Алина

20 июня, суббота

Когда автобус въезжает в чужой для меня город, я дрожащими от волнения руками достаю из сумки телефон и набираю номер, который в контактах у меня появился лишь несколько дней назад. Трубку долго не берут, моё волнение удваивается. Надеюсь, Егор про меня не забыл. Чувствую, как внутри начинает скручиваться тугой узел болезненного ожидания. Наконец гудки прерываются, и до меня доносится хриплый мужской голос.

— Слушаю.

— Доброе утро, Егор, — здороваюсь, силясь скрыть дрожь в голосе. — Звоню Вам, как обещала. Я уже в городе, — со страхом вглядываюсь в мелькающие за стеклами автобуса незнакомые места: стеклянные небоскребы, длинные вереницы машин, десятки людей, стоящие в ожидании зеленого света для пешеходов. Поджилки трясутся от понимания того, в какую авантюру я ввязалась по собственной воле. Спохватываюсь, думая о том, что иного выхода не было.

— А… — словно только теперь Егор Субботин понимает, кто ему звонит в такую рань. — Это ты, Алина. Черт, — ругается он тихо, — сколько сейчас времени? Я же ставил будильник, — словно оправдывается.

— Сейчас без десяти девять, — уточняю, слыша, как мужчина тяжко стонет, наверняка, недовольно сползая со своей кровати. Ещё бы… Свалилась на его голову бедная родственница в выходной день. Смущение накатывает на меня горячей волной.

— Я уже еду, — деловито сообщает мне, будто это не я его только что разбудила. — Выйдешь из автобуса, далеко никуда не уходи.

— Да. Хорошо, — успокаиваю Егора. — Не спешите. Я подожду. Мне не сложно. Осмотрюсь, пока буду ждать.

Мой словесный поток обрывается, когда я понимаю, что меня уже никто не слушает. Нервно терзаю мобильный, ощущая небывалое чувство потерянности.

Как и договорились с Егором, жду его на перроне. На улице, несмотря на вполне себе раннее время, уже безумно душно. Не меньше двадцати пяти градусов — лето в этом году выдалось жаркое. Очень хочется пить, воду, как назло, забыла в автобусе. Надеюсь, Егор скоро появится. Верчу головой во все стороны, ожидая его появления, хотя, если честно, даже не представляю, как он выглядит. Я слабо помню его, видела лишь однажды в детстве но, со слов мамы, дядя представляется мне уже солидным мужчиной, спокойным, уравновешенным.

Мобильный оживает. Быстро принимаю звонок, подскочив со скамейки и завертев головой по сторонам еще активнее. Заодно обтягиваю легкий светлый сарафан, который из-за жары неприятно липнет к телу.

— Егор, я на перроне, — сообщаю, тяжело сглатывая и мечтая хоть об одной капле воды. — Номер…

— Привет.

Не успеваю договорить, слыша за спиной знакомый голос. Хотя в реальности он звучит немного иначе, чем по телефону. Более хриплый, низкий. По спине от этого звука бежит холодок, и я тут же оборачиваюсь. Окончательно теряю дар речи. Нет, это, наверняка, не Егор. Может, этому мужчине просто нужна какая-то помощь? Спросить что-то хочет?

— Как доехала? Всё нормально? — мужчина, на корню обрубая все сомнения, пристально рассматривает меня с головы до ног. Особенно задерживает взгляд на помятой юбке сарафана, которая закрутилась вокруг бедер. Становится стыдно за свой неприглядный вид. Мне страшно разочаровать человека, который бескорыстно согласился помочь мне.

— Егор? — выдавливаю из себя. Всё еще не в силах до конца поверить, что мужчина, стоящий сейчас передо мной, это мой дядя. Высокий, атлетического телосложения, с короткими темными волосами. Глаза спрятаны за темными очками. На Егоре светлая футболка с короткими рукавами, и я без труда могу рассмотреть татуировку, которая обвивает его правую руку от запястья до самого плеча.

— Не так меня представляла? — ухмыляется он, замечая мою растерянность, и я тут же краснею.

Да, мама всегда говорила, что у меня все эмоции написаны на лице. Конечно, я его представляла совсем другим. Разве так должен выглядеть степенной глава семейства? Ну, по крайней мере, в моей голове почему-то были несколько иные представления о нем. И глядя на человека, который сейчас улыбается мне, не верится, что ему уже за тридцать пять, он женат, у него есть дочка. Когда он снимает очки, я ещё больше теряюсь. Взгляд его голубых глаз острый, пронзительный, оценивающий.

