— Вот и отправь весточку, — велел ей Клиссен.

— Что же мне говорить? — растерялась она.

— Правду, — сказал Клиссен.

Она не умела ни читать, ни писать, поэтому он продиктовал писцу послание от ее имени. Оно уже дожидалось Киля в «Горелом медведе», а вместе с ним — дюжина Железных Стражей. Ловушка разверзлась. Оставалось только захлопнуть ее.

— Любимый?

В дверях стояла Ванья, изгибы ее тела облегала шелковая ночная сорочка.

— Пойдем спать? — кротко спросила она.

Барон Огурчик спрыгнул на пол, а Клиссен поднялся и вышел с балкона в кабинет, мимоходом затушив сигару в пепельнице, стоявшей на столе.

— Но сначала прими ванну и почисти зубы, — велела Ванья. — Не выношу, когда от тебя несет куревом.

«То, что нам дорого, делает нас слабее, — подумал старший охранитель. — Но тот, кому ничто не дорого, по сути и не живет».

Наутро у Мары был урок, а у Гаррика — дела в городе. Он объявил остальным, что с наступлением темноты пойдет в гетто. А они должны сидеть дома и не высовываться.

Не успел он уйти, как Арен и Кейд принялись шнуровать башмаки.

— Разве Гаррик не велел нам оставаться здесь? — спросила Фен.

— Пф-ф, — скривился Арен. — Он мне не господин.

— Мы же в Моргенхольме! — воодушевленно произнес Кейд. — Я ни за что этого не упущу! Вы пойдете?

— Граб идет! — воскликнул скарл, выскочив из соседней комнаты и утирая рот после завтрака.

Фен замялась. Кейд не понимал, почему она, такая храбрая и норовистая, не решается на маленькую авантюру, но ведь он вообще мало смыслил в женщинах.

— Ладно, — сказала она наконец. Кейд одарил ее своей самой широкой улыбкой, которая почему-то всегда придавала ему глуповатый вид.

В конце концов с ними пошел и Харод. После зачистки гетто Орике было слишком опасно появляться на улице, но при бегстве из Ракен-Лока они бросили почти все свои вещи, а ей нужны были хотя бы струны для лютни. Хароду пришлось против воли покинуть Орику и отправиться на их поиски.

Был ясный день, в воздухе чувствовался осенний холодок. Город гудел в беспокойном ожидании. Повсюду висели флаги, а все разговоры вертелись вокруг грядущего праздника. Кейд и Арен, вытаращив глаза, впитывали в себя новые впечатления, дивились невиданным одеждам и звукам чужеземных языков, разглядывали причудливые товары в витринах. То и дело попадался полуразвалившийся фонтан или обломок узорчатой стены: развалины Второй империи окружали их, возвышаясь над улицами или притаившись за углом, безмолвные останки былого великолепия.

Грудь Кейда распирало от торжества. Полюбуйтесь, каким он стал! Уже не сынишка столяра, обреченный на никчемную жизнь. Он прошел через невзгоды и ужасы, но благодаря этому обрел товарищей, с которыми его связывали пережитые вместе опасности и общие цели, а не уличные игры, как с портовыми мальчишками из Шол-Пойнта. Новые спутники стали для него братьями и сестрами. Существовали Серые Плащи или нет, Кейд чувствовал себя одним из них.

Вот о чем он расскажет, вернувшись домой, когда Оссия снова станет свободной. Папаша наверняка будет им гордиться!

Они вышли из дома, толком не определившись с направлением, но вскоре стало ясно, что Харод знает, куда идет.

— Ты здесь уже бывал? — спросил Арен.

— По молодости, — ответил Харод. — В той стороне находится Кандальный рынок.

— Почему он называется Кандальным? — спросил Кейд. Одним глазом он постоянно поглядывал на Фен, которая, по своему обыкновению, держалась чуть поодаль от остальных.

— Потому что там ваши предки торговали рабами, — с нескрываемым отвращением ответил Харод.

— Да ну? Когда это оссиане держали рабов? — спросил Кейд у Арена, который получил какое-никакое образование, хотя большей частью в кроданском духе.

— Начиная с расцвета Второй империи, — ответил Арен, — покуда королева Вамбра не объявила рабство вне закона.

— После того, как мы сами побыли рабами урдов? — изумился Кейд. — Я думал, Джесса Волчье Сердце сказала, что отныне больше не будет никаких рабов.

Харод надменно хмыкнул.

— В Харрии рабство не допускалось никогда, — заявил он.

— Вам оно и не нужно. У вас есть традиции, — убийственным тоном ответил Арен. — Половина вашей страны до сих пор в рабстве. — И с этими словами резко прибавил шагу.

Граб ухмыльнулся.

— Ха! Паршивец заткнул Горшкоголового. Может, твоя подружка сочинит об этом песню? — Довольный собой, он с важным видом зашагал следом за Ареном, оставив оторопевшего Харода наедине с Кейдом.

Кейду стало жалко дюжего рыцаря. Тот был чересчур горд, обидчив и начисто лишен обаяния. Возможно, в Харрии знатное происхождение оберегало его от любых оскорблений, но оно оказалось бессильно против жестоких насмешек скарла, а Грабу, в свою очередь, нравилось, что рядом появился человек, над которым можно невозбранно глумиться.

— Он просто слегка вспыльчивый, — объяснил Кейд, пытаясь оправдать поведение Арена. — Не любит, когда критикуют его родину. — И, на миг задумавшись, добавил: — Вероятно, чувствует вину за то, что сам много лет этим занимался.

— Не нужно извинений, — сказал Харод. — Твой друг прав. Простолюдины в моей стране живут немногим лучше рабов, даже не надеясь на свободу. Их оковы невидимы, но от этого не менее крепки.

Кейд удивился. Он еще не слышал, чтобы Харод признавал свою неправоту. Ободренный этим нежданным проявлением человечности, Кейд продолжил:

— А твоей подружке… то бишь Орике, нравилось жить в Харрии?

— Вполне. Пожалуй, больше, чем в Оссии.

Он явно хотел закончить беседу, но это лишь придало Кейду решимости разговорить его. Молчание Кейд воспринимал как знак пренебрежения, а мысль о том, что им гнушаются, была ему ненавистнее всего на свете.

— Из-за известий про гетто? — не унимался Кейд.

Харод смерил Кейда долгим взглядом.

— Про гетто, про Таттерфейн, про Мейрсмаут и про многое другое. Она горюет о своем народе и о своей семье. К востоку отсюда на дорогах станет еще опаснее, потому что близко Крода, но сардов отправили именно на восток. Орика стоит перед выбором: последовать за семьей и почти неизбежно угодить в ловушку или оставить поиски, пока не поздно.

— И вернуться в Харрию вместе с тобой?

Харод уставился вперед неподвижным взглядом.

— Мы не можем вернуться в Харрию.

Они прошли еще немного, и наконец Кейд не выдержал:

— И… почему?

Харод резко повернул голову и с возмущением взглянул на Кейда. В Харрии никто не позволял себе подобной наглости. Но сейчас они не в Харрии, а беззастенчивость и навязчивость были у Кейда в крови.

— Ну… потому что… — замялся Харод.

— Говори смело, — подбодрил его Кейд. — Иначе я все выведаю у Орики.

— Ладно, — сказал Харод, признавая свое поражение. — Пожалуй, выбора у меня не остается. Как тебе известно, я — отпрыск высокого дома Ансельма. Когда-то я звался сар Харод. Наверное и теперь еще зовусь, но уже… не по праву. — Он на мгновение умолк, набираясь решимости, а потом продолжил: — Я был помолвлен с дочерью другого высокого дома. Наш брак обеспечил бы моей семье жизненно важный доступ к горному перевалу, что вдвое сократило бы расходы на доставку наших товаров с побережья. Дама была… просто замечательная, умная и приятная на лицо.

— Но ты ее не любил?

Харода передернуло.

— Для женитьбы это необязательно, — ответил он. — В Харрии браки имеют важное политическое значение, именно они скрепляют наше общество. Мужа и жену может разлучить только смерть, и даже разрывать помолвку непростительно. Это позор для всей семьи, преступление, за которое приходится держать ответ. — Голос у него чуть дрогнул.

— И тут в доме твоего отца появилась Орика, — сказал Кейд, начиная уяснять, что к чему.

— И спела песню такой красоты… — Харод осекся, потому что его голос снова предательски задрожал.

— Стало быть, ты покинул семью и расторг брачный договор, чтобы последовать за ней, — с изумлением проговорил Кейд. — Зная, что будешь обречен на бесчестье и изгнание. Ты бросил все ради песни.