— И ты прекрасно сделал, мой милый, отзывчивый Клод, — промолвил юдаллер, горячо пожимая поэту руку. — Я всегда говорил, что у тебя доброе сердце истого норманна, несмотря на все твое легкомыслие и беспечность. Ну-ну, дружище, не обижайся, скорее радуйся, что сердце у тебя лучше, чем голова. Но бьюсь об заклад, что ты так и не получил ответа от Норны.

— Да, путного ответа не получил, — ответил Клод Холкро, — но зато она выспросила у меня все подробности болезни вашей дочери: и как я встретил ее под стеной замка в то непогожее утро, и как Бренда сказала мне, что Минна поранила ногу, ну, словом, все, что только знал я сам.

— Да, пожалуй, и еще кое-что сверх того, — промолвил юдаллер, — ибо я по крайней мере впервые слышу, что она поранила себе ногу.

— О, царапина, всего лишь пустая царапина, — объяснил старый поэт,

— но тогда я страшно испугался, просто пришел в ужас — ведь Минну могла укусить собака или какая-нибудь ядовитая гадина. Все это я и сообщил Норне.

— А что же сказала она в ответ? — спросил юдаллер.

— Она велела мне убираться и думать о своих собственных делах и еще прибавила, что все объяснится на Керкуоллской ярмарке. То же самое сказала она и этому олуху управляющему. Вот и все, что мы оба получили за свои труды, — закончил Холкро.

— Как странно, — заметил Магнус, — моя почтенная родственница пишет мне в этом письме, чтобы я обязательно тоже явился туда, и притом с обеими дочерьми. Прочно же засела у нее в голове эта ярмарка! Можно подумать, что она собирается заняться торговлей, хотя, насколько я знаю, ей нечего там ни покупать, ни продавать. А вы, значит, с чем пришли, с тем и ушли, да вдобавок еще потопили свою шлюпку при выходе из бухты.

— Но что же я мог поделать? — возразил поэт. — Я посадил мальчишку на румпель, а когда внезапно налетел шквал, так не мог же я в одно и то же время и отдать галс, и играть на скрипке? Ну да все это пустяки! Соленая вода никогда не повредит шетлендцу, если только он сумеет выбраться из нее. А мы по милости неба оказались на глубине не больше человеческого роста — пешком можно было дойти до берега. И когда нам посчастливилось набрести на эту хижину и мы уселись здесь под крышей и у огня, так нам стало достаточно хорошо, а когда к этому прибавилось ваше замечательное угощение и веселое общество, так это оказалось уже не только хорошо, а просто чудесно. Но уже поздно, и добрая старушка полночь одинаково, должно быть, навевает сон и на нашу Ночь, и на наш День. Тут есть небольшой чуланчик, где ночевали рыбаки. Правда, он порядочно благоухает рыбой, но ведь это только полезно для здоровья. Там с помощью наших плащей устроятся на ночь ваши дочери, а мы выпьем еще по стаканчику бренди, споем строфу из достославного Джона или какой-нибудь куплет моего собственного сочинения и заснем крепко, как сурки.

— А коли угодно, — даже по два стакана, если только наши запасы не истощились, — заявил юдаллер, — но ни единой строфы из достославного Джона или кого там еще.

Все было улажено и устроено, к удовольствию Магнуса и согласно его воле, и путники улеглись спать. На следующий день они разъехались по домам, причем Клод Холкро заранее условился с юдаллером, что будет сопутствовать ему и его дочерям в их предполагаемой поездке на Керкуоллскую ярмарку.