— Как, Минна. — воскликнула Бренда, — неужели ты хочешь, чтобы я призналась, что питаю к кому-то чувство, на которое ты намекаешь? Да ведь он не сказал еще ни единого слова, которое могло бы оправдать подобное признание!
— Конечно, нет, но скрытый огонь можно угадать не только по пламени, но и по жару.
— О, тебе-то знакомы подобные признаки, — ответила Бренда, опустив голову и не устояв перед соблазном слегка уколоть Минну. — Впрочем, уверяю тебя, что если когда-нибудь я и полюблю, то только после того, как меня не раз и не два станут умолять о взаимности, а этого до сих пор еще не случалось. Но не будем больше ссориться, а подумаем-ка лучше, с какой целью Норна рассказала нам эту ужасную историю и к чему, думает она, все это может привести?
— То было, пожалуй, предостережение, — ответила Минна, — предостережение, которое, казалось ей, она должна была нам сделать, в особенности — не скрою этого — мне. Но я сильна: мне порукой моя невинность и честь Кливленда.
Бренда хотела было возразить, что в последнем она далеко не так уверена, как в первом, но была достаточно осторожна и, не желая снова возобновить недавний тягостный спор, ответила только:
— Странно, что Норна ничего больше не сказала о своем возлюбленном. Не мог же он бросить ее в том ужасном состоянии, которого сам был виной?
— Человек может дойти до такой степени отчаяния, — ответила Минна после минутного раздумья, — душа может быть так потрясена, что перестает отзываться даже на те чувства, которыми была поглощена прежде. Ужас и отчаяние могли убить в сердце Норны ее чувство к любовнику.
— А может быть, он бежал с Шетлендских островов, опасаясь мести нашего отца? — прибавила Бренда.
— Если из страха или малодушия, — сказала Минна, возведя глаза к небу, — он способен был бежать от того несчастья, которого сам был причиной, то надеюсь, что он давно уже понес наказание, уготованное небом для самых низких и коварных изменников и трусов. Но пойдем — нас, наверное, уже ждут к завтраку.
Сестры взялись за руки и вышли, исполненные такого доверия и нежности друг к другу, каких давно уже не испытывали. Небольшая размолвка, происшедшая между ними, послужила своего рода bourrasque, или внезапным шквалом, который разогнал туман и тучи и оставил после себя ясное небо.
По дороге в залу, где подан был завтрак, они решили, что не нужно да и неосторожно было бы посвящать отца во все подробности ночного посещения Норны или дать ему заметить, что они теперь лучше, чем прежде, знакомы с ее печальной историей.