить время смерти. Я внесла изменения в журнал — там сказано, что я отправила Дарба патрулировать территорию дворца. Она что-то не договорила.

— Что ты хочешь от меня?

Она была достаточно близко, чтобы прикоснуться к нему, но не сделала этого. Ее губы слегка скривились.

— У меня есть работа, — негромко произнесла она. — Мне пришлось немало потрудиться, чтобы войти в Дом. Я хотела стать пилотом, чтобы проникать в лабиринты Хаоса, но мне не хватило способностей. Но мой ребенок…

Ее предложение мгновенно пронзило его мозг, заставляя забыть о шоке нападения и смерти Дарба.

— Я здесь чужак. Ты предупреждала меня никому не доверять, но я трижды сделал ошибку. — Да, он доверился Риндалану, императору и Дарбу. Больше это не повторится.

— Впредь ты не будешь таким доверчивым. Ты получил урок, — произнесла она подрагивающими от сожаления голосами и отошла от машины.

Палатон отпустил тормоз, и машина рванулась вперед. Ему предстоял полет, и он заставил себя ради него позабыть обо всем. Казалось, это событие было единственной отрадой в быстро меняющемся мире.

— Никаких маршрутов, — заявил Паншинеа, притопнув каблуком.

— Это необходимо, император. Таковы правила. Если нас собьют, самый быстрый способ разыскать нас…

— Если нас собьют, тезар, Небесный дом начнет праздновать вовсю, и никому до нас не будет дела, — император меланхолично посмотрел в иллюминатор. — Я хочу, чтобы службы связи не знали, куда мы собираемся. У меня и так уже слишком много неприятностей с ними.

Тезарам не нужны маршруты полетов, они разрабатывались для менее талантливых и опытных, но Палатон хорошо знал правила, а приказ Паншинеа заставлял нарушить их. Риндалан отвернулся, и Палатон, взглянув на него, тут же понял, что от Прелата ему не дождаться поддержки.

— Хорошо, император, — ответил он. — Тогда мы готовы.

Император обернулся.

— А ты когда-нибудь бывал не готовым, Палатон?

Ему не требовалось много времени на размышления.

— Во всяком случае, не для полета, — коротко ответил Палатон, прошел в кабину, закрыл дверь и сел за пульт.

Диспетчер сообщил, что взлетная полоса освобождена для них. Провожающие отошли от корабля, на мгновения оказавшись вне поля зрения Палатона, а потом появившись вновь у ангара. Остался только сигнальщик с красными флажками. Он вывел Палатона на полосу. Небо потемнело, и казалось, что вскоре оно разразится дождем. На мгновение Палатону вспомнился Дарб, лежащий там, где они с Йораной покинули его — в заброшенном строении под хмурым небом. Выбросив из головы эту мысль, Палатон начал прогревать двигатель.

Корабль вздрогнул. Панели выжидательно засветились. Обтерев влажные ладони о штанины формы, Палатон начал запрос о координатах, местности, термальных потоках и месте назначения, которые он и так знал, поскольку это был он. Пульт подал сигнал готовности, и Палатон вывел судно на полосу. Сигнальщик подал знак, и Палатон прибавил скорость, готовясь ко взлету.

Он был рожден, чтобы летать — свободный, балансирующий между планетным притяжением и подъемной силой ветра, — а машина отзывалась на его мысленные приказы. Он склонился над пультом, действуя одновременно с помощью техники и бахдара. Географические и метеорологические условия планеты можно было считывать по приборам, но полету могли помешать не только они — именно те, неизвестные условия собирался выяснить сейчас Палатон: топографию спиритуальных полей, окружающую Чо, постоянно меняющуюся топографию, которая вычерчивалась и перестраивалась, менялась и исчезала, рождалась и разрушалась, влияя на физический мир таким образом, что он был доступен пониманию немногих.

Он не летал над Чо более двух лет, и теперь заново пробовал ауру планеты — сперва шелковистую и податливую, а потом жесткую и непробиваемую.

Позади раздались шаги, и, пригнувшись в дверях, в кабину вошел Паншинеа.

— Сколько времени осталось до посадки? Палатон бросил взгляд на приборы.

— Около двух часов.

— Пора вздремнуть, — заметил император, \ ушел и вскоре завозился на сидении. Как и весь корабль, его пассажирский салон был узким и вытянутым. Паншинеа мог бы лечь в полный рост, но повернуться с боку на бок ему бы не удалось, даже если бы улегся на полу. Палатон улыбнулся.

Он почувствовал, как медленно сползает с его лица улыбка, когда вновь погрузился в изучение атмосферы Чо, которую требовалось понять. Палатон поймал себя на том, что чувствует себя, как на Скорби, где под воздействием таинственности планеты его собственная тайна требовала разрешения. Пролетая в низких облаках, переполненных осенним дождем, корабль трясся и дрожал, а внизу, под ним, еще один слои атмосферного поля был беспокойным и требующим внимания.

Беспокойство Палатона усилилось еще больше, когда мимо них промчался боевой корабль, словно гнавшийся за тенью солнца, едва видной через клубы туч.

Палатон был погружен в молчание до тех пор, пока атмосфера в кабине неуловимым образом не изменилась, будто повеяло ладаном, и он понял, что вошел Прелат. Кресло второго пилота-стрелка скрипнуло под ним. Палатон повернулся, чтобы убедиться, что пульт стрелка отключен, прежде чем взглянул на непрошенного компаньона.

Риндалан сложил руки на закрытых одеянием коленях.

— Тебе когда-нибудь казалось, что Вездесущий Бог — твой второй пилот, тезар?

— Нет. Скорее уж им мог оказаться ветер.

— А! — Риндалан взглянул вперед. — Вероятно, это более подходящий вариант.

— И более желательный, — не задумываясь, добавил Палатон. Риндалан сухо усмехнулся.

— На твою должность было немало претендентов, — сообщил он Палатону. — Я до сих пор не уверен, что император сделал правильный выбор.

— Я не интересуюсь политикой.