Тут юноша запнулся. В горле у него появился комок, а в глазах защипало. Вика ничего не сказала, молча дожидаясь, пока к Арену вернется самообладание; Скирда положила голову ему на колени и он опустил ладонь ей на макушку.

— Я не знаю, за что убили отца, — вымолвил он наконец. — Разве он был мятежником? Или пособником кроданцев? Или он погиб из-за меня, глупого мальчишки, который влюбился не в ту девушку? — Арен почувствовал, как на глаза снова навернулись слезы, и уже не пытался их сдерживать. — Он боялся Гаррика, смертельно боялся, но Полый Человек пришел в Саллерс-Блафф, чтобы вызволить меня. А Клиссен тоже был в лагере, я его видел, и наверняка это он послал за нами вдогонку страхоносцев. Все это имеет ко мне отношение, но я не знаю какое, просто не знаю! Не знаю, был мой отец героем или трусом, и никогда уже не сумею спросить его…

Осознание, что отца больше нет, нахлынуло на него с новой силой, и он залился безудержными слезами; из носа текло, плечи вздрагивали, его душили рыдания — страшная, неукротимая скорбь изливалась потоком.

— Бедное дитя! — Вика обняла его, он уткнулся в мягкую меховую накидку и заплакал с новой силой — об отце, которого потерял; о матери, которую не мог вот так же обнять; плакал от злости и чувства несправедливости, от осознания, что всю жизнь его обманывали.

Наконец Арен исчерпал скорбь до предела. Вика поцеловала его в макушку, потом поднялась и заковыляла за дровами. Арен чувствовал себя выжатым и опустошенным; некоторое время он просто сидел, безучастно глядя перед собой. Наконец шмыгнул носом, выпрямился и утерся тыльной стороной ладони.

— Хватит, — негромко сказал он.

Когда Вика вернулась, он с каменным лицом уставился в сторону Скавенгарда, почесывая Скирду за ухом. Вскоре послышался скрип уключин: разведчики возвращались с озера. Раздался стук шагов по лестнице, а следом возглас:

— Арен!

Кейд подлетел к Арену, рухнул на колени и обнял друга так крепко, что у того перехватило дыхание.

— Ты очнулся! Очнулся! — повторял Кейд.

— Осторожно, буйвол ты этакий! — рассмеялся Арен. — Я еще не настолько окреп!

— О Девятеро, как ты меня напугал! — Глаза Кейда блестели от слез. — Я думал, ты больше не вернешься ко мне.

— Кейд?

— Да?

Арен ухмыльнулся.

— Давно ты стал таким плаксой?

Кейд разинул рот, а потом разразился смехом, поняв, что Арен отплатил ему за проделку в лазарете. Он занес кулак, будто собираясь заехать другу в лоб, но тот поднял руки и вскричал:

— Нельзя меня бить! Я больной! — Потом Арен заметил синяк на лице Кейда, и его веселость мигом улетучилась. — Кто это сделал?

— Я, — ответил Гаррик, входя в залу в сопровождении остальных. — А если подобное повторится, сделаю что-нибудь похуже.

— Ничего страшного, правда, — заверил Кейд Арена, застенчиво пожав плечами. — Я сам виноват. Ударился о дверь.

Но Арен его не слушал. Он смотрел на Гаррика, вскипая от гнева. Не довольствуясь обвинениями и насмешками, направленными против Арена, Полый Человек обратил свою ярость на его лучшего друга, и в то самое время, когда Арен не мог за него вступиться. Будь у Арена возможность, он прикончил бы подлеца на месте.

Вызов в его взгляде прочитывался слишком явственно.

— Хочешь что-то сказать мне, малец? — огрызнулся Гаррик.

Кровь бросилась Арену к лицу, сердце заколотилось. Он не мог вступить в противоборство с этим человеком, но не желал и отвести взгляда. Пусть он узнает, как его ненавидят.

— Очень это храбро — угрожать больному мальчишке, — негромко, но твердо заявила Вика. — Не забудь: он под моей опекой.

Гаррик скривился и отвернулся.

— Много чести этому щенку, чтобы его бить, — сказал он. — А здешние развалины мертвы, как и люди, которые их возвели. Отдохните покамест. Больные или здоровые, с первым лучом мы отправимся в Скавенгард. И на этот раз назад не вернемся.

Он вышел из помещения, прошагав мимо Фен и Османа, нерешительно топтавшихся в стороне. Киль покачал головой и закатил глаза.