Егор подхватывает чемодан с моими немногочисленными вещами, снова обводит меня пробирающим до костей взглядом. Мне неприятно такое внимание. Я будто чувствую себя лишней в этом большом городе. Хочется сгореть от стыда за свою дешевую одежду, за то, что не накрасилась с утра, не выпрямила волосы. Мне кажется, будто я не оправдала ожиданий… дяди.

— Поехали, — он решительно направляется куда-то, я послушно следую за ним. Рассматриваю его. Походка уверенная. Идет так, словно весь мир ему должен. — Ты куришь? — он на секунду оборачивается ко мне.

Быстро отвожу глаза от него, надеясь, что он не заметил, как я только что пялилась на него.

— Нет, — отвечаю со скоростью звука. Пробовала в юности, мне не понравилось. Но рассказывать об этом Егору незачем, так как он уже отвернулся и не обращает на меня никакого внимания.

Задумчиво наблюдаю, как Егор достает из кармана сигареты, быстро прикуривает, выпускает в небо струю дыма.

— Ну, и правильно, — снова оборачивается он и довольно улыбается. — Курить вредно.

— И, говоря это, Вы сами курите, — парирую я.

— Мне можно, — он продолжает целенаправленно идти вперед, не замечая, как заинтересованно посмотрели на него две молодые девушки, а через несколько метров осуждающе фыркнула пара пожилых людей. Егор, словно корабль в море, уверенно прокладывает себе, а заодно и мне, путь.

Как оказалось, нашей целью была стоянка авто. Машина у Субботина хорошая. Я не особо разбираюсь в марках, но, когда сажусь внутрь, меня обволакивает запах натуральной кожи и свежести. Мне ещё не доводилось ездить в таких дорогих автомобилях. Снова накатывает чувство того, что я здесь лишняя.

Пока я пытаюсь справиться с эмоциями, Егор докуривает сигарету и только затем садится за руль.

— Кстати, ко мне можно просто на ты, — его глаза снова на моем лице. Изучают, испытывают.

— Хорошо, — не отвожу взгляда, чувствуя при этом, как румянец горит на скулах. Черт бы побрал стеснительность, с которой я постоянно борюсь. Мне уже девятнадцать, но в этой борьбе я до сих пор проигрываю.

Субботин хмыкает. Ему, наверное, смешно наблюдать за мной. От этого мне ещё более неловко. Чувствую себя едва ли не деревенской простушкой. Хотя это почти так и есть.

Весь путь до дома, где мне предстоит жить какое-то время, я отчаянно пытаюсь найти тему для разговора, но язык будто прирос к небу. Мы с Егором настолько разные, что мне даже сложно представить, о чем с ним можно поговорить. Говорю о каких-то пустяках, разговор не клеится, молчание напрягает.

Субботина же молчание, как мне кажется, не волнует совершенно. Он включил радио, и сейчас отбивает пальцами в такт играющей зарубежной мелодии. Когда песня заканчивается, Егор всё же нарушает безмолвие. Интересуется, как поживает моя мама, сестра. Рассказываю вкратце об обеих, но делаю это с таким напряжением в голосе, словно сдаю экзамен.

— А по отцу уже сколько лет осенью будет? — спрашивает, не глядя на меня.

— Восемь, — отвечаю после некоторой паузы. Годы быстро идут, хотя, кажется, что ещё недавно отец был жив. Мой отец и Егор были двоюродными братьями. Не скажу, что они часто общались, связь между нашими семьями, скорее, поддерживала моя мама. Она очень тепло относилась к родителям Егора. Однако, когда те умерли, общение оборвалось. Егор жил своей жизнью, мы с мамой своей. И всё же, когда понадобилась помощь, мама позвонила Егору. Он, к нашему величайшему облегчению, не отказался приютить меня на какое-то время.

И вот я в чужом городе. Вскоре мы останавливаемся возле одной из пятнадцатиэтажек в спальном районе, я с волнением выхожу из машины. Чувствуя, как легкий ветерок касается моей разгоряченной кожи под пожеванным долгой дорогой сарафаном, облегченно выдыхаю. Однако облегчение недолгое, снова приходят мысли о том, как ужасно я, наверное, сейчас выгляжу. В очередной раз ругаю себя за то, что не подготовилась к встрече тщательнее. Поднимаю руки, чтобы затянуть хвост потуже, и обеспечить приток свежего воздуха к влажной шее.