— Ты рехнулся? — накинулся Кейд на Арена, едва Гаррик ушел. — Затевать драку в твоем состоянии? Он же в два раза тебя больше!

«Да, больше, — с горьким торжеством подумал Арен. — Но он первым отвел взгляд».

На другой день они поднялись с рассветом и переправились через озеро в Скавенгард. Лодка была небольшая, поэтому пришлось совершить две поездки. Арен и Кейд переправлялись во вторую очередь; Граб сидел на веслах, а Осман присматривал за всеми троими. Кейд смятенно оглянулся на лодочный павильон, который они покинули, и Арен понял, что чувствует его друг. Каким бы убогим ни было их временное пристанище, он боялся его покидать после увиденного в Скавенгарде. Арен подозревал, что те люди-тени были игрой воображения (ведь не так давно Кейд принял дикую свинью за исполинскую варгиню), но сам Кейд явно верил в них.

Они скользили по заросшему водорослями озеру; Арен сидел, укутавшись в одеяло. Еще слабый, он все-таки оказался в состоянии продолжить путь; снадобья Вики восстанавливали его силы с чудесной быстротой. Из носа текло, открылся непрекращающийся кашель, но он чувствовал себя гораздо лучше, хотя его по-прежнему преследовало смутное чувство стыда. В последние дни он был обузой для своих спутников, а Кейда и вовсе подвел, не оказавшись рядом, чтобы заступиться.

Они добрались до пристани, где уже поджидали остальные, и направились по холодным, молчаливым залам Скавенгарда. На этот раз все держались вместе, и Арена это радовало. Теперь он понял, почему струхнул Кейд: в здешнем безмолвии чувствовалось нечто зловещее, замок будто притаился и выжидал.

Вскоре Кейд принялся тараторить обо всяких пустяках, лишь бы скрыть волнение. Поначалу никто не хотел ему отвечать, чтобы не нарушать тишину еще больше, но Кейд не унимался, и вскоре все расслабились. Он принялся откалывать шутку за шуткой, большей частью на собственный счет, и остальные смеялись, забыв о неприятностях, которые он доставил им вчера; один только Гаррик оставался угрюм.

Арен понимал, чего добивается Кейд: он искал расположения спутников, и Арену это не особо нравилось. Прошлым вечером Кейд рассказал, как подслушал разговор Гаррика и Киля о Пламенном Клинке, и глаза у него восхищенно блестели. Он явно хотел к ним присоединиться. Как будто позабыл про синяк на щеке или про нескрываемую ненависть, которую Гаррик питал к Арену.

Арен не понимал, зачем Гаррик обязался заботиться о его безопасности. Ведь тот был врагом его отца и к самому Арену дружеских чувств явно не испытывал. Если Кейд считает, что они останутся с этими людьми хоть на минуту дольше, чем потребуют обстоятельства, он заблуждается. Арен не сомневался, что Гаррик чувствует то же самое.

«Не привязывайся к ним, Кейд, — подумал он. — Тем больнее будет, когда мы с ними расстанемся».

— И как вы бежали из лагеря, Кейд? — спросил Киль.

— В основном благодаря Грабу, — скромно заметил скарл.

Кейд покосился на него.

— Ну, прежде чем я расскажу, как мы бежали, нужно, чтобы ты имел представление, откуда мы бежали. Нескоро я позабуду им день, когда двери тюремной колымаги распахнулись и мы увидели перед собой…

И так, пока они шли, Кейд рассказал историю их заточения. Он смешил слушателей, изображая начальника лагеря Крента, капитана Хассана и особенно Граба. Граб тоже смеялся, но холодно, стараясь сохранить лицо. Потом Кейд перешел к более мрачным предметам: рассказал о том, как впал в отчаяние, как подсел на одуряющее зелье, чтобы забыться, и о событиях, приведших к взрыву в руднике.

— Пламя прорезало воздух? — спросил Киль.

— Ага. С такой силой, будто его выпустила сама Мешук. Меня подбросило, и я не знал, что творится, покуда…

— Что же произвело гром и молнию? — спросил Гаррик. Впервые за долгое время он вступил в разговор.

— Эларитовое масло, — угрюмо ответил Арен. Он не хотел говорить с Гарриком после его выходки с Кейдом, но не мог упустить возможности, чтобы показать: знаний у него побольше, чем у этого старого мерзавца. — Эларитовые скалы выделяют масло, которое скапливается во впадинах. Масло источает невидимые испарения, так называемый огненный дым. Когда он соприкасается с пламенем, масло возгорается и